Советники надолго притихли, размышляя над словами князя. Черного смутило их молчание. Он видел: не только старейшин, дружинников не убедил своими доводами.
– Быть может, князь расскажет, как мыслит он ратные походы наши, большой дружины и многочисленного ополчения? – снова спросил старейшина. – Где и как встретимся мы с хозарами и печенегами?
Теперь Черный не замешкался с ответом. Все это он заранее обдумал и мог обстоятельно изложить на совете.
– Хозары пойдут прямо на Чернигов – это наверняка. Тут и будет с ними у нас сеча. Нападения надо ждать со дня на день. Вот почему силы надобно собрать в Чернигове, как можно больше и скорее. Пока дружина будет готовиться, тысяцкие соберут народное ополчение и укроют его в посадских острогах, а всего более – в Чернигове. В нужное время рать ополченская оставит остроги и ударит хозарам в тыл.
Пока князь говорил об ополчении, старейшины стали шептаться между собой, пришли, видно, к согласию и подготовились возражать Черному. Хотя хозары и двинутся раньше всего на Чернигов, старейшинам не понравилось, что князь сводит борьбу со степняками только к защите Чернигова и своей дочери, что он собирается ожидать хозар за Черниговским валом и ни словом не обмолвился о прекращении разбоя печенегов на Дону и Донце. А там живут родичи – северяне. Хозары только собираются напасть, а печенеги уже напали. Подонье пылает в огне и стонет от нестерпимых мук. То правда, что князь – отец Черной, и им, старейшинам, негоже попрекать его за отцовские чувства. Но и согласиться с ним они не могут, ибо такое решение спасает князя, но не спасает северян.
– Мы-то пойдем к народу, – издалека начал тот же старейшина. – Но пойдет ли на это народ?
– Как так? – насторожился Черный, почуяв сопротивление его воле.
– А так… – повысил голос старейшина. – Северяне привыкли решать такие дела на всенародном вече. Без приговора веча они могут и не пойти за князем.
Черный побледнел: именно его, всенародного веча, боялся он теперь. Ведь оно давно уже требовало защитить Подонье. А что он сделал для защиты? Что он скажет северянам? Сошлется на малые отряды, которые отправил для видимости дела? А люди непременно спросят: где дела настоящие, раз печенеги жгут и разоряют северян на Донце? Вече может не пойти за своим князем. Либо принудит его идти в поход против печенегов… Нет, вече созывать нельзя!
– Не до народного веча теперь, – как можно спокойнее ответил Черный. – Хозары вот-вот будут под стенами Чернигова. Ополчение надо быстрей собирать.
Но старейшины еще более возроптали.
– Это не ответ, княже! – воскликнул один из них. – Собранное в Чернигове вече и есть готовое к ратному делу ополчение. Но народ захочет знать, куда его поведут, за что сражаться. На вече надо то сказать!
Князь хотел было возразить, что не время сейчас пререкаться, а несогласие с князем выгодно только врагам. Но побоялся, что люди вновь заговорят о союзе с полянами, и промолчал. Старейшины же воспользовались молчанием и еще теснее сплотились против Черного.
– Повторяем, княже, – заявил еще более твердо один из них, – на ополчение должно быть решение веча. Без него народ не пойдет за тобой. Таков закон северян, таков их обычай!
– Тогда я обойдусь без ополчения! – крикнул Черный, раздраженный упрямством старейшин. – С дружиной выступлю против хозар!
– Воля твоя, княже! – Старейшины поднялись и медленно стали выходить из-за стола.
Черный увидел, что погорячился, но остановиться было уже поздно. Да и не мог он побороть в себе княжеской гордыни.
XXI. НА ЛОВЦА И ЗВЕРЬ БЕЖИТ
Амбал никак не мог разузнать, о чем говорили на совете начальных мужей. Дружинники, которые были в гостиной и слышали те речи, даже под пьяную руку не проговаривались, а трезвыми тем паче. Да трезвыми они вообще с ним, хозарином, княжьим холопом, говорить не хотели.
Но это не останавливало Амбала, наоборот, разжигало в нем желание разведать, что было на совете. Видно, что-то особо важное решалось, если сохраняется в такой строгой тайне. Да и что он за ключник, если не знает всей подноготной княжьего двора.
И Амбала не оставляла надежда. Он искал, прислушивался, пока не напал на след.
Как-то вечером зашли к нему два подвыпивших сборщика мелких налогов – мытники, известные на весь град пьяницы и обиралы. Они стали умолять ключника нацедить им хоть по чаше вина. Амбал не раз гонял этих пройдох от княжеской винокурни, но сегодня ему захотелось поговорить с ними. Такие проныры и плуты всюду бывают и если не первыми, то уж и не последними узнают обо всем любопытном, о тайном и явном, что делается во граде.
