ел, опасался сквозняков, на реке, не зная глубины, в воду не входил, только любовался своим отражением.
Увешанный наградами за экстерьер (то есть за внешность), утомлённый славой, Гоша непомерно гордился своим происхождением и ни с кем из собак не общался — считал ниже своего достоинства. На лужайке выгула он обычно сидел и со скучающей физиономией посматривал на играющих собак. Только когда появлялась Альма, он оживал — привстав, начинал вертеть хвостом, топтаться, облизываться, при этом и так и сяк выпячивал грудь, стараясь поразить Альму медалями. Хозяйка спускала его с поводка, со словами:
— Иди, поиграй с Альмой! Она, кажется, неплохая собачка.
Но Альма не изъявляла никакого желания играть с этим Гошей. — Вот ещё, играть с ним! — говорила мне. — Только и знает хвастаться медалями. И вообще, что за пёс, который слишком много времени уделяет своей внешности!
В общем, Гоша ходил за Альмой, заигрывал, поскуливал, выпячивал грудь, показывая награды, но Альма оставалась безучастной. А когда Гоша стал особенно назойливо приставать, развернулась и ударила его попой (в дальнейшем она не раз применяла этот приём). Понятно, самовлюблённый Гоша обиделся на Альму. Но ещё больше обиделась его хозяйка. До этого она не раз говорила мне:
— Гоша — кавалер видный. И Альма на вид симпатичная. Я уверена, они подружатся, Гоша улучшит породу Альминых щенков.
И вдруг эта хозяйка возмущённо кричит:
— Гоша, отойди от этой нахалки! Она должна считать за честь, что ты обратил на неё внимание! Дура набитая! Не знает, где её счастье! Пойдём, дорогой, домой! Пусть теперь она льёт по тебе слёзы!
Часто за Альмой увивались ещё два воздыхателя из числа "элитных" собак: шарпей Макс — пёс со множеством складок на морде, и похожий на тыкву бульдог Босс. Оба, завидев Альму, спешили к ней и улыбались, распустив слюни. Но, если у Макса улыбка была как улыбка, то у Босса получался оскал — казалось, того и гляди, цапнет. Как ухажёры, и шарпей, и бульдог показали себя не лучшим образом. Макс то и дело подпрыгивал перед носом Альмы, пытаясь поразить её прыжками, а Босс всякий раз предлагал моей подружке бодаться. Эти балбесы не понимали, что подобными штучками Альму не заинтересовать.
В посёлке у Альмы тоже поклонников хватало. Прежде всего ими стали бывшие ученики "собачьей школы". С утра эта гвардия топталась у нашей калитки. Появлялся и малыш Баксик. Он был раз в пять меньше Альмы — пробегал под её животом, тем не менее Рахманов называл его Альминым женихом. Жизнерадостный весельчак, Баксик раньше воспринимал Альму, как товарища по играм, а теперь вдруг ему стало не до игр — словно завороженный, он смотрел на мою подружку и на все попытки Альмы поиграть с ним робко вилял хвостом, вздыхал и отходил в сторону. При встрече Рахманов стыдил Альму:
— Что ты сделала со своим женихом? Он страдает от неразделённой любви, потерял аппетит…
Альма смущённо опускала голову: — Баксик мой хороший друг. Ни Рахманов, ни я не знали, кто был её тайным избранником. И сам избранник не знал. Не знал, что именно ему принадлежит сердце Альмы. Сердце первой красавицы посёлка. Ему вообще не было дела до какой-то там любви, он не тратил время на пустяки, всякие ухаживания, поцелуйчики. Он занимался серьёзным делом — "работал" спасателем на водохранилище и надзирал за порядком в нашем поселке. Заметит мусор у дома, сердито лает хриплым басом — требует, чтобы хозяева убрали. Вы, конечно, поняли, что этим парнем был деревенский здоровяк Вова, немолодой пёс с больным глазом.
Вова не был красавцем и не следил за своей внешностью, на его сбитой шерсти висела водяная ряска, торфяная труха, колючки — ведь он не только плавал на водохранилище, но и залезал в дренажные канавы, крапиву, репейник, выискивал всякие пакеты, полиэтиленовые бутылки и относил их на помойку. У него было повышенное чувство ответственности за экологическую чистоту местности. И за спокойствие на наших улицах. Случалось, собаки или коты затеют потасовку, послышится рычание или визг — Вова сразу направляется в "зону конфликта" и разнимает драчунов. Обычно хватало одного его появления, чтобы бойцы разбегались.
Вова никогда никого не обижал, никогда не ругался, всегда пребывал в ровном состоянии духа — всё это говорило о некоем врождённом благородстве. С посельчанами он держался приветливо, но никому не навязывался в друзья, он как бы говорил — пусть я бездомный и не отказываюсь от угощений, но у меня есть своя гордость. В общем, можно сказать, Вова, простой деревенский парень, имел душу дворянина. Глядя на Вову, я думал: мы все должны быть ответственны за своё жизненное пространство, за всё, что происходит вокруг нас. Должны не только делать красивыми и гармоничными местожительства, но и бороться с несправедливостью, и помогать тем, кто нуждается в нашей помощи.
Я догадывался, что многие собаки-девушки мечтают о киногероях, а то и о принцах. Альме, наоборот, не нравились собаки-медалисты — она считала, что они избалованы вниманием. Альма хотела встретить скромного хвостатого парня, увлечённого своей работой, отважного и честного. Именно таким она представляла себе Вову, который, по её понятиям, был не такой, как все. Я внимательно следил за личной жизнью своей подружки и заметил — Альма с каждым днём становилась всё более задумчивой, всё чаще поглядывала в сторону Алёхново. Было ясно — она влюбилась.
Каждый раз, когда Вова появлялся на нашей улице, Альма испытывала радостное волнение. Подбежав к изгороди, она больше обычного виляла хвостом, игриво наклоняла голову в разные стороны, при этом в её глазах появлялся такой блеск, которого раньше я никогда не замечал. Но Вова безучастно проходил мимо. Демонстрируя полное пренебрежение к Альме, проходил мимо, лишь искоса взглянув на мою влюблённую подружку. Ну ладно, раньше, когда Альма была девчонкой, он не замечал её, но теперь не обращать внимания на такую красавицу — это уж было слишком. Бесчувственный Вова доставлял Альме немало переживаний.
Глава тридцать первая
Авиакатастрофа. Наконец Вова обращает внимание на Альму
Однажды мы с Альмой пошли купаться на водохранилище. Там, как обычно, на берегу, на
