К подъезду штаба подъехала машина. Низенький седой генерал вышел из неё и прошёл в штаб. Офицеры вытянулись и козырнули. И опять на улице было тихо, и только далеко-далеко слышался артиллерийский гул. Там продолжали наступать наши части.
Коле очень хотелось есть. Он был уверен, что сейчас же попадёт к Рогачёву и тот его, наверное, накормит обедом, прежде чем отпустить обратно к деду. Он почти не ел утром от волнения и не взял ничего из запасов Василия Георгиевича. Кроме того, было очень обидно, что после всех приключений с ним даже не хотят серьёзно разговаривать. И ещё Лена смотрела на него умоляющими глазами. Она верила, что он всё может придумать и уладить.
Коля совсем расстроился. Почему, в конце концов, так на него рассчитывают? Не может он для всех всё придумывать! Он даже стал ворчать вполголоса:
- Ну, не пускают и не пускают! И ничего я не могу сделать. Что мог, я делал. А тут не могу. Не могу, и всё тут.
Даже не оборачиваясь, он чувствовал на себе жалобный и беспомощный взгляд Лены.
Он встал и взял Лену за руку:
- Пойдём попробуем ещё.
Около штаба стояли теперь другие офицеры. Однако и они также усмехнулись, когда Коля сказал, что ему нужно к Рогачёву. И только посоветовали идти не в политотдел, а в горсовет, который уже, наверное, начал работать.
Но теперь Коля решил не отступать.
- Дело в том, - сказал он, - что эта девочка - дочь Рогачёва. Вот, как хотите, так и делайте. А мне что? Пожалуйста, я уйду.
Один из офицеров, отвернувшийся было, считая, что разговор окончен, резко повернулся к нему.
- Что, что? - сказал он. - Что ты говоришь?
- То и говорю, - мрачно буркнул Коля, - дочь генерала Рогачёва. А там ваше дело. Не хотите пускать - не пускайте. Пожалуйста, я уйду.
Ещё два офицера подошли к ним и стали прислушиваться.
- Товарищ майор, - сказал один из них, - может, это действительно верно! Я слышал, что семья генерал-полковника была в оккупации.
Майор повернулся, хотел сказать что-то часовому, но в этот момент из подъезда вышел генерал.
Коля сразу понял, что это он. Коля почувствовал это по напряжению, с которым вытянулись и козырнули офицеры, по тому, как дрогнула рука Лены в его руке.
Рогачёв был высокий полный человек в генеральском мундире, с тремя большими звёздами на погонах. Из-под фуражки видны были седые виски. Он вежливо козырнул офицерам и шагнул к машине.
И тут Коля решился.
- Товарищ генерал! - крикнул он неожиданно тонким, мальчишеским голосом и, таща за собой Лену, подбежал к генералу.
Генерал повернулся и посмотрел на него внимательно и серьёзно.
- Товарищ генерал, - говорил Коля, задыхаясь и чуть не плача, - я... мы... Дедушка велел разыскать вас!
Генерал смотрел мимо него. Глаза у него были удивлённые и очень большие.
- Лена! - сказал генерал и повторил: - Лена!!
Лена стояла открыв рот, не в силах сказать ни слова. Слёзы текли по её лицу, и губы вздрагивали. Генерал опустил голову и сразу стал как-то гораздо меньше ростом. Коля увидел, что у генерала Рогачёва тоже дрожат губы, он хотел что-то сказать и не смог. Рогачёв сделал шаг вперёд, подхватил Лену на руки и, повернувшись, быстро пошёл с нею в штаб.
Последнее, что видел Коля, - это плачущее лицо Лены над широкой спиной генерала.
Офицеры молчали. Потом один из них сказал:
- Да, товарищи, вот какие дела бывают!
И тут Коля сквитался с офицерами за всё.
- "В горсовет"! - передразнил он их. - "В горсовет"! Вот вам и горсовет! - И, повернувшись, пошёл вдоль по улице.
За углом его нагнал запыхавшийся капитан. Коля отлично слышал его шаги и оклики:
- Мальчик, мальчик!
Но, во-первых, Коля считал, что он своё дело сделал и теперь ему надо скорее добираться к деду. Нечего ему тут делать, у него свои дела. А во-вторых, он предполагал, что пора перестать называть его мальчиком.
Однако капитан, видимо, сам понял свою ошибку. Он очень вежливо козырнул и сказал:
- Генерал-полковник Рогачёв просит вас зайти к нему.
Коля ничего не ответил. Он очень волновался. У него даже в горле спирало, и было трудно говорить. Он повернулся и пошёл за капитаном.
Генерал встретил его в дверях своего кабинета. Он его обнял и трижды поцеловал, как мужчина мужчину.
Лена сидела в кресле, заплаканная и такая счастливая, что от неё нельзя было добиться ни одного толкового слова. Потом генерала вызвали к прямому проводу, и они остались вдвоём. Лена всё не могла успокоиться и всхлипывала, и Коля, воспользовавшись отсутствием генерала, тоже немного всплакнул.
Потом какой-то майор записывал со слов Коли имена дедушки, фельдшера и всех других. Коля объяснял, что дедушка и Александра Петровна очень далеко, но майор только ухмылялся и говорил, что это не страшно.
Постелили им здесь же, в штабе. Генерал не хотел, чтобы Лена шла ночевать в другой дом. Засыпая, они видели освещённое лампой лицо генерала, склонившееся над столом, и слышали его тихий и уверенный голос.
Утром детей разбудил дедушка.
За ночь привезли всех: и Соломина, и Александру Петровну, и даже ворона. Немного позже пришли Гуров, Василий Георгиевич, Владик с Жуком и, наконец, Лёша и Нюша, которых долго не могли разыскать. Лёша очень смущался и время от времени громко откашливался, желая показать, что он ничуть не смущается. Нюша держалась уверенно, каждому пожала руку и сказала:
- Ждраштвуйте!
Обедали все вместе. Вспоминали пережитые приключения. Генерал расспрашивал обо всех подробностях и очень волновался.
Иван Игнатьевич рассказал Рогачёву, как погибла мать Лены.
Рогачёв слушал, шагая взад и вперёд по кабинету, а потом долго стоял отвернувшись, смотрел в окно и молчал.
Потом он заговорил о будущем. Конечно, Соломин вернётся сейчас в Запольск, и хорошо было бы, если б Лена пока жила у него.
Соломин очень обрадовался. Ему и самому без Лены было бы скучно. Да и детей не хотелось разлучать.
Соломин и Владику предложил у себя поселиться, а потом стал и фельдшера и Александру Петровну уговаривать переехать в Запольск.
Они отказались: у них больные, которых бросить нельзя, да и привыкли они к своим местам. Но Владика Василий Георгиевич отпустить согласился и обещал приезжать каждый месяц.
Решили, что после войны Иван Игнатьевич и Коля переедут к Рогачёву в Москву.
- Раз уж повезло Лене, - сказал Рогачёв, - и она нашла такого деда и такого брата, так нельзя их терять.
После обеда долго ещё сидели и мечтали о том, как война кончится, как будут жить в Москве, как Владик приедет поступать в Медицинский институт, как в воскресенье будут все вместе ходить в театр или в Парк культуры и отдыха.
Жук прыгал вокруг стола, а ворон, склонив голову набок, кричал:
- Воронок, Воронуша! Воронок, Воронуша!
