– О чем ты?
– Вот эта штука, на комоде? – он ткнула пальцем в Сэра Исаака Ньютона.
– А, это. Эта, как ты выражаешься, штука называется «чернопятнистый тритон». Амфибия, как ты, возможно, и сама понимаешь, из семейства саламандровых, вид Diemyctylus.
– Что за чепуху ты несешь?
– Чепуху? – я просто оскорбилась. – Это совсем не чепуха, а латынь, между прочим. Бинарная номенклатура Линнея. С помощью которой мы, ученые, классифицируем всю живую природу.
Она ни чуточки не впечатлилась.
– Вот смотри. Сейчас я его покормлю, он питается мухами. У меня тут в коробке для него дохлые мухи. Я их вместе связываю веревочкой – нелегкая, поверь мне, работа. Веревочку вешаю у него над головой, чтобы пробудить аппетит. Он не станет есть, если мухи не двигаются.
– Гадость какая! Выбрось немедленно.
Ну и ну. Пришла в себя и тут же раскомандовалась.
– Он мой. Я его изучаю. И не смей его трогать.
– И пальцем не притронусь.
Бедный Сэр Исаак. Весь мир против него. Если она так из-за тритона волнуется, пусть лучше считает, что змея ей просто приснилась.
Ночью, когда мы улеглись – она на кровать, я на матрас, – я спросила:
– А что в этом смешном футляре в шкафу?
– Не смей его трогать.
– Не буду, ты просто скажи, что это. Концертино? Музыкальный инструмент, да?
– Мало же ты понимаешь в жизни. Замолчи и спи.
– Ни за что, пока ты мне не скажешь.
Она вздохнула:
– Это пишущая машинка. И не смей ее трогать, а то я твоей маме скажу.
– Потрясно! – насколько я знала, во всем городе есть только одна – в редакции нашей местной газеты, новомодное изобретение! Заправляешь лист бумаги в валик, а потом стучишь по клавишам с буквами, прямо как на пианино. Потрясающий результат получается, ровненькие печатные буквы, как в книге.
– Покажешь мне?
– Нет. Спи уже.
– А зачем ты ее привезла?
– Отцепись и спи.
Но от меня так просто не отделаешься. На следующий день, когда она принимала ванну, я открыла шкаф и тщательно – предусмотрительная Кэлпурния! – изучила расположение футляра, чтобы потом вернуть машинку на положенное место. Я подняла футляр – ужасно тяжелый, прямо тонну весит. Затаив дыхание, откинула крышку. Похоже, машинка пережила наводнение без каких-либо последствий. Черная, блестящая, невероятно сложно устроенная. Сверху красивыми золочеными буквами написано: «УНДЕРВУД». У каждой буквы алфавита своя круглая клавиша, но расположены они в полном беспорядке. Как найти ту, которая тебе нужна? И еще куча сложных рычажков и механизмов, я их побоялась даже тронуть. Зачем она ее привезла? Машинка точно работает, и она явно знает, как на ней печатать. Никто в здравом уме не потащит такую громоздкую штуку, если не знает, как ею пользоваться. Я осторожно закрыла крышку и аккуратно поставила машинку на место.
На следующее утро Агги в первый раз вышла к завтраку. Джей Би с любопытством на нее уставился и с набитым ртом – он ел оладьи – спросил:
– А кто эта леди?
– Это твоя кузина Агги, – объяснила я. – И пожалуйста, не разговаривай с полным ртом.
– А что такое кузина?
– Знаешь тетю Софронию и дядю Гаса?
– Неа.
– Конечно, знаешь. Их фотокарточка на пианино стоит.
Джей Би явно не знал, о чем это я толкую. Да, в его юные годы объяснить ему сложные родственные связи будет нелегко.
– Неважно, Джей Би. Она с нами поживет какое-то время. Большой ветер сдул ее дом, и ей больше негде жить.
Тут он явно оживился:
– Как волк у трех поросят?
– Это был не волк, Джей Би, а сильный-сильный ветер, шторм. Знаешь, что такое шторм?
Но столько новостей сразу утомили шестилетнего мальчика, и он снова уткнулся в тарелку с завтраком.
Чтобы отметить возвращение домой – к тому же все пропущенные дни рождения, – отец решил поговорить с каждым из нас в кабинете поодиночке. Он произнес небольшую речь о том, какой он счастливчик и как прекрасно, что у него такая семья, что все целы и невредимы, а затем стал спрашивать, как я себя вела в его отсутствие.
– Ты была хорошей девочкой, Кэлпурния, пока меня не было?
– По большей части, папа.
– Маму слушалась?
– Ну, по большей части, папа.
Он обдумывал мои ответы, словно решая что-то.
– В таком случае у меня для тебя есть особый подарок. Протяни руку.
Вместо пятицентовика или десяти центов у меня в руке оказалась тяжелая монета. Золотая. Пять долларов. С одной стороны женский профиль, символ свободы, а с другой – орел и щит. Никогда столько денег за раз не видала. Целое состояние! И все мне!