Чтоб разговору не помешали посторонние, Амбал позвал мытников в укромный угол и, поставив на стол целый кувшин с янтарным вином, налил сначала по четвертушке, а потом по половине кубка в расчете, что у гостей быстрей развяжется язык.
– Вижу, мытные люди веселы сегодня, – начала он издалека, – наверное, удача сопутствовала вам на переправах?
– Какая там удача! – безнадежно махнул рукой приземистый, крепкий Мстислав, с толстой, как у лесного тура, шеей. – С торговли ныне толку мало. Говорят, печенеги дорогу перекрыли, не пускают торговых гостей ни в Итиль, ни оттуда.
– Ну, значит, вы с горя выпили? – не отставал Амбал, подливая в кубки искристого вина.
– С горя? – переспросил Мстислав и весело подмигнул своему молчаливому спутнику. – Хе-хе! Слышишь, Всеслав, с горя, говорит!.. – И, выпятив широкую грудь, зычно крикнул на всю винокурню: – Хватит уже пить нам с горя! Теперь нам весело! Отныне мы с Всеславом дружинники! Слыхал?
Амбал от удивления даже рот раскрыл.
– Дружинники? А в чьей дружине?
– Не знаешь? – удивился Мстислав. – Слышишь, Всеслав, он не знает. Хе-хе… В княжеской! – пьяно засмеялся Мстислав. – Князь собирает дружину. Огро-ом-ную! И мы со Всеславом теперь дружинники. Понял? Теперь мы пить-гулять будем и горя знать не будем. Понял?.. Одним словом, наливай.
– И давно вы в дружинниках или только собираетесь?
– Собираемся? Всеслав, скажи ему… Да мы уже бочку меда распили, а он – «собираетесь». Сам Славята…
– Славята, говоришь? – не утерпел Амбал. – Начальный муж княжеской дружины?
Мстислав посмотрел на него пьяными глазами и молча кивнул головой.
– А зачем князю дружинники? В поход, что ли, собирается? – спросил Амбал.
– В поход, – сонно подтвердил Мстислав и ударил тяжелым кулачищем по столу. – В поход, едят те мухи! Слышишь, в поход! И все! Будет у нас серебро и злато, всю винницу закупим! А пока что наливай!… При-и-вратник, при-и-вратничек… – запел он сильным, сотрясающим стены голосом, потом обнял Всеслава, уговаривая его петь.
А ключник думал тем временем, что лучше: выдворить пьяниц или, наоборот, совсем споить и оставить здесь опохмеляться. На похмелье им еще больше захочется выпить, тогда и язык проворней станет.
Амбал достал третий кувшин, наполнил кубки вином и подал дружинникам.
Однако поутру ни Мстислав, ни Всеслав ничего нового не рассказали. «Видно, ничего больше не знают», – злился Амбал. Хотел их выгнать, но сдержался: а вдруг пригодятся еще?
Мытники тоже не торопились, сидели за столом и молча поглядывали то на Амбала, то на опорожненный кувшин.
Заметив их взгляды, ключник умышленно не заговаривал о похмелье, пока пьяницы сами не попросили вина.
– Не дам, – решительно ответил Амбал. – Знаете, на сколько вчера выпили?
– На сколько?
– На целую солиду[33]!
– Х-ха! Ты что, одурел? – начал возражать Всеслав, но, как ни тужился, не мог вспомнить, сколько же он выпил вчера: кувшин, два, три, а может, и больше.
Видя его неуверенность, Амбал стал еще напористей.
– Пока не уплатите долга, не дам! Ни одного кубка не получите!
– Да побойся ты Перуна! – не выдержал Мстислав. – Разве могли мы выпить на солиду? Ты, видно, спьяну ничего не помнишь.
– Это кто же пьян был? – закричал Амбал. – Ты видел, что я был пьян? Видел, спрашиваю?
Что правда, то правда. Мстислав не видел да и не помнил, что было вчера… Но чтобы на целую солиду…
– Эх, пропади оно пропадом! – решил он помириться с ключником. – Ни по-нашему, ни по-твоему! Наливай, Амбал, еще по кубку, и пусть будет тогда солида! Будем в дружинниках, вернем. Правда, Всеслав?
– Истинная правда.
Однако Амбал стоял на своем.
– Не могу. Вино не мое, княжеское.
– Ну бери тогда свитку, – начал раздеваться Мстислав. Амбал рассмеялся.
– Чудной ты человек, разве свиткой откупишься?
– Мало? – спросил мытник и, поняв, что за солиду и вправду свитки мало, недовольно почесал затылок.
– Слышишь, Всеслав? – обратился он к товарищу. – Мало, говорит, скидывай и свою.
Но тут ключник решил отступить. В самом деле, стоит ли ссориться из-за каких-то двух кубков вина с людьми, которые еще могут пригодиться? По пьяному делу попала в его сети эта рыбка, хищная и жадная. Не стоит выпускать ее из рук. Он с деланным добродушием рассмеялся и налил мытникам вина.
