– Зачтется, зачтется, - покивал Алешка. - А вы руки помойте, они у вас все в варенье.
– И лицо - тоже, - добавил я. Потому что доктор в волнении время от времени то прижимал ладони к щекам, то трогал, в задумчивости, свой мудрый лоб.
Мы откланялись. Алешка в калитке чихнул, а я почесался. Наверное, тоже от волненья.
И наверное, от волненья мы не догадались спросить у доктора, в каком виде будет это самое «легкое полезное снотворное»? О чем в свое время нам пришлось очень пожалеть…
– Ну, наконец-то хоть вы явились! - сердито встретила нас мама. - Все мои мужики разбежались. Даже кормить некого. Мойте руки и - за стол!
Не успели мы вымыть руки, как приехали папа с дядей Федором. На нашем «фордике».
– Ура, - сказала мама. - Но он будет правильно ехать? Не задом и не боком? И взрываться не будет?
– Все путем! - хвастливо сказал дядя Федор. - Я им там всем показал, как надо работать! Подумаешь, мастера! Ну, конечно, они меня признали. Зауважали. Говорят: если бы не Федор Ваныч, ни за что бы не справились!
Вот это да! Вот это завирает «сапожник, которому надо руки оторвать»!
Мы с Алешкой не выдержали и расхохотались. От всей души. А дядя Федор глянул на нас с подозрением.
– Что ж, - сказал папа. - Завтра в путь. На озеро. Давайте-ка потихоньку собираться. Доделаем все и пораньше ляжем. Мне вот только надо вечерком в одно место съездить. Но это не надолго.
– По делу Хлястика? - спросил я.
– Естественно, - ответил папа.
И мы сели обедать.
А после обеда Алешка объявил:
– Сегодня мы с Димой посуду моем.
Я понял, что это неспроста, покорно собрал грязные тарелки, и мы пошли на ручей, сопровождаемые гордым и ласковым взглядом нашей мамы.
Я опустил тарелки в воду и стал намыливать губку. Алешка сидел рядом на камушке и говорил:
– Дим, надо сбегать в монастырь. Понимаешь, я хочу на всякий случай ловушку там поставить, для Чашкина. Ты мой, мой как следует. Не отвлекайся.
– Какую еще ловушку? - недоверчиво спросил я. Как бы нам самим там в ловушку не угодить.
– Понимаешь, этот Чашкин - он хитрец великий. Вдруг как-нибудь вывернется? Но деньги он в тайнике не оставит. Он за ними обязательно прибежит. А ловушка - бац! - и захлопнется. Тогда уж он никуда не денется. Ты мой, мой как следует, не отвлекайся.
Короче говоря, когда мы вернулись с чистой посудой, Алешка, в точности как папа, сказал:
– Нам нужно вечерком в одно место сбегать.
Дядя Федор не совсем нас понял и посоветовал:
– Чего далеко бежать в одно место? Вона, за кустиками…
А мама сказала:
– Только не долго. У нас еще много дел.
– Мы на полчасика, - пообещали мы и помчались в монастырь, незаметно захватив фонарик.
ЛОВУШКА ДЛЯ МАЛЫША
Когда мы вернулись, папа уже был готов отлучиться в какое-то там свое местечко.
– Тебя отвезть, Саныч? - с готовностью вскочил дядя Федор.
– За мной заедут, - коротко ответил папа. - А вы что скажете? - спросил он нас. - По глазам вижу - не терпится.
Оно так и было.
– Дим, ты рассказывай, - сказал Алешка, - пап, а ты не перебивай.
И я рассказал все по порядку и во всех подробностях. Только постарался обойти стороной наши путешествия по подвалам, особенно сегодняшнее. А в завершение рассказа доложил:
– Ценный груз оформляет, отправляет и потом сообщает Чашкину Иван Иванович Лодкин. По кличке Суслик. Особые приметы - посвистывает и два зуба над губой торчат. Его офис находится на Луговой улице. Город не знаем.
Папа кивнул:
– Это не проблема.
– Машина у него, - вставил Алешка, - марки МВД… ошибся - «БМВ». Номер 177, буквы не запомнил.
– Тоже не проблема, - опять кивнул папа.
– А грузы, похищенные с фуры, они всегда сдают в супермаркет какого-то Фирса.
Папа и на это кивнул довольно спокойно. Мне вообще почему-то показалось, что ничего особо нового он от нас не узнал. И к тому же не очень хмурился, видно, уже начал смиряться с нашими фокусами.
Мама, правда, все время ахала и прижимала ладони к щекам - то ли пугалась, то ли радовалась - каких ловких, умных и отважных детей она воспитала.
Зато дядя Федор своего восторга не скрывал.
– Не, ну вы молодцы, робяты! Бравые сыщики! Орлы! Вот как я великий автомеханик, так и вы тоже великие сыщики. Ну, может, чуть помене. Не, ну точно - от вас пользы больше, чем вреда.
