Валерий Медведев - Сверхприключения сверхкосмонавта

В конце стихотворения была приписка: "Когда прочитаешь эти стихи, открой автобиографию Чарлза Дарвина, там, где торчит бумажная закладка, и прочти то, что подчёркнуто красным карандашом". Раскрыв книгу, я сделал всё, что мне было подсказано, — прочитал подчёркнутые строчки, и первый раз озадаченно потёр свой лоб. Никогда не думал, что Чарлз Дарвин принесёт мне в жизни столько неприятностей!

Ну и пилюли преподнёс мне этот великий естествоиспытатель Чарлз Дарвин! Уж лучше бы я не читал его автобиографию. Из-за него теперь мне придётся вставлять в мой бортжурнал занятия пением, танцами и чтение стихов. А как мне быть, если старик написал в своей биографии, что "если бы ему пришлось заново прожить свою жизнь, то он бы не замкнулся бы целиком только в своей науке…". Он так и заявил, что занятие одной какой-либо наукой "ослабляет эмоциональную сторону нашей природы". И, мол, не только "равносильно утрате счастья", но и "вредно отражается на умственных способностях…" Конечно, петь или танцевать — это небольшое удовольствие. Можно сказать, просто мучение, но если это надо для того, чтобы мозги не сохли, то какой может быть разговор, надо петь!

Размышляя, я быстро зашагал. Вернее, чуть было не забегал по комнате. Так меня искренне расстроил Чарлз Дарвин своими словами о том, что я, как и он, столько времени "ослаблял эмоциональную сторону нашей природы" и что это "равносильно утрате счастья!" Я тут же решил начать немедленное "усиление эмоциональной стороны нашей природы", что было, вероятно, равносильно обретению счастья.

"Ну и преподнёс мне пилюлю этот знаменитый естествоиспытатель, Чарлз Дарвин", — думал я.

— От кого бандероль? — спросил отец, заглядывая в дверь.

— От Чарлза Дарвина, — ответил я.

— Не может быть! — вздрогнул отец. — Чарлз Дарвин умер, и ты не можешь получить от него бандероль!

— Но эта бандероль не лично от него, — пояснил я.

Отец скрылся, как бы растворился в пространстве…

Я уже и позывные себе придумал: "Я — Круг! Я — Круг! Слышу вас хорошо!.. Приём!"

Я почему взял себе в позывные «Круг»? Круг — это самая завершённая фигура на свете. Вот шестиугольник в пчелиных сотах — это такая фигура, которая требует для постройки минимум материала, а получается максимум прочности, а круг — это, по-моему, самая завершённая, самая красивая линия на свете. Недаром Земля и все планеты круглые. Вот поэтому я хотел взять себе в позывные слово «Круг».

Но теперь, после того как я, по Чарлзу Дарвину, не занимаясь искусством, ослабил свою человеческую природу, я уже не могу считать себя КРУГОМ. Линия круга у меня не смыкается, а несмыкающаяся линия круга — это не круг, так же, как час без секунды — это только пятьдесят девять минут и пятьдесят девять секунд, так же, как арбуз, из которого вырезана долька, — это уже не целый арбуз. Вот почему я уже назавтра вставил в своё расписание первое посещение урока пения. При этом у меня на губах, конечно, будет весь урок играть ироническая улыбка, чтобы никто не подумал, что я это всерьёз делаю.

Правда, в этом учебном году я всё время сбегал с урока пения. Должен вам сказать, что у нас в этом смысле школа несколько необычная. Она у нас с музыкальным уклоном. И поэтому уроками пения у нас занимаются все с первого класса по десятый. Так вот, когда я не смог сбежать — взял и сорвал его, — пел нарочно громче всех и назло всем фальшивил, за что и был изгнан с занятия. Но как я сейчас об этом сожалел! А может быть, начать петь мне уже поздно, может, мои сверхкосмические занятия уже так "ослабили эмоциональную сторону моей природы", что это уже, вероятно, "отразилось на моих сверхумственных сверхспособностях", а может быть, даже сверхотразилось, хотя, впрочем, не может быть, чтобы сверхотразилось, просто отразилось. И всё это действительно "равносильно утрате счастья"?!

Да нет, не может быть! Я же ещё не такой старый, как Чарлз Дарвин, каким он был, когда записал эту мысль в свой дневник. Конечно, я ещё успею "усилить эмоциональную сторону моей природы". Только надо не терять ни минуты.

