- Да нет, нет, барышня! Что вы! - засуетилась мать. - Проходите, Люсенька!
Люсик задержалась на пороге, близоруко щурясь. Потом, освоившись с полутьмой, прошла к кровати, где лежал Пашка. И села у него в ногах.
- Ну как, Павлик?! - спросила с такой искренней тревогой, что у Пашки запершило в горле. - Очень больно?
Он с трудом проглотил застрявший в горле комок, деланно засмеялся:
- Со мной порядок, Шиповник! Попал под пожарную телегу. Зашибло малость...
Люсик оглянулась на возившуюся у печки мать Пашки и поняла: о происшедшем на вокзале ей ничего не известно.
- Да-да, Павлик! - подхватила она. - Мне твои дружки на улице рассказали... Нужно быть осторожнее.
- Конечно, Люсик-джан! И мамка то же слово в слово твердит!
Люсик засмеялась от всего сердца, словно Пашка сказал ей что-то чрезвычайно приятное.
- Откуда ты знаешь армянский язык? - шутливо спросила она.
- Всего два слова: "джаник" и "джан".
- Это одно слово, Павлик, только форма разная. Но где ты его слышал?
Пашка понял, что в суматохе вчерашней ночи Шиповник не заметила, как Алеша Столяров назвал ее так.
- Просто слышал... Или, может, во сне...
- Значит, тебе снятся вещие сны.
- А сны бывают вещие? - спросил Пашка, всматриваясь в улыбку девушки, в ее темные глаза с золотыми крапинками.
- Бывают, - кивнула Люсик.
- А вы летаете во сне, Люсик-джан?
- О да! Почти каждую ночь! - засмеялась девушка и вдруг заторопилась, положила на колени портфель и расстегнула блестящий замочек. - Ты знаешь, Павлик... Я вчера получила деньги и решила полакомиться... Ты сладкое любишь?
Сзади зашаркали по кирпичному полу домашние шлепанцы, Люсик оглянулась. Мать Пашки стояла за ней и с каким-то странным выражением смотрела на руки, достававшие из портфеля белую картонную коробку.
Люсик спросила хозяйку смущенно и виновато:
- Простите, пожалуйста. Можно я буду звать вас майрик...
- Майрик? Что это значит?
- На армянском языке это значит - мать, мама.
- Ну, что ж, зовите так, Люсенька. Если хотите...
Несколько секунд пожилая женщина и девушка смотрели друг на друга.
- Спасибо, майрик, - кивнула Люсик. - Вы знаете, майрик, ребята мне сказали, что Павлика пожарная телега сбила, и мне захотелось угостить его... Вот я и пошла в кондитерскую Елисеева на Тверской. Знаете?
- На Тверской? Нет, Люсенька, я тамошних магазинов не знаю. На Тверской давно не бывала.
- Ну, все равно! - ответила Люсик. - Вот там я и купила сладенького. Может быть, мы вместе попьем чаю?
Люсик развязала тесемку, сняла с коробки крышку, под ней белым, розовым и малиновым цветом пестрели круглые булочки.
- Это как называется? - спросила мать, в то время как Павлик тоже рассматривал содержимое коробки.
- Просто пирожные! - пояснила Люсик. - Они вкусные. И Павлику и вам с чаем понравятся.
- Мы с сахаром да с леденцами привыкли, - заметила мать. - Сахар он сладкий.
- Пирожные тоже сладкие! - засмеялась Люсик, вскакивая. - Знаете что, майрик! Давайте-ка я вам помогу! Где у вас чайная посуда?
Со своей койки Пашка наблюдал, как хлопотали мамка и Люсик. К койке приставили табуретку, мамка накрыла ее чистым полотенцем. Появились чашки и блюдечки. Люсик выложила на тарелку пирожные.
И они трое чинно и неторопливо - мамка и Пашка с блюдечек, а Люсик прямо из чашки - пили чай с на редкость вкусными, тающими во рту сладостями. Люсик рассказывала о себе. Сначала училась в гимназии, потом кончила в Тифлисе школу народных учительниц, теперь в Коммерческом. Отец бухгалтер, когда-то был совладельцем фирмы дамских нарядов, но торговать не научился, разорился, пришлось наниматься на работу к другим. Нет, она в семье не одна, их четыре сестры...
Потом Люсик опять говорила о том, что Павлику необходимо учиться дальше, научиться как-то совмещать учебу с работой, раз уж работать ему необходимо. Мамка вздыхала и поглядывала в сторону печки: надо стряпать обед к возвращению мужа.
А Люсик и Пашка говорили о чем попало. Больше всего Шиповник твердила, что Пашке нужно учиться.
- Ты пойми, Павлик, хороший мой мальчик, - повторяла она, склоняясь над койкой. - Ты смышленый, умный, тебе это необходимо... Когда поправишься, будешь ходить к нам в "красную" на кружок, который я веду. Это, конечно, немного, но лучше, чем ничего...
