Дядя Федя шагнул вниз, распустил петлю на шее Пуделя, стянул ее через голову.
Но Пудель даже не открыл глаз.
— Права не имеете! — завопил Взялииобидели.
Он протянул руку, чтобы схватить Пуделя за шерсть на загривке, и вдруг с визгом отдернул руку назад.
Кот Ангорский своими когтями провел четыре рваные полосы на руке нежно любимого хозяина.
После этого Кот Ангорский, как безумный сверкая серебряными глазами, испустил поистине львиное рычание. Возможно, в это мгновение он вспомнил своего приятеля льва Нептуна.
— Змею, змею пригрел у себя на груди! — заголосил Взялииобидели. Молоком вспоил, котлетами вскормил! Обидели! Ох, как обидели! Где, спрашивается, справедливость на этом свете?
— Не вам бы говорить о справедливости, — тихо сказал дядя Федя. И уже погромче, повелительным голосом позвал: — Пудель, сюда!
Пудель с усилием поднял голову, посмотрел на дядю Федю мутными, страдальческими глазами.
— Пудель, ни с места! — визгливо крикнул Взялииобидели.
Пудель с несчастным, растерянным видом поворачивал голову то в одну сторону, то в другую. Было очевидно, что в душе у него царит настоящая буря и смятение.
— Пудель, сюда!
— Ни с места, дрянная собака!
— Пудель, миленький, иди ко мне! — всхлипывая, позвала Катя.
Пудель одним прыжком очутился возле нее.
— Воры! Грабители! — закричал Взялииобидели. — Собак воруете неутопленных! Старика обидели! Взяли и обидели!..
Но никто уже не слушал его. Все повернули назад по тропинке.
Катя шла, согнувшись в три погибели, обнимая Пуделя за шею.
Пудель шел, как во сне. Ребята сгрудились вокруг него, наклонились над ним, толкая друг друга коленками. Их руки тянулись к нему со всех сторон, гладили, ласкали, мешали идти.
Вдруг позади послышался короткий отрывистый крик и громкий всплеск.
Взялииобидели поскользнулся на топком глинистом бережке и свалился в воду.
К луне поднялся грузный фонтан брызг. В пруду со всех сторон тяжело и сочно зашлепали перепуганные лягушки.
Дядя Федя бросился назад к пруду. Одной рукой ухватился за кусты, другую протянул Взялииобидели.
Но пруд в этом месте был неглубок, и Взялииобидели уже сам карабкался на берег.
Он был весь облеплен зеленой тиной. К щеке прилипла болотная трава, а голову венчал широкий лист водяной кувшинки.
Поздним вечером Катя сидела у себя в комнате. От волненья то принималась по привычке грызть кончик косы, то крепко зажимала обе ладони между коленями.
Веснушка уже забрался под подушку и там затих. То ли ему было все равно, то ли просто устал от этой прогулки в темноте.
В соседней комнате вполголоса разговаривали дядя Федя и мама.
Катино сердце так и замирало. Ей казалось, еще минута, и она не выдержит этого мучительного ожидания.
Время от времени она ногой касалась Пуделя, неподвижно лежавшего под столом. Чувствовала твердую, как корка, слипшуюся от глины шерсть. Ну, сколько же можно разговаривать?
— Катя! — позвала мама.
Катя не помнила, как вошла в комнату.
Лицо у мамы было строгим, недовольным, будто она за что-то сердилась на Катю.
— Вполне возможно, что я еще пожалею об этом… — холодно сказала мама. — Конечно, ничуть не сомневаюсь, все это, как всегда, ляжет на мои плечи…
Катя, еще не смея верить своему счастью, взглянула на дядю Федю.
Дядя Федя кивнул головой.
Катя бросилась маме на шею.
— Совершенно уверена, выводить эту собаку придется мне, задушенно, еле-еле выговорила мама, с трудом разжимая Катины руки.
— Что ты, мамочка!
— Знаю я эту «мамочку». Через три дня тебе надоест, и все будет, как всегда, на мне.
— Как все удачно образовалось, — улыбнулся дядя Федя своей особой, застенчивой улыбкой. — А что до Кота Ангорского, то его согласилась взять Васькина бабушка.
Когда дядя Федя ушел и мама уже потушила свет в своей комнате, Веснушка неожиданно вылез из-под подушки и встал перед Катиным носом, гордо скрестив на груди руки.
— Может быть, ты думаешь, что солнечные лучи никогда не ошибаются? — сердито и подозрительно спросил он.
— Ничего я не думаю, — сказала Катя, которая на самом деле думала что дырка на новой наволочке будет совсем ни к чему.
— Мы, солнечные лучи, нисколько не хуже других и тоже можем ошибаться! — с обидой воскликнул Веснушка.
Катя промолчала, не очень-то понимая, к чему клонит Веснушка.
