После пятого урока я мрачно произнес:
- Пойти утопиться, что ли!.. А что еще остается человеку?
И, еле переставляя ноги, поплелся по коридору.
Я ОБЪЯВЛЯЮ ГОЛОДОВКУ
Конечно, топиться я и не думал. Я отправился в кино. Со вчерашнего дня во всех кинотеатрах шел фильм "Парижские тайны".
По городу были расклеены голубые афиши. С афиш улыбался широкоплечий парень. От его ударов во все стороны разлетались типы с мрачными физиономиями.
Разве можно было не пойти на такой фильм? Легче в школу не пойти...
Кино мне понравилось. Здорово дерется этот маркиз. Надо будет мне потренироваться. Бокс в жизни пригодится.
Занятый такими мыслями, я брел по улице. И ничего не замечал. Вдруг на меня налетел и чуть не сшиб с ног Семка.
- Ты что правила уличного движения нарушаешь? - рассердился я.
- Ты жив? - у Семки дрожали руки, дрожал портфель, а лицо было таким испуганным, будто он только что побывал в пасти у льва и лишь чудом вырвался.
- Интересно, почему я должен умереть? - удивленно спросил я.
- Да нет, конечно, - обрадовался Семка. - Я побегу, скажу ребятам. А то они думают, что ты... - Семка нервно хихикнул, - утопился. Ищут тебя...
- Обожди. - Я схватил Семку за руку. - Ищут, говоришь?
- Да, - торопливо закивал Семка, - уже и дома были. А ты где шатался? В кино сидел?
Я ничего не ответил, потому что я размышлял. Мысли одна за другой появлялись в моей голове, они перебивали друг дружку и не давали сосредоточиться: "А что, если я... Нет, лучше так... А может - наоборот?"
Наконец я решился.
- Ну, прощай, - задумчиво произнес я.
- Ты к-куда? - у Семки задергались губы.
Я молча повернулся и быстро зашагал не в ту сторону, где был мой дом, а в противоположную. Я свернул направо около разноцветного, словно попугай, газетного киоска. И когда я оказался за стеной дома и Семка потерял меня из виду, я припустил со всех ног.
Не знаю, как вы, но я люблю дворы в микрорайонах. Здесь очень легко скрыться от любой погони. Дома все на одно лицо, дворов полно, в общем ищи-свищи.
В один из таких дворов я и шмыгнул. Из-за стены детсада выглянул. Как я и предполагал, Семка крался за мной. Но мой быстрый рывок сбил его с толку. Семка недоуменно оглядывался, он не мог понять, куда я исчез.
Я, довольный, улыбнулся. Дал подзатыльника малышу, который слишком ко мне приглядывался, и потопал домой.
В нашем районе почти все дома были деревянные. Летом на улицах зеленела трава, а зимой снег заваливал дома по самую макушку. И тогда все жители выходили и расчищали дорожки к колонкам. В общем, как в деревне, хотя всего в двух шагах от шумного, сверкающего проспекта. Только три новых, в семь этажей, дома возвышались над нашим районом. Ночью они были похожи на большие корабли, которые пристали отдохнуть на пару минут и скоро снимутся с якорей.
Я с мамой жил в доме посредине, в 27 "а". А были еще 27 просто и 27 "б".
Осторожно, чтобы меня никто не заметил, я пробрался по лестнице на чердак. На чердаке, за котельной трубой, было наше с Семкой место. О нем никто, кроме нас, не знал. Там я растянулся на старом рыжем диване. Он был такой старый, что даже пружины у него не скрипели.
Надо было обдумать то, что произошло.
Кстати, о чердаках. Раньше, когда мы еще жили в деревянном доме, там был отличный чердак. Мы с Семкой забирались туда во всех случаях, когда надо было обмозговать что-нибудь очень важное и секретное.
Но потом наш дом снесли. Приехал бульдозер, и дома как не бывало, а с ним и чердака. И мы с мамой переехали в этот самый 27 "а", на чердаке которого я сейчас все это вспоминаю.
Помню, мама ходила по нашей квартире, под собой ног не чуя, всплескивала руками, гладила стены, открывала краны. А я стоял мрачный, как скульптура в парке. Ну разве могут быть в таком доме чердаки?
Тут к нам ворвался Семка. Семка, то есть его родители, тоже получили квартиру в нашем доме.
- Идем, - сказал Семка.
Я неохотно вышел на площадку.
- Чего тебе?
Мой друг произнес только одно слово:
- Чердак.
Мы помчались наверх. Оказалось, что в 27 "а" чердак все-таки был. Огромный и совсем пустой. Только крыша низковата, но тут уж ничего не поделаешь, мы были рады и такому.
Когда я вернулся с чердака, мама не переставая ходила по комнате.
- Я так довольна! Я так рада! - Она обернулась ко мне: - А тебе как? Нравится?
Я улыбнулся:
- Очень.
