Сержанту надо было отправляться в разведку. Уже спустился в землянку и стал рядом с ним, чуть согнувшись, высокий танкист в чёрном и мягком, будто ватная стёганка, шлеме.
- Старшина Убийволк будет с вами, - сказал майор, показывая на танкиста. - Вы знакомы?
- А як же! Добре знакомы!
- Тем лучше. - Майор протянул руку к Убийволку. - По рации он свяжется со мной. Я буду в головном танке. Ну, что, Сергиенко, не всё добре? Что, просьба есть?
- Есть.
Он ведь, сержант, ещё десять минут назад не знал, что пойдёт сквозь "ничейную" землю, через линию фронта, что в сумерках поползёт в расположение врагов. Здесь прятались мины; тронь только взрыватель разорвут; здесь десятки пар глаз следят в бинокли и подзорные трубы за каждым квадратным метром земли; здесь смерть поджидает его, Феофана Сергиенко, на каждом шагу.
Отправляясь в разведку, Сергиенко шутил, хотя знал, что идёт на опасное задание. Елюгин видел, как несколько минут назад, получив задание, Сергиенко писал что-то на тетрадном листке. Может быть, письмо родным, а может быть, рапорт, заявление. Майор ждал, когда Сергиенко скажет об этом.
А сержант в это время испытывал острое чувство волнения и радости. Сбывалась главная и давнишняя мечта, обычная для человека, трудившегося всю свою жизнь. Ведь Феофан Сергиенко застал ещё время, когда хозяином земли был помещик. Феофан знал мир страшной несправедливости и видел, как мир этот переделывали коммунисты. Сергиенко был тогда малограмотным, ломал шапку перед помещиком и боялся даже его кучера. С самых ранних лет возникло и росло у Феофана чувство уважения к людям, боровшимся за правду и счастье для трудового человека, - к коммунистам. И в этой войне он ощутил это особенно сильно. Клубился туман фронтовых дорог, оседала пыль взрывов, Сергиенко с такими же, как он, солдатами с красной звездой вбегал в деревню, в посёлок, в город. А навстречу им выходили люди - обросшие, измождённые, цвета пыльной земли. Они плакали, обнимая своих избавителей советских солдат, коммунистов.
Коммунистом был майор Елюгин, и Сергиенко уже дважды слышал слова, сказанные командиром в минуты смертельной опасности:
"Коммунисты, вперёд!"
И вот сейчас Феофан Сергиенко медлил, не говорил своему командиру то, о чём так давно хотел сказать. Он будто был занят тем, что крутил из махорки козью ножку, а на самом деле хотел прийти в себя.
А закрутив козью ножку наподобие причудливой трубки из газетной бумаги, сержант, ткнув себя рукой в грудь, сказал:
- Ось тут я написал и прошу передать замполиту.
- Понятно, - сказал Елюгин. - Из разведки вернёшься коммунистом.
- Точно. Вы, товарищ майор, сквозь мою шинель бачите. Как рентген всё равно. - Он отстегнул крючки шинели и передал майору тетрадный листок, написанный крупным, прямым почерком.
РАЗВЕДЧИКИ ПОДРЫВАЮТСЯ НА МИНЕ
Чавкая сапогами по оттаявшей земле, минёры уже шли в направлении к озеру. Смеркалось. Рябые плащ-палатки сапёров сливались с местностью. А шли солдаты, чуть нагнувшись вперёд, проверяя перед собой землю щупом, как слепец проверяет дорогу палкой. В наушниках у минёров то и дело слышался писк. Это пищал притаившийся взрыв.
Сапёры шли и шли вперёд, отмечая дорогу жизни, окаймлённую смертями. Но в одном месте они чуть ошиблись: может быть, поставили отметину на четверть метра дальше, чем надо было. Кто знает, как это случилось? Дождь, туман. Скользко.
Когда сапёры возвращались к озеру, вышли на поиск разведчики сержанта Сергиенко и танкист старшина Убийволк. В мглистом небе то и дело описывали светящуюся дугу ракеты или прорезали темноту световые кинжалы прожекторов. В этих случаях Сергиенко командовал: "Ложись!" И вся группа разведчиков падала плашмя, грязь ли под ногами, лужи, болото - всё равно. А потом ползли, стараясь не поднимать голову, втянув шею в самые плечи...
...Уже к разведчикам долетали обрывки немецких фраз, выкрики команды гитлеровцев, шум моторов. Все эти звуки как бы затушёвывались шелестом дождя и завыванием ветра. Разведчики вымокли; сапоги, шинели, плащ-палатки и даже шапки - всё было в липкой земле. Теперь они совсем не поднимались и только ползли, ползли бесшумно, молча, как могут ползти только разведчики. Проползут шагов десять - пятнадцать и, притаившись, остановятся. Слушают. Смотрят. Обычный человек ничего бы не услышал, кроме шуршания дождя, и ничего бы не увидел, кроме сетки дождя, а Сергиенко и слышал и видел: немцы свозят к берегу озера боеприпасы; здесь роют глубокий котлован. Всё ясно: к тому месту фашисты перебрасывают передвижной склад снарядов и бомб. Надо подползти ещё чуть ближе - засечь точно место, где враги зарывают боеприпасы, затем вернуться и сообщить нашим. Один прицельный артиллерийский залп, и всё, что вокруг, взлетит на воздух вместе с отступающими фашистами.