— Ну, так вот, — Веснушка строго и назидательно поднял палец. Раньше я думал: чтобы уговорить маму взять собаку, нужно, чтобы собака спасла тебя. Но я ошибся. Оказывается, все наоборот: чтобы уговорить маму взять собаку, нужно, чтобы ты спасла собаку. Но когда, лежа под подушкой, все это хорошенько-как следует-не спеша обдумал, понял, что так гораздо лучше. Просто несравнимо лучше!
Глава 30. В которой выясняется, чей нос достоин веснушек
Утром Катя проснулась от того, что в открытую форточку что-то влетело и упало на скомканный коврик у ее постели.
Катя нагнулась — красный тюльпан.
Весь помят, растрепан. Стебель сломан, и поэтому красная головка жалко повисла набок. Да еще похоже на то, что кончик стебля кто-то старательно и долго жевал.
— Васька, — догадалась Катя и почему-то покраснела.
Катя задумалась — что с ним делать? Может быть, засушить?
Положила тюльпан в старый учебник. Сверху навалила стопку книг. Пусть там лежит. Жалко, что ли?
Вечером все друзья собрались за сараем.
Дядя Федя приволок пустой ящик. Катя присела рядом с ним на краешек. У ее ног — Пудель, вымытый, расчесанный. Он то и дело с волнением нюхал Катину туфлю, чтобы лишний раз убедиться в своем счастье.
Веснушка устроился, как он любил, на Катином плече, сидел, держась за воротник.
Кот Ангорский с оскорбленным и мрачным видом развалился на крыше сарая, щурил пустые серебряные глаза. Живот у него вздулся, как будто он проглотил футбольный мяч.
— Он сам на себя обиделся, — объяснил Васька, лежавший на крыше сарая около него. — Моя бабушка налила ему сливок и сказала: "Пей, дрянь ты эдакая, сколько влезет". Он три пакета вылакал, а четвертый не одолел, сколько ни старался. Вот он и обиделся на свой живот: почему четвертый пакетик не влезает.
— Уважаемый Веснушка, — негромко проговорил дядя Федя. — Я еще вчера обратил внимание, что ваши карманы чем-то набиты. Может быть, это бестактный вопрос… в таком случае… заранее приношу извинения…
— Ничуть не бестактный! — воскликнул Веснушка. — Я просто удивляюсь-поражаюсь-не могу прийти в себя от изумления, почему меня так редко об этом спрашивают! Да, не буду скрывать, мои карманы набиты не какими-нибудь там деньгами, носовыми платками, кошельками и расческами. В них полным-полно изумительных, чудесных, отборных веснушек!
— Да что вы?! — искренне изумился дядя Федя. — Подумать только! Полные карманы веснушек. Знаете, в детстве у меня тоже были очень симпатичные веснушки, но, к моему прискорбию, почему-то с годами они исчезли…
Веснушка глубоко задумался, хмуря брови, пристально и молча рассматривая дядю Федю.
— Он рыжий… — как бы про себя пробормотал Веснушка. — Это несомненно-безусловно — и даже спорить нечего.
— Ладно, я, может быть, и помогу тебе, — улыбнулся Веснушка, но тут же снова нахмурился, — если, конечно, ты просто жить без них не можешь, умираешь от желания, мечтал всю жизнь…
— Да, это правда, я бы очень хотел, — серьезно сказал дядя Федя.
— Тогда нагнись! Ниже, еще ниже. Я же не виноват, что ты вымахал такой длинный! — Веснушка, заволновался, забегал по Катиному плечу.
Дядя Федя благоговейно склонил голову. Веснушка сунул руку в карман, зачерпнул полную горсть чего-то легкого, сверкающего и торжественно поднял руку кверху.
Все ахнули.
Из его руки струйкой посыпались мелкие золотинки на нос и щеки дяде Феде. При этом Веснушка еще шевелил пальцами, точь-в-точь как мама, когда она солила яичницу или картошку на сковородке.
Золотые веснушки сверкали в воздухе — легкие, невесомые, как пятнышки солнечного света.
Некоторые из них восторженно и жадно подхватывал ветер, радостно кружил, уносил куда-то далеко-далеко.
— Ой, а мне можно? Немножечко… — робко спросила Нинка-блондинка. Спросила и покраснела.
— Можно! — великодушно согласился Веснушка. — Уж так и быть. Подставляй нос. Хоть на человека будешь похожа.
Нинка-блондинка наклонилась к Веснушке. Он щедро посыпал ей нос золотой пыльцой.
— А они не смоются? — с тревогой спросила Нинка-блондинка. — Если с мылом?
— Что она говорит? Слушать тошно! — возмутился Веснушка. — Это уж навсегда. Забито, как гвоздики.
— А мы? — не выдержали Галя и Валя.
— Ладно уж, пользуйтесь. Я сегодня добрый! — сиял Веснушка.
— Ой, Веснушка, — с испугом воскликнула Нинка-блондинка. Она отвернулась, незаметно вытащила из кармана круглое зеркальце и теперь гляделась в него. — Смотри-ка, на правой щеке вон сколько, а на левой почти ничего. Подсыпь еще, пожалуйста.
