— Здравствуйте, Ферфакс! Подойдите к нам поближе.
Лесничий почтительно повиновался своей маленькой хозяйке, но, увидев меня рядом с Вайолет, изменился в лице и вопросительно посмотрел на меня.
— Ваша дочь, Сесилия, вероятно, дома? — спросила Вайолет, не замечая в нем никакой перемены.
— Она дома, сударыня, но она не совсем здорова.
— Ах, как жаль! А что с ней?
— Она, кажется, сильно простудилась, и моя жена решила, что ей лучше посидеть несколько дней дома.
— В таком случае мы зайдем к ней, не правда ли, Маргарет?
— Не советую вам, барышни: простуда бывает очень заразной.
— Но я никогда не простужаюсь и не боюсь никакой заразы, — возразила Вайолет. — Сесилия так любит вас, Маргарет! Зайдем, это доставит ей удовольствие.
Вайолет велела своему груму взять пони под уздцы, и мы с ней вышли из экипажа. Мы уже сворачивали на тропинку, которая вела к домику, когда Ферфакс догнал меня и сказал:
— Возьмите, пожалуйста, тут ровно пять шиллингов — в уплату моего долга вашему брату.
— Зачем вы сейчас отдаете мне эти деньги? — сказала я, нахмурившись и отступая от него. — Это еще успеется.
— Нет уж, возьмите, пока они у меня целы. Я отдал бы их самому мистеру Джеку, но мне все не удается встретиться с ним. Скажите ему, что я выплачу весь долг по частям и очень ему благодарен за то, что он одолжил мне эти деньги.
При этом Ферфакс так посмотрел на меня, как будто хотел сказать: «Теперь, когда я начал выплачивать этот долг, вы уже не имеете права жаловаться на меня сэру Уолтеру Пенроузу!» Мне поневоле пришлось взять у него эти пять шиллингов и сунуть их в свой карман.
— Как странно, — заметила Вайолет, когда лесничий отошел от нас, — тут, наверное, кроется какая-то таинственная история. Меня удивляет, что Ферфакс брал деньги взаймы у вашего брата.
— Да, это длинная история, и не стоит о ней говорить, — ответила я, — пойдемте к Сесилии, если вы непременно хотите ее видеть.
— Да-да, идемте, — согласилась Вайолет и быстро пошла вперед.
Сесилию мы нашли закутанной и сидящей у самого очага. Болезнь страшно изменила ее милое личико: оно раздулось, глаза покраснели и на опухшем лице казались маленькими.
Увидав меня, Сесилия обрадовалась, и, не обращая никакого внимания на Вайолет, воскликнула:
— Ах, мисс Маргарет! Мисс Маргарет! Как я счастлива, что вижу вас!
Между тем миссис Ферфакс смотрела на меня недружелюбно и уговаривала нас поскорее уйти, чтобы не заразиться от ее дочери.
— Я уверена, — прибавила она, — что Сесилия простудилась, а может быть, и подхватила какую-нибудь тяжкую болезнь, когда по вашей просьбе, мисс Маргарет, прошла всю эту длинную дорогу до Гарфилда и обратно. Я никак не могу понять, зачем вам нужно было посылать ее так далеко? Это просто безжалостно с вашей стороны! Сколько раз я твердила ей: «Смотри, Сесилия, помни мои слова: мисс Маргарет так же мало о тебе заботится, как о зайцах в лесу; она тебя совсем не любит, а ты жертвуешь для нее своим здоровьем!» И я была права, вот и доказательства налицо! Вы теперь водите знакомство со знатью, моя бедная девочка из-за вас заболела, а вам и горя мало!
Я не знала, что сказать в свое оправдание, и только невнятно бормотала, что жалею о болезни бедной Сесилии и что попрошу свою маму прислать ей какие-нибудь лекарства. Потом я начала торопить Вайолет, убеждая ее, что нам действительно не следует тут оставаться.
— Вот, я так и знала! — закричала миссис Ферфакс, которая минутой ранее боялась впустить нас к больной дочери, а теперь хотела во что бы то ни стало удержать нас, чтобы облегчить душу, высказав свою обиду на меня.
— Я скажу вам только одно, мисс Маргарет, — продолжала она, — вы бессовестно пользуетесь привязанностью к вам моей бедной Сесилии…
— Мама! Мама! — умоляла, обливаясь слезами, больная девушка. — Прошу тебя, прекрати!
— Отстань, пожалуйста! Вот еще выдумала — плакать и жалеть тех, которые и знать тебя не хотят! Я должна сказать еще кое-что, мисс Маргарет: с тех пор как мой муж начал копить деньги, чтобы отдать вам свой долг, в нашем доме не стало ни одной спокойной минуты. Он до того дошел в своем желании расплатиться с вами, что я не могу от него добиться даже гвоздика, чтобы вбить в стену!
Сесилия перестала плакать и только смотрела на меня умоляющим взглядом. Мне очень хотелось сказать ей несколько слов в утешение, но я стеснялась присутствия ее матери и Вайолет.