Быстренько! В аварийном порядке! Понапишу стихов, понапою песен, понатанцую танцев, понасмеюсь вдоволь, понавеселю друзей и понавеселюсь сам. Тем более, что теоретически я со всеми этими премудростями знаком, остается только перейти от слов к делу, и всё! И полный порядок! Я приготовил тетрадь для стихов и песен. Идея! Песни я буду петь свои и на свою музыку. Про сердце спою песню, про сердце, которое всегда бьётся, делая пятьдесят два удара в минуту, в любой ситуации, тем более что сердце — это конусообразной формы полый орган. Задневерхняя, расширенная часть сердца называется основанием сердца, базис кордис. Передненижняя, суженная честь называется верхушкой сердца, апекс кордис. Сердце располагается сзади грудины, с наклоном в левую сторону. Ну и так далее и тому подобное.

Теперь об усилении эмэсэспэ!..

Только вот как я её усилю, Эмоциональную Сторону Своей Природы, если учительница пения сказала, чтобы ноги моей больше не было в классе? Ничего, она ещё извинится и ещё попросит у меня разрешения, чтобы я присутствовал у неё на уроке. Кстати, надо будет сегодня же заготовить воспоминание, которое учительница пения напишет о моём пении. Ну ладно! Это потом. Это после урока пения.

Нет, представляю, какие лица будут у этих ченеземпров, когда я добровольно заявлюсь в класс! Они и не представляют, что я берусь за это сомнительное дело, стараясь как можно быстрее возвращать к жизни клетки мозга, которые длительное время не занимались искусством.

Но всё-таки как это могло случиться, что мой сверхорганизм упустил из виду это сам, и, по-видимому, на уровне генов?.. Я как-то и не задумывался над тем, что собственно говоря, передали мне по наследству мои родители и, кстати, передали ли они мне что-нибудь эмоциональное или не передали? В детстве, я имею в виду своё младенчество, пели ли они мне колыбельные песни (не помню) и играли ли они на каком-нибудь музыкальном инструменте? На балалайке? На домре? На гитаре? В конце концов, на пианино?

С этими мыслями я вошёл в столовую. Отец работал над своей диссертацией. Мама вязала. Я начал разговор спокойно и издалека:

— Вот когда младенцы засыпают, им поют колыбельную… А вы пели мне колыбельную песню?

— Нет, — сказала мама.

— А ты, папа?

— Зачем тебе было петь? Ты и так спал как убитый…

— Вот именно как убитый! Спал тогда, а как убитый сейчас… Вот, вот почему не смыкается круг.

— Какой круг? Почему не смыкается? — Отец снял очки, потёр переносицу и спросил: — И почему он должен смыкаться?

— А потому, что… потому, что в Америке есть бэби-певцы. Слышали об этом?

— Что ещё за бэби-певцы? — удивились мои родители.

— Мальчик в восемнадцать месяцев напевал народные песни, а девочка в четырнадцать месяцев пела колыбельные песни. А почему они это делают?

Отец с мамой переглянулись и пожали одновременно плечами.

— А. потому, что и колыбельные и народные песни им пели их папы и мамы. А есть такие, которые не поют…

— Одним поют, других укачивают молча, — сказал отец, — кому что нравится. Мы с мамой не пели, потому что ни у неё, ни у меня никогда не было голоса. Между прочим, ты пошёл в нас, у тебя тоже нет голоса.

— Извините, — сказал я категорично. — Лично я не пел потому, что думал, что я не должен петь, а теперь, когда я знаю, что обязан петь, — слово «обязан» я выделил интонацией голоса, — теперь я пою.

— Не хотел бы я услышать твоё пение. Хотя, впрочем, от тебя всего можно ожидать. И потом, почему ты обязан петь?

Этот вопрос я, конечно, пропустил из левого уха в правое.

— Да, — намекнул я, — но есть ещё и такие, которые не только сами не пытались петь, но и не пытались передать свои малые музыкальные способности своим детям, не помогая тем самым усилению эмоциональной стороны природы их ребенка…

На словах "тем самым усилению эмоциональной стороны природы их ребёнка" рука отца занервничала, но я не замолчал, я продолжал:

— …А другим нравится не петь, не шутить… Кстати, о «шутить». Одна очень полная дама решила похудеть и обратилась за советом к врачу. Врач посоветовал ей каждое утро двадцать раз касаться носков тапочек. Через некоторое время она опять посетила врача и сказала, что от его совета никакого эффекта.

Он попросил её объяснить, как она выполняла его совет. Оказывается, она, не вставая утром с кровати, доставала тапочки, ставила их на стул рядом с кроватью и дотрагивалась до них даже больше двадцати раз и — и всё напрасно!

— Ну и что? — сказал отец. — Что она двадцать раз дотронулась до тапочек?

— Как ну и что? — удивился я. — Это же смешно.

— Что смешно? — спросил отец.

— Как что смешно? — удивился я и тут же решил разъяснить отцу, что в этом рассказе смешно: человеку доктор прописал, чтобы он, стоя на прямых ногах, сгибался и доставал кончики тапочек, тогда будет эффект, а она без труда дотрагивается до них, положив их ещё на стул.