полагается. Матушка говорит: в доме такое творилось, что любой ребёнок с панталыку бы сбился. А что у него спина слабая, так этого всегда боялись – заставляли его лежать, не разрешали ходить. Одно время велели ему носить железный корсет, только он так мучился, бедный, что совсем разболелся. А потом из Лондона приехал знаменитый доктор и заставил корсет снять. И очень сердито с нашим доктором поговорил – вежливо, но сердито. Слишком много лекарств, говорит, и потакательства.
– Он, по-моему, очень избалован, – заметила Мэри.
– Да, уж дальше некуда! – согласилась Марта. – Конечно, он столько болел! То кашляет, то простужается, раза два чуть не умер. Один раз горячка, другой – тиф. А‐а! Вот когда миссис Медлок перепугалась! Он в бреду лежал, она-то думала, он ничего не понимает, и говорит сиделке: «На этот раз уж он точно умрёт – и ему самому, и всем только лучше будет!» Глядь – а он на неё своими глазищами смотрит и всё-всё понимает, не хуже её самой. Она испугалась, но он только посмотрел на неё и сказал: «Дайте воды и перестаньте болтать».
– Ты думаешь, он умрёт? – спросила Мэри.
– Матушка говорит, ни один ребёнок не сможет жить, если свежим воздухом не дышать и ничего не делать, а только лежать на спине, книжки с картинками смотреть да лекарства пить. Он слаб, а не любит, когда его вывозят на прогулку, – мёрзнет и жалуется, что ему от прогулок только хуже.
Мэри молча смотрела на огонь.
– Не знаю, – проговорила она наконец, – может, ему нужно выйти в сад и посмотреть, как там всё растёт. Мне это помогло.
– А то вывезли его однажды в сад, где розы возле фонтана, так с ним такой припадок приключился, я другого такого не упомню. Он где-то прочитал, что у людей от роз «розовая лихорадка» бывает, и как начал чихать – вот, говорит, лихорадка начинается! А как раз мимо шёл новый садовник, который ничего про него не знал, он возьми да погляди на него с любопытством. Так он нам такой спектакль закатил! Говорит, он на меня так посмотрел, потому что у меня горб растёт. И до того плакал, что у него жар начался. Всю ночь метался.
– Если он на меня рассердится, я уйду и больше к нему ни за что не приду, – заявила Мэри.
– Он захочет – придёшь, – возразила Марта. – Ты так и знай!
Вскоре раздался звонок – Марта сложила вязанье.
– Верно, сиделка хочет, чтоб я с ним побыла. Надеюсь, он смирный сегодня.
Не прошло и десяти минут, как она вернулась с озадаченным видом.
– Нет, ты его и впрямь околдовала, – сказала Марта. – Сидит со своими книжками на диване, а сиделке сказал, чтобы она до шести часов не возвращалась. Только она вышла, как он меня позвал и говорит: «Пусть Мэри Леннокс придёт со мной поговорить. И помни – никому ни слова!» Беги-ка к нему! А я буду ждать в соседней комнате.
Мэри не заставила себя просить. Конечно, Колина она не так хотела видеть, как Дикона, – впрочем, ей и с Колином побыть интересно.
В камине у Колина горел яркий огонь. При свете дня Мэри увидела, что это была очень красивая комната. Ковры и портьеры, картины и книги на полках – всё было такое яркое и нарядное, что, несмотря на дождь и серое небо, нависшее над землёй, в комнате было уютно и светло. Сам Колин тоже выглядел весьма живописно. Он сидел на диване в бархатном халате, облокотясь о большую шёлковую подушку. На щеках у него рдел румянец.
– Заходи, – приветствовал он Мэри. – Я про тебя всё утро думал.
– А я про тебя, – отвечала Мэри. – Знаешь, как Марта испугалась! Миссис Медлок, говорит, подумает, что это она мне про тебя рассказала – и её прогонят.
Колин нахмурился:
– Позови её. Она в соседней комнате.
Мэри пошла за Мартой. Бедняжка задрожала от страха. Колин мрачно взглянул на неё.
– Ты мне должна угождать или нет? – спросил он сурово.
– Я все ваши желания должна исполнять, мастер [2], – проговорила, запинаясь, Марта и залилась краской.
– А Медлок?
– Мы все должны, сэр, – отвечала Марта.
– Значит, если я прикажу тебе позвать мисс Мэри, как может Медлок тебя за это прогнать?
– Уж вы не допустите этого, сэр, – попросила Марта.
– Я её саму прогоню, если она хоть слово скажет, – важно произнёс Крейвен. – Она у меня узнает!
– Спасибо, сэр, – сказала Марта, присев. – Я только свой долг выполняю, сэр.
– Твой долг – выполнять мои желания, – ещё величественнее произнёс Колин. – А об остальном не беспокойся. Теперь иди.
Когда за Мартой закрылась дверь, Колин заметил, что Мэри задумчиво смотрит на него.
– Что ты на меня так глядишь? – спросил он. – О чём ты думаешь?
– О двух вещах.
– О каких? Садись и рассказывай.
Мэри уселась на скамеечку и начала:
– Во-первых, вот о чём. Когда я ещё в Индии жила, я видела мальчика, который был раджой. Он весь был в рубинах, изумрудах, алмазах, а с людьми говорил так, как ты сейчас с Мартой. И все должны были ему повиноваться – немедля! По-моему, он бы их казнил, если б они промедлили.
– Ты мне потом про раджу ещё расскажешь, – сказал Колин. – А во‐вторых, о чём ты думала?
– Я думала, какая разница между тобой и Диконом!
– Кто это Дикон? Какое странное имя!
«Почему бы не рассказать ему про Дикона», – подумала Мэри. Ведь о потаённом саде при этом можно не упоминать. Как она слушала Марту, когда та ей про Дикона рассказывала! Да ей и самой хотелось о нём рассказать. От этого Дикон как бы ближе станет.
– Дикон – это брат Марты. Ему двенадцать лет, – объяснила она. – Он совсем особенный. Он может лисиц заклинать, и белок, и птичек, совсем как в Индии змей заклинают. Играет тихонечко на дудочке, а они выходят и слушают.
Рядом на столе лежали большие книги, Колин вдруг повернулся и вытащил одну из них.
– Вот здесь изображён заклинатель змей, – сказал Колин с жаром. – Посмотри!
Это был роскошный том с превосходными цветными иллюстрациями – Колин быстро нашёл то, что искал.
– И Дикон так умеет? – спросил он с любопытством.
– Он на дудочке играет, а они слушают, – повторила Мэри. – Только он говорит, что не колдует. Просто он столько времени проводит на пустоши, что изучил все звериные повадки. Иногда ему кажется, будто он сам птица или кролик, до того он их любит. По-моему, он малиновку о чём-то спрашивал. Они оба почирикали тихонько