Она задумалась. Потом заговорила тише:
- Знаешь, Павлик, это же чудесно, что ты умеешь читать и писать... Книга! Что значит для человека больше, чем честная, умная книга? Только встреча с настоящим большим человеком! У меня были в жизни такие встречи, Павлик. Сколько бы ни прожила, никогда не позабуду свою любимую учительницу - Елену Дмитриевну Стасову... Она сейчас далеко, в Сибири, в ссылке. Лишь за то, Павлик, что хотела добра и счастья людям! Она там не одна, Павлик, там много хороших людей...
Пашка молчал, не решаясь мешать задумавшейся Люсик.
- Ну вот, Павлик! - сказала она, услышав бой часов на пожарной каланче. - К сожалению, мне пора... Но запомни, милый мальчуган... Хорошие и честные книги, заставляющие думать, всегда учат доброте и мужеству. Это святые колокола моего детства, они многому научили меня... Очень хочется мне, чтобы и в твоем детстве появились такие зовущие, не дающие покоя колокола...
Увидев, что Люсик поднялась, подошла мать.
- Уходите, Люсенька?
Люсик не успела ответить. По-хозяйски топая, в полуподвал спустился Семен Ершинов, пристально оглядел Люсик и Пашку.
- Вам что, Семен Семеныч? - с тревогой спросила мать. - Ежели за квартиру платить, то когда сам с завода...
- Не об этом речь! - оборвал Ершинов. - Мое слово к этому шпингалету, к вашему молокососу. Ежели он еще станет Лопуха кормить, я его, Лопуха то есть, на живодерку сведу! А мальчишке уши надеру! Слышал?
- Да что вы, Семен Семеныч! - всполошилась мать. - Разве он посмеет против вас?.. Кто такое сказать мог?
- А вот и сказали! - возразил Ершинов. - И видать, не напраслина! Ишь покраснел, ровно девка крашеная! - Злым, внимательным взглядом с ног до головы окинул Люсик. - Значит, заводских навещать изволите, мамзель стюденточка?.. Н-да... Из сицилисток, поди-ка, а? Небось и на примете у околоточного значитесь?
Выпрямившись, Люсик строго глянула в обрамленное смоляной бородкой лицо.
- У Красного Креста, ваше степенство, членом которого я состою, - с вызовом ответила она, - есть святая обязанность. К вашему сведению, наш Красный Крест находится под попечительством ее величества императрицы российской Александры Федоровны!.. О том, как вы в дни военных испытаний выполняете ваши патриотические обязанности, как вы угрожаете брату воина, защищающего родину от германского вторжения, я могу доложить фрейлине двора ее императорского величества.
Люсик неторопливо застегнула жакет.
- Надеюсь, уразумели, ваше степенство? Если посмеете тронуть семью Андреева хоть пальцем... я обещаю вам крупные неприятности! Вы русский язык хорошо понимаете?
Ершинов молчал.
Люсик пошла к двери. На пороге обернулась.
- Павлик Андреев! Будь уверен, что Красный Крест, находящийся под попечительством ее величества, не забудет о твоей судьбе, судьбе брата защитника отечества!.. Вот так, ваше степенство!
Побагровевший Ершинов молча переминался с ноги на ногу.
14. ВСТУПЛЕНИЕ В ЖИЗНЬ
- Ну, сын, вот, значит, и кончились твои детские годы! - со вздохом сказал за ужином Андреич, отодвигая пустую миску и доставая кисет. - Не забрили бы Андрюху - другое дело. Гуляй, милый, пасись на воле, сражайся в свои бабки-козны. Но теперь, Павлуха, нам без твоей копейки в общем кармане никак не обойтись. С начала войны и хлеб, и все прочее вздорожало в пять, а то и поболе раз, а михельсоны нашему брату едва вдвое надбавили. Сами золото на военных заказах лопатами гребут, а как рабочему человеку жить - им наплевать!
Пашка сидел рядом с отцом. Ухо болело, но он старался не показывать этого, не морщиться.
- Да какая же беда, батя? - спросил серьезно, подражая отцу. Нагулялся я, наигрался!
Мать обняла Пашку, прижала его голову к груди.
- Пашенька! Радость ты моя остатняя! Всю бы свою кровушку капельку за капелькой отдала бы, лишь бы тебе не маяться в проклятом кузнечном аду. Это ведь со стороны глядеть легко, родненький! А там - огонь, вечный дым и смрад, железки раскаленные над головой висят-качаются, того и гляди, рухнут, зашибут насмерть! Ручонки-то у тебя для кузнецких дел слабосильные!
- Ну, мать, это ты зря! - нахмурился Андреич. - Павлуха всегда у меня под надзором будет, а потом - он у нас парень не слабее других, подзакалится на огоньке у горна, такой витязь-богатырь станет, хоть к самой царевне Несмеяне сватов засылай! Так, что ли, сын?
...Как-то весной, в первый пасхальный день, когда старики по-праздничному отдыхали дома, Пашка читал им вслух пушкинские сказки. Мать и отец слушали с гордостью: ишь каким грамотеем вырос сынок. Да и певучие слова сказок околдовывали, опутывали невидимыми ласковыми тенетами - так бы и слушал их без конца.