Знал бы он, кто запихнул в выхлопную трубу чугунное ядро XVI века, он наверняка последнюю фразу сказал бы наоборот.
Но дядя Федор об этом не знал тогда, не знает и теперь.
Тут подъехал наш знакомый «уазик» с участковым, и папа куда-то с ним уехал. Наверное, по делам Хлястика. Надеюсь, он при этом не забудет принять соответствующие меры и к Чашкину, и его компании. Чтобы взять их, как говорится, с поличным.
Как только папа уехал, мама нас запрягла по полной программе. Мы все привели в порядок, упаковали и уложили в машину все вещи, оставив только чайник и по кружке каждому на утренний чай. Даже закопали ямку для мусора. Еще чего-то там поделали.
И стали маяться. Время неумолимо приближалось к девятнадцати ноль-ноль.
– Мам, - не выдержал Алешка. - Мы прогуляемся немного, ладно?
– Попрощаемся с окрестностями, - включился и я.
Мама подняла голову от книги и не очень охотно согласилась:
– Ну сходите. Деда Степу повидайте. Передайте ему привет и пожелания скорейшего выздоровления.
Щас! Как же! Два раза!
– С козой там поосторожнее, - напутствовала нас мама, вновь опуская глаза в книгу.
– Яблочко захватите, - посоветовал дядя Федор. - Чуть взбрыкнет - вы ей яблоком в лоб!
– Ладно, - сказал Алешка и действительно, как мне показалось, взял яблоко.
– Дим, а правда грустно, когда откуда-то уезжаешь, да? - сказал Алешка по дороге. - Только привык и надо расставаться. Я этот монастырь очень полюбил. Может, я даже архитектором стану. Или археологом.
– Да, - согласился я. - Мне этот монастырь тоже очень полюбился. Сначала страшновато было, а потом интересно. Ты чего прихрамываешь?
– Яблоко в кармане мешается, - ответил Алешка. - И раскопки я не успел сделать.
– А давай уговорим родителей. Заедем сюда на обратном пути. Покопаемся.
Мы подошли к монастырю. Он высоко вознес свои разрушенные, но все равно неприступные стены и башни. И вечерний свет так удачно их окрашивал, что они показались нам целыми и невредимыми. И очень красивыми. Наверное, такими они были в древности и такими станут после реставрации.
Мы забрались на воротную башню и сели за своим любимым зубцом, прислонясь к нему спинами. От камня шло приятное дневное тепло. Чуть шевелилась листва березок, с таким трудом выросших на этих камнях. Было тихо-тихо, только гудело вдали неустанное шоссе.
Солнце потихоньку садилось. От монастыря, от деревьев потянулись через все поле длинные синие тени. Стало немного прохладнее, но камни все еще отдавали свое тепло.
– Скоро мышки летать начнут, - проговорил Алешка.
– А за ними кошки, - добавил я, и мы немного посмеялись, хотя на душе, конечно, было сумрачно и тревожно.
– Тебе деда Степу не жалко? - спросил Алешка.
– Есть немного, - признался я.
– А мне - нет. Вот Хлястика мне жалко. Потому что он пострадал за свою доброту, а дед - за свою вредность.
Что ж, какая-то логика в его словах есть. Когда человек целится из рогатки в стекло проезжающего автомобиля, а резинка вдруг лопнет, и он схлопочет себе в лоб - нужно его жалеть? А дед ведь не только целился, он ведь и стрелял. Образно говоря, как сказала бы мама.
– Интересно, - сказал Алешка, - где-то сейчас этот Хлястик? - И сам ответил: - Сидит, наверное, у своего костра и печет картошку, да?
– А может, уже спит в своем шалаше.
– Одинокий такой… - проговорил Алексей.
Да, быстро наши детки взрослеют.
…Начало темнеть. По шоссе уже забегали фары. А по небу уже замелькали в своем полете мышки.
А за ними - кошки… Послышался вдали тяжелый шум большой машины. Мы привстали и увидели, как от шоссе ползет к нам пятно яркого света. Сейчас они уже не таились, убежище свое им теперь скрывать без надобности. Перегрузят по-быстрому награбленную французскую косметику в несколько машин и в сопровождении гаишного «жигуленка» «ДПС-16» отправятся в маркет Фирса. А сюда уже никогда не вернутся. В любом случае, надо сказать.
Вскоре выползла к монастырю громадная фура - мы нырнули за свой надежный зубец, - прошла в ворота и скрылась в подземелье, где уже ждали ее фургончики. А за фурой проскользнул следом хитрый «жигуленок», за рулем которого почти не видно было Малыша-Чашкина.
Алешка попытался покачать зубец. Не получилось - он стоял твердо.
– Ты чего? - спросил я.
– На всякий случай, - объяснил Алешка очень деловито. - Вдруг они удерут.
Тут до меня дошло, что Алешка вспомнил рассказ архитектора о том, как осажденные сбрасывали со стен на врагов каменные зубцы. Вот уж не хотел бы в это время оказаться в машине, возле башни.
