с клетчатым пледом и представляется: — Я Вова, будем знакомы!
Я перевожу взгляд на седого отглаженного Вовиного напарника. Тот тоже кивает и говорит:
— Станислав Рэмович, очень приятно.
— Станислав Ремонтович? — удивляется Илья. Интеллигентный дальнобойщик сдержанно качает головой и негромко поправляет: — Рэмович. Было такое имя раньше, в советское время… Между прочим, весьма популярное.
— Угу, — Илья понимающе кивает. — У нас тоже в классе Августина, Эммелина, Виталия, Иона…
— Иона? — закатывается Вова. — Ну, повезло девке!
— Это мальчик, — вздыхает Илья, а Станислав Рэмович поясняет:
— Вова, Иона — мужское имя, вероятно, в честь пророка Ионы, который был в брюхе кита.
— Е-мое, — бормочет Вова, почему-то поглядев на свой живот, и поворачивается ко мне: — Ну, давай, рассказывай, показывай, что там у тебя?
Я еще раз, подробнее, рассказываю о наших злоключениях, в доказательство демонстрируя на ладони разобранную контактную группу. Пока я говорю, Вова успевает невежливо похохотать, почесать волосатым пальцем в волосатых ушах и уйти к Илье и тете Лене ставить им чайник и хлопать холодильником, где, по его словам, «колбасы еще осталось дохрена». Я усаживаюсь на нагретое Вовино место, и дослушивает меня Станислав Рэмович, не перебивая и задумчиво потирая сухие руки, будто он их моет. Наконец он говорит «позвольте», вежливо вынимает у меня контактную группу и разглядывает на свет кабинной лампочки:
— Да, вы совершенно правы. Контакты слегка окислились: видимо, от сырости. Неудивительно, в такой-то дождь. Позвольте отверточку, надо все-таки зачистить. А вы пока поешьте. Вон, Вова чайник поставил.
— Да… — соглашаюсь я и остаюсь на месте, глядя, как Станислав Рэмович ловко орудует плоской отверткой. От тепла у меня начинают дремотно закрываться глаза. В грузовике негромко играет радио: как ни странно, вроде бы не шансон. Периодически шипит какой-то черный приборчик на панели: видимо, рация. Из нее раздаются разнообразные голоса:
— Засада на шестисотом километре!
— Веткинский мост ремонтируют, объезжайте, ребят, а то встрянете, как мы…
— Мотель «Тюльпан» не работает, затопило у них там все…
— Стихийное бедствие, — светски замечает Станислав Рэмович, продолжая изящно полировать контактную группу. — Никогда раньше такого не наблюдал…
— Че ж вы, прям одни в Анапу поехали? — Вова подходит ко мне и сует кружку с чаем и тарелку с бутербродами: скользкая колбаса на сером квадратном хлебе. — Мне тетка, вон, сказала, что вы одни поперлись.
— А что в этом такого? — выпрямляюсь я.
— Действительно, Вова: в наше время женщины вершины покоряют, а Анапа — никак не вершина, — улыбается тонкими губами его напарник. Вова недовольно глядит на него:
— А я че? Я говорю: уважаю. Тебе сколько? Моя вот дочка такая же сопля, как ты. Мозгов, как у курицы. А ты, вон, всю машину свою сама нафиг раскурочила, — он смеется, тряся животом и подбородками.
— И правильно сделала, — замечает Станислав Рэмович. — Действительно, контакты окислились. Дочистим, поставим, покушаете и поедете.
— Мы не хотели вас задерживать, — поспешно вставляю я. — Вы можете дать нам фонарь, а замок я обратно уже сама…
— Ну что вы будете возиться, сами посудите, — взмахивает рукой дальнобойщик. — Там пружина тугая: давайте уж мы силу применим свою. Вы нас нисколько не задерживаете, мы все равно на отдых остановились.