Сергиенко чуть слышно свистнул, зовя за собой группу, и пополз. Ни на мгновение он не забывал, что ползти можно только по пути, который указали сапёры. Он и не сбивался с этой тропинки, а его товарищи ползли строго по его следу.
Кто знает, почему произошла беда: ошибся ли сапёр, прокладывавший путь, или один из разведчиков отклонился чуть в сторону. Сверкнуло так, что Сергиенко, который был впереди группы, зажмурился и опустил голову в жидкую грязь. Его оглушило и ослепило.
ПОЕДИНОК ВЕЛИКАНА И МАЛЫШКИ
Наш наблюдающий доложил майору Елюгину, что в квадрате, где сейчас должны находиться наши разведчики, произошёл взрыв.
Трудно было определить, что это: граната ли ухнула или взорвалась мина? Но майор Елюгин принял решение немедля: "Идти на выручку разведчикам".
Их осталось в живых теперь двое: сержант Феофан Сергиенко и старшина Вениамин Убийволк. Разведчики лежали, вдавленные в жидкую землю. То, что живы, узнали, окликнув друг друга.
- Феофан!
- Я.
- Жив?
- Ногу зацепило. А ты, Веня?
- Живой...
Остальные разведчики не подавали голоса. А фашисты уже шарили по земле прожекторами, освещали всё вокруг ракетами. Они ведь слышали, что кто-то подорвался на минном поле. Но кто? Этого фашисты не знали. Может быть, это головной отряд наступающих русских, а может быть, небольшая часть - рота, батальон.
Два лёгких немецких танка, скользя и подпрыгивая на ухабах разбитой и размытой дороги, с ходу вели беглый пулемётный огонь по двум разведчикам. Пули вжикали вокруг Сергиенко, шлёпались рядом с ним в грязь, но ни одна не задела его. Двигаться нельзя было. Сергиенко мог только время от времени звать товарища.
- Вень, Вень, откликнись!
- Да живой я, живой, - шептал Убийволк.
Когда стало тише, он подполз к Сергиенко:
- Схоронись, Феофан, слышишь? Они постреляют, постреляют и уйдут. Сюда не дойдут, побоятся. А у меня рация отказала. Поползу к нашим. Головной танк должен выйти к рощице. Доложусь майору.
- А мне што, ждать? - спросил Сергиенко. - У меня нога.
- Жди. Вернусь с санинструктором. Только голову не поднимай. А в случае придут...
- Добре, - сказал Сергиенко, - придут - угощу гранатой.
Да, сержант Феофан Сергиенко не соврал.
Уже в пригороде Новгорода танкисты Елюгина начинали бой. Снаряды вражеской артиллерии вздымали фонтаны земли, густой чёрный дым, как низкие тучи, застилал вечернее небо. Стало совсем темно.
ГРАНАТА В УШАНКЕ
Сергиенко как мог перевязал раненую ногу и лежал теперь, как бы впечатавшись в землю. Какие мысли были у него в эти минуты? Вспомнил жену и маленького Бориса? Или подумал, что он один против целой армии гитлеровцев, что сопротивляться бесполезно, ползти обратно тем более: нога перебита и больше двух-трёх шагов ему не отползти. Приподняться и из последних сил крикнуть: "Сдаюсь! Пощадите!"
Наверно, в эти мгновения перед мысленным взором Феофана Сергиенко возник его дом, подсолнухи, речка под обрывом. Бориска в одной рубашонке переступает толстыми ножками - торопится перебежать от табуретки к столу. И торопится ухватиться руками за ножку стола.
Стреляли уже совсем близко, но попасть в Сергиенко не могли. Он был так вымазан, а вернее, вымочен в болоте, что сливался с землей - не видно его было фашистам.
А наши танкисты шли уже на выручку раненому разведчику. Убийволк доложил майору обстановку, взял сумку санинструктора и пополз узкой разминированной тропинкой туда, где схоронился Сергиенко. Танки же ринулись в обход. В головной машине был Елюгин. Он шёл на сближение с врагами на большой скорости. Быстро сокращалось расстояние между нашими танками и чёрными машинами со свастикой. Уже вокруг рвались снаряды, стучали по броне головного танка куски расплавленного металла.
- Сбавить газ! - скомандовал механику-водителю Елюгин.
Майор чуть нагнулся, прищурился и, поймав на прицел одну из чёрных машин со свастикой, выстрелил. Лиловая звёздочка вспыхнула на камуфлированной броне вражеского танка. А вслед за этим пополз густой чёрный дым, мелькнуло яркое-яркое пламя. Так бывает, когда сварщик варит металл.