Вскоре чердак завалили всяким хламом, потому что сараев во дворе не было. Но нам с Семкой удалось отгородить себе местечко за котельной трубой. Когда нас ждала какая-нибудь неприятность, мы забирались сюда. Тут мы были уверены в своей полной безопасности.
- Я так и знал, что ты здесь. - Семкина ликующая физиономия ухмылялась.
Он подкрался так осторожно, что я его не заметил.
- Чего ж ты не притащил с собой весь класс? - зло спросил я.
- Ты не злись, - примирительно сказал Семка. - Есть хочешь?
Он вытянул из прозрачного мешочка все, что принес с собой. Семка был человек щедрый и притащил уйму всякой пищи: кусок сыра, колбасу с белыми горошинами жира и еще горячие, в румяной корочке котлеты. Если откусить, подумал я, корочка наверняка захрустит.
Я проглотил слюну: вспомнил, что не обедал.
- Сколько времени?
- Часов восемь. Да ты ешь, - Семка подвинул к самому моему носу котлеты.
Я гордо помотал головой:
- Я объявляю голодовку.
Семкино лицо вытянулось.
- В знак протеста против бойкота, - добавил я.
Семка глядел на меня с изумлением и восторгом.
- Ну, вот что, - сказал я. - Ты сейчас уйдешь отсюда и, если ты мне друг...
- Но твоя мать беспокоится, наверно, - перебил меня Семка.
- ...и если ты мне друг, ты никому не скажешь, где я, - решительно закончил я.
Опечаленный, Семка ушел, и я остался один. Только тут я почувствовал, как мне обидно, что со мной так поступают ребята. Даже разговаривать не хотят, как будто я им враг.
Ну, ладно, я вас проучу. Отвернулись от человека, а человек пошел и утопился.
Я представил, какая заметка появится в газете:
Смерть из-за равнодушия
Вчера трагически погиб ученик 6-го класса "А" 13-й школы Валерий Коробухин. Смерть явилась результатом преступного равнодушия к судьбе мальчика. Под внешней веселостью и беззаботностью коллектив не разглядел его нежной, чуткой, легко ранимой души...
Растроганный, что у меня, оказывается, такая нежная душа, я не заметил, как и заснул. Проснулся оттого, что продрог. Я вскочил и - раз, два, три, четыре - стал делать зарядку. Выглянул в чердачное окошко, - на улице была кромешная темень. Наверное, часа два ночи.
Я спустился с чердака. Долго мялся около своей двери, боясь позвонить.
Мама открыла сразу, как будто она простояла там, за дверью, все время, пока я томился на чердаке. Она схватила меня за руку и втащила в комнату. Я никогда не думал, что мама такая сильная. Потом она начала меня целовать, а слезы ее капали мне на лицо и даже за шиворот.
- Где ты пропадал, бездельник! - закричала мама. - Тут все с ума сходят, а он болтается невесть где. Ребята и Лидия Ивановна раз десять приходили уже. Голоден, наверное, как бездомный пес?
Мама снова стала такой, какой была всегда, - суетливой и озабоченной. Она загремела кастрюльками - принялась разогревать обед. От борща шел такой аппетитный запах, что я решил: "Голодовку надо кончать". Кстати, котлеты у мамы были не хуже Семкиных, так что я ничего не потерял. Только волчий аппетит приобрел.
Поев, я разложил кресло-кровать и растянулся во всю длину. Укрылся одеялом и сразу согрелся.
Все-таки это здорово - спать в своей постели, а не на чердаке.
МОГЛО СЛУЧИТЬСЯ "ТАКО-О-Е"!
Когда я появился в классе, меня встретили удивленные и радостные лица. Кто-то даже крикнул: "Ура! Коробухин вернулся!"
Если бы еще цветы да оркестр, это было бы похоже на встречу человека, первым побывавшего на Луне.
- Извините меня, ребята, - сказал я, и голос у меня дрожал, а на глазах навертывались слезы.
Ребята были растроганы:
- Да брось ты!
- Да что ты!
- Ерунда все это!
Они и вправду обрадовались моему возвращению. Хорошие ребята!
Галка Новожилова попробовала было произнести очередную нотацию, она уже откашлялась, но ее остановила Светка Никитина:
- Не надо, с человеком могло тако-о-е случиться.
На лице у добродушной Светки было выражение ужаса, она произнесла слово "тако-о-е" таким свистящим шепотом, что даже я подумал: а ведь и правда могло случиться "тако-о-е".
Еле сдерживая слезы, я сел за парту.
На уроке я вполне овладел своими чувствами. И когда на переменке ребята пристали с расспросами, меня понесло. Во время рассказа я косился на Семку выдаст или нет? Но Семка глядел на меня восторженными глазами, как будто это не он торчал со мной вчера на чердаке, а кто-то другой.
- Ушел я тогда из класса и пошел куда глаза глядят, - начал я былинным слогом историю о том, как я топился. - Сам не заметил, как добрался до речки. Разделся, а холод собачий... Но я, конечно, ничего не чувствую, сами понимаете, что у меня на душе!