– Постарайся не растратить по пустякам.
Я сразу же подумала о том, какие купить книги, чтобы не выпрашивать у миссис Уиппл из локхартской библиотеки, а то она сразу же корчит физиономию, стоит попросить что-нибудь «не подобающее юной девице».
– Это вклад в твое будущее, – сказал папа.
Сколько же можно будет купить научного оборудования! Может быть, даже собственный подержанный – сильно подержанный – микроскоп.
– Лучше всего сохрани деньги на будущее – на приданое, например.
Приданое? Белье? Платья? Он что, издевается? Но на лице – ни намека на улыбку. Я не верила своим ушам. Как такое может быть? Мой собственный отец – и совсем меня не понимает. Словно я иностранка, словно я из другого племени или даже представитель другого вида.
Отец удивленно взглянул на меня – ни слова благодарности?
Я просто не могла выдавить ни звука, потом наконец пробормотала:
– Спасибо, папа.
– Пожалуйста. Теперь пошли ко мне Тревиса.
Я спрятала монету в карман фартука и с тяжелым сердцем вышла из комнаты. Как получилось, что отец совершенно не понимает родную дочь?
Тревис, Ламар и Сал Росс ждали в коридоре. Тревис взглянул на меня и прошептал:
– Тебя ругали?
– Нет, все просто отлично.
– А почему у тебя вид такой?
– Просто так. Ты следующий.
Я ушла к себе. С одной стороны – здорово, что столько денег. А с другой – почему папа такой? Может, меня удочерили? Может, мои настоящие родители – кто бы они ни были – подсунули меня в гнездо к Тейтам, как кукушка подсовывает яйцо – пусть другие растят. Ужасно несправедливо. Остается утешаться только тем, что у меня есть дедушка. Мне с ним страшно повезло. Лучше бы он был моим отцом, а не дедом – все-таки дедушка мало что может изменить в моей судьбе. Я еще раз полюбовалась монетой, завернула свое сокровище в папиросную бумагу, положила в коробку из-под сигар и засунула под кровать.
Через неделю мама от облегчения и радости – Агги снова стала общаться с людьми – предложила, чтобы мы сходили в магазин в центре города. Я весело согласилась – какое-никакое развлечение. Монету я мудро оставила дома, чтобы не впасть в искушение и не потратить все сразу. Мама и Агги перебирали шелк, лен и хлопок, я просматривала прикрепленные к прилавку новейшие каталоги компании «Сирс и Робак». Нашла себе занятие по крайней мере на полчаса. По каталогу можно купить все на свете, от пальто до белья, от парика до часов, от пианино до трубы, от ружья до противозмеиного набора – с его помощью можно отсосать яд. Можно купить швейную машинку «Зингер» (мы так купили нашу), а можно купить уже готовые блузки, юбки и всякую другую одежду – это вместо того чтобы шить самим. Красота! Можно купить занавески, и ковры, и даже трактор, и новомодный автомобиль. И их привезут прямо к твоему крыльцу всего через три месяца. Правда, быстро? Можно купить и самые обычные вещи – большой мешок муки, сахар, бобы. Компания – настоящий спаситель для каждой домохозяйки, живущей вдали от города в крытой дерном землянке. Небось, бедняжка, каждый день оглядывает горизонт: не привезли ли ее покупки?
Мистер Гейтс, папа Лулы, пришел купить патроны для ружья. Он снял шляпу, здороваясь с мамой.
– Передайте мужу, миссис Тейт, чтобы он держал глаза открытыми. У нас то и дело пропадают цыплята. Не знаю, то ли это енот, то ли лиса, то ли еще кто. Я его на днях чуть не подстрелил, думал, что попал, но цыплята продолжают пропадать.
– Спасибо, мистер Гейтс, обязательно скажу мужу.
Продавец с поразительной сноровкой упаковал наши покупки в оберточную бумагу и перевязал грубой бечевкой. Мы уже собрались уходить, как мама вспомнила:
– Кэлпурния! Я же не купила тебе спицы.
– Чего?
– Нужен третий номер.
– Зачем мне спицы?
– Вязать подарки к Рождеству.
– Чего-чего? – Ой, не нравится мне это дело.
– Немедленно прекрати повторять одно и то же, как этот ужасный попугай. Какое счастье, что мистер О’Фланаган его забрал. И о чем только твой дедушка думал? Я говорю о подарках к Рождеству. В этом году пора заняться перчатками.
Ужас какой! К прошлому Рождеству меня заставили вязать носки для всей мужской части нашего семейства – под конец уже казалось, что у меня тысячи родственников. Неделю за неделей я вязала, вместо того чтобы заниматься наукой. Я просто возненавидела каждую минуту, проведенную за вязанием. В результате получились жалкие кривые уродцы, весьма отдаленно напоминающие носки. Никто их ни разу не надел, понятно почему. А теперь еще перчатки?
