За свою жизнь я не раз видел у бездомных собак крепкие семьи с супружеской верностью. Видел семьи с изменами и ревностью. И видел сучек, которые воспитывали не своих щенков. Но чтобы бродячий пёс усыновил чужих щенков, видел впервые. Естественно, этот благородный пёс вызывал у меня уважение и восхищение. И не только у меня.
Альма к этому странному семейству относилась с огромной симпатией. И пёс-ангел, так же, как и мать щенков, доверял Альме, она была единственной собакой, которую он подпускал к навесу. А щепки принимали её за няньку или старшую сестру, не знаю, что у них было в голове. Альма ежедневно приносила им подарки — в основном игрушки, которые находила в детской песочнице. Но часто и дома откладывала для них что-нибудь вкусненькое. Я положу в её миску две котлеты — она одну съест, а вторую спрячет под табуретку. Только соберёмся на прогулку, она сразу котлету в зубы, а выйдя из подъезда, спешит к конуре-навесу, причём делит котлету на две части, чтобы досталось каждому из щенков. Щенки слопают угощение и затевают игру — прыгают и виснут на Альме, вцепившись зубами в её холку. А зубы у них резались, были мелкими и острыми, но Альма всё терпела. Только когда малышня кусала её за уши, трясла головой. Пёс-ангел смотрел на эти игры со стороны, смотрел то радостно, то печально. Трудно было понять, о чём он думал. Возможно, жалел щенков, что они с детства лишены материнской любви.
Но однажды эти замечательные собаки пропали. Говорили, пёс-ангел куда-то увёл щенков, но куда и почему, никто не знал.
Появилась у Альмы и соперница — взрослая беспородная толстуха из соседнего подъезда. Во дворе её звали Найда, но её хозяин, парень-студент то ли в шутку, то ли всерьёз, требовал называть её Эльза Францевна. Говорили, что так зовут его тётку, на которую Найда очень похожа. А себя студент называл меломаном. В самом деле, из его квартиры постоянно неслась музыкальная канонада. Соседи студента не раз писали письма в милицию, что "от сумасшедшей музыки нет житья", но власти только разводили руками.
У студента совсем не было времени гулять с Найдой, он только выпускал её из подъезда и тут же возвращался к своей музыке. Найда считалась особенной собакой. Её особенность заключалась в том, что она была домоседкой и выходила из дома только по нужде. Она никогда не заглядывала на собачью площадку, не общалась ни с собаками, ни с их хозяевами. Выскочив из дома, словно ошпаренная, разгоняя голубей и кошек, она приседала в определённом месте и вновь подбегала к подъезду. И подавала студенту голос, чтобы он открыл дверь. Но её голос тонул в громких звуках "канонады". Обычно ей открывал дверь кто-нибудь из жильцов их подъезда. Одни из собачников (в основном пожилые люди) говорили, что Найда давно оглохла от жуткой музыки безответственного студента, другие (в основном молодые люди), наоборот, были уверены, что она любит музыку хозяина и что у неё классный музыкальный вкус.
Найда с первого взгляде невзлюбила Альму. Увидев соседку-толстуху впервые, Альма пошла было знакомиться с ней, но Найда брезгливо отвернулась и, фыркнув, побежала по своему маршруту. И в последующие дни она демонстративно не замечала Альму. А однажды даже напакостничала — справила нужду у нашего подъезда, давая понять Альме, кто хозяйка в доме. Думаю, она просто завидовала молодости и красоте моей подружки.
Из тех собак, кто имел хозяев, во дворе постоянно прогуливался красавчик далматинец Гоша, который на всех собак смотрел насмешливо, с ироничной ухмылкой. Было ясно, Гоша немного спятил от своих медалей. Ну а главенствовал среди собак полу-породный Дик, крутолобый пёс с мощной грудью и суровым взглядом. Об этих молодчиках я ещё расскажу.
Глава двадцать четвёртая
Брат Альмы
Осенью начались дожди. Альма тоскливо смотрела в окно, её тянуло в посёлок, где, как ей казалось, круглогодичное лето, участки, полные цветов, где Гришка с Мишкой, Баксик, приятели по "собачьей школе", где яркая, насыщенная жизнь, как вечный карнавал. Альма то и дело подходила ко мне, теребила лапой, звала на дачу.
Однажды на выходные мы поехали, чтобы "законсервировать" дом. Уже наступил ноябрь, в посёлке было пустынно. Альма озиралась по сторонам, прислушивалась, надеялась увидеть знакомых собак или услышать их лай, но в ветвях только слышалась трескотня сорок. А тут ещё пошёл дождь, и Альма совсем загрустила. Чтобы немного её развеселить, я приготовил вкусный ужин. Наевшись, Альма потянулась и рыгнула. Я пристыдил её:
— Альма, ну как тебе не стыдно? Веди себя прилично, ведь ты же девушка.
Моя подружка смутилась, стыдливо опустила голову, но тут же приосанилась и, выпятив грудь, хмыкнула: — Это у вас, у людей, рыгать неприлично, а у нас, у собак, означает: "Спасибо, хорошо поела, больше не лезет!"
В доме было холодно, и на ночь я затопил железную печурку. Мы выспались неплохо, а проснулись от перезвона колокольчиков. Я сразу подумал — кто-то из дачников приехал на тарантасе. Летом, бывало, кое-кто из любителей шикануть прикатывал из Истры на лошади с бубенцами и колокольчиками. Но оказалось, ночью ударил мороз, на ветвях образовались сосульки, и, раскачиваясь, они издавали мелодичные звуки.
По пути в город я объяснял Альме, что у каждого времени года своя жизнь, что зима пройдёт быстро, начнётся наше любимое лето и мы снова будем жить в посёлке.
Однажды, во время утренней прогулки, мы с Альмой увидели двух людей в поношенной одежде: сутулого небритого мужчину и симпа-тичную женщину с усталым лицом. Они копались в мусорных контейнерах, выискивали бутылки и банки из-под пива и складывали их в большие сумки. Странную пару сопровождал молодой кобелёк, долговязый, худой, но поразительно похожий на Альму. Конечно, моя подружка выглядела упитанной, и шерсть у неё была чистой, блестящей, а у него — грязной, в колтунах. И взгляду Альмы лучился, а у кобелька был потухший. Но по строению и масти они были похожи как две капли воды. Я подивился такому сходству, а тут ещё Альма вдруг подбежала к кобельку и поцеловала его в ухо. И