— Да чем плыть по такому этому самому, лучше покемарить! — рявкает Вова. Я, внутренне с ним соглашаясь, откидываю голову и проваливаюсь в потертое матерчатое сиденье. Когда я расслабляюсь, вдруг оказывается, что мне ужасно хочется есть, и я начинаю обкусывать свои бутерброды. Тетя Лена с пронзительным хлюпаньем тянет чай и обменивается репликами с Вовой, а Илья в углу, как удав, вытянув шею и выпучив глаза, заглатывает целую сардельку…
Дальнобойщики нас не стесняются, и, кажется, мы им даже не мешаем. Вова, периодически похаркивая и вытираясь тыльной стороной руки, рассказывает тете Лене:
— Я вообще так романтичный. Я своей знаешь какие сюрпризы устраиваю, как из дальняка вернусь?! Как-то она приходит, а я ей весь половик, ну, в сенях, лепестками шиповника завалил. Входит по лепесткам в комнату — там магнитофон я включил на романтическую коллекцию, из свечек красных сердечко, а посредине этого сердечка на полу я лежу! Она не ожидала, думала, я только через неделю… Обрадовалась… — он прочувствованно вздыхает.
Я неожиданно для себя улыбаюсь. Станислав Рэмович косится на меня и тоже усмехается:
— Да, Вова у нас романтик, мне не в пример. Я-то скорее аккуратист.
— И один живешь в своем музее! — кричит Вова. — Я грю ему: Стас, давай тебя с кем познакомлю, тебя оторвут, грю, с руками, обычно мы, мужики-то, нормальные такие свиньи, а он во… Нет, грит, не надо, привык, грит, один…
— Совершенно верно, — соглашается его напарник. — Мне после рейсов с тобой, некоторым образом, полной тишины хочется.
— Хамло! — гремит Вова и довольно ржет. Я перевожу взгляд с одного дальнобойщика на другого и, наконец, спрашиваю полушепотом:
— Извините, Станислав Рэмович… А вы, наверное, по профессии не всегда водителем были?
— Верно, не всегда. Изначально я на заводе работал, мастером, — он протягивает мне отчищенную контактную группу и говорит, приподнимая брови:
— Я смотрю, вам кто-то вбил в голову стереотипы о людях без высшего образования? Вы их лучше выбросьте: это в жизни совсем не помогает. Думаете, мне отсутствие диплома не позволяет книги читать или еще как-то повышать культуру?
— Нет, я не думаю, — отвечаю я испуганно.
— Вот и зря, — строго заявляет Станислав Рэмович. — Когда человек не думает, так и начинаются все эти стереотипы о каких-то глупых рабочих, тупых строителях, грубых дальнобойщиках… Думать всегда надо.
— Надо, — соглашаюсь я, и дальнобойщик, наконец, прекращает меня отчитывать и примирительно говорит:
— Если вы доели, пойдемте поставим контактную группу на место. Вам же, как я понял, в Ростов надо хотя бы сегодня ночью попасть.
С дальнобойщиками жуткий «Кук-ойл» перестает нас пугать и становится приветливым и почти уютным. Дождь уже не идет, и начинает дуть несильный, теплый ветер. Тучи медленно расползаются, и, к своему изумлению, я вижу над дорогой красновато-фиолетовые остатки заката. В темных кустах вокруг нас сначала тихо, а потом все громче начинается стрекот и какое-то попискиванье… Вова разворачивает грузовик так, чтобы его фары светили прямо на Ласточку, и в ее салоне становится светло как днем. Мы вместе со Станиславом Рэмовичем ставим на место замок зажигания: точнее, ставит, конечно, он, а я подаю отвертки и винты.
— Как вы аккуратно все разобрали, — хвалит он меня. — Ничего не поцарапано, винтики на месте. Вы просто молодец. Машинами давно интересуетесь?
— Да я как-то да… Всегда… С детства… — отвечаю я с трудом, потому что мне мешает говорить