— Как она изменилась, бедняжка! — сказала Вайолет, когда мы с ней уселись в шарабан и двинулись к замку. — Никак не думала, что можно так расхвораться от простого насморка.
Больше она не сказала ни слова, и мы молча доехали до замка, где нас поджидала леди Пенроуз.
— Мама, милая, — воскликнула Вайолет, подбегая к ней, — мы с Маргарет только что были у Сесилии Ферфакс. Она очень больна! Надо послать что-нибудь бедняжке, мне так ее жаль!
— Больна? — встревожилась леди Пенроуз.
— Да, но у нее только сильная простуда. Мама, эти Ферфаксы, должно быть, очень бедны, они задолжали Маргарет или, вернее, ее брату Джеку. Все это мне кажется очень странным!
— Как это случилось, Маргарет, — спросила леди Пенроуз, — что Ферфакс занимал деньги у вашего брата?
— Об этом не стоит говорить, — ответила я и почувствовала, что побледнела.
— Но все-таки я не понимаю, как такой человек, как Ферфакс, который получает у нас очень хорошее жалованье, мог задолжать вашему брату?
— Но, мама, — вступила в разговор Вайолет, — Ферфакс всеми силами старается выплатить свой долг. Он сегодня при мне отдал Маргарет пять шиллингов. А его жена очень тяготится этим долгом и говорит, что ее муж, стараясь накопить побольше денег, стал до того скупым, что во всем ее ограничивает.
Леди Пенроуз не настаивала больше на объяснениях о долге, но, очевидно, была озадачена моим смущением. Она позаботилась о посылке больной девочке лекарств и гостинцев и попросила своего мужа узнать, в чем дело, и в случае необходимости отправить туда доктора.
Вайолет больше не вспоминала о Сесилии, и мы очень мило провели время до моего отъезда.
Я вернулась домой к вечернему чаю. Мои родители отсутствовали, а девушки и Джек весело болтали и шутили. При моем появлении наступило неловкое молчание, как будто я стесняла их. Только одна Веда усадила меня возле себя и спросила, хорошо ли я провела время в замке.
До моего приезда молодежь, видимо, строила планы насчет сюрприза папе на следующее утро, в день его рождения.
— Мне кажется, у нас теперь все готово, — продолжала прерванный разговор Джулия. — Мы с Аделью встанем пораньше, а вы, Джек, постучите нам в дверь, когда будете готовы. Я думаю, что мы наберем красивых цветов, если направимся в Эбенизер-Кросс.
— Разумеется, — согласился Джек, — там сколько угодно ирисов и папоротников; возможно, что мы добудем и водяных лилий, я знаю, где их всегда много — в углу маленького озера.
— Что все это значит? — спросила я. — Что вы тут затеваете?
— Тебя ведь здесь не было, когда мы обсуждали, как будем завтра чествовать папу, поэтому тебе, вероятно, неинтересно, что мы решили, — холодно ответил Джек и отвернулся.
Слова и тон Джека до того оскорбили меня, что я уже не могла совладать собой; я вскочила с места и побежала через луг к роще. Минуту спустя я услышала, что кто-то бежит вслед за мной. «Только этого еще недоставало! — подумала я. — Они исключили меня из своего общества, а теперь хотят насильно вернуть, чтобы успокоить свою совесть!»
Я решила, что не заслужила и не потерплю такого унижения. Я быстро свернула в рощу и, увидев перед собой знакомое дерево, на которое когда-то любила залезать, в одно мгновение вскарабкалась на него и скрылась в его густых ветвях. Через минуту у дерева появилась Джулия; она зорко осматривалась кругом, но, конечно, не подозревала, что я скрываюсь у нее над головой.
В это же время раздался голос Джека; он кричал Джулии, чтобы она его подождала. Джулия ничего не ответила и прислонилась к тому самому дереву, на которое я влезла.
— Ну что, так и не нашли ее? — спросил подошедший Джек.
— Нет, просто никак не могу понять, куда она скрылась. А вы, мистер Джек, все-таки ведете себя не по-доброму, вы постоянно обижаете и преследуете свою сестру.
— Вот это мне нравится! Я настолько добр к ней, насколько она того заслуживает!
— Не говорите так, пожалуйста, — ответила Джулия наставительным тоном, — вы прекрасно знаете, что если бы мы получали только то, что заслуживаем, то всем нам пришлось бы несладко.
— Все равно нужно, чтобы нам иногда указывали на наши недостатки. Я просто не понимаю, что сталось с моей сестрицей в последнее время. Да и вас, Джулия, я иногда не понимаю, вы тоже бываете какой-то странной.
— Вот еще новости! — засмеялась Джулия. — А может быть, я вовсе и не хочу, чтобы вы понимали, что у меня на уме. Но вернемся к тому, что я вам говорила о вашей сестре. Вы бы должны обходиться с ней помягче, она ведь вас очень любит, Джек.
