Попугаиха прилетела только под утро. Значит все готово. На задание шли Кедр, как наступательная сила, Вьюн — оборона, Крапива с Чертополохом, как поддержка Кедра. Элис получила задание стоять в стороне и действовать по обстановке. Попугаиха после получасовых воплей выбрала себе место на крыше школы, чтобы созерцать всю картину событий в масштабе и полном объеме, как она выразилась. По её мнению она выбрала себе самую ответственную сложную задачу. Натянув на руки красные кожаные перчатки, она отключилась от собрания, и заснула сном праведника.
Собранию пришлось тихо покинуть дом. Рассевшись на лужайке, все шептали свои версии предстоящих событий. Элис, наматывая на ложку липкую струю меда, попросила Кедра на этот раз не пропустить её окно.
— А то будут пугать вами не только детей, но и стариков. Да что стариков всех. Посеете ужас в городе.
Встреча была назначена на время, когда филин три раза ухнет у разбитой молнией березы.
Брим-Бом уже третий день не разговаривал с Борисом. Ему казалось, что это он выпустил его Медведя из клетки. Хотя Борис всячески отнекивался, и не признавался. Он даже поклялся на хлебе, но директор ему не верил.
Куда подевался Медведь? Вернее, куда он делся, Брим-Бом догадывался, наверняка, сбежал. Было непонятно, каким образом в полу клетки образовалась дыра. Кто осмелился прикоснуться к его имуществу? Не знал он, и того, когда это произошло? Пропажа обнаружилась лишь на второй день. Угораздило же его уснуть на два дня, да с ним впервые такое приключилось!
Братья сидели в вагончике и завтракали — точнее завтракал Брим-Бом, а Борис только что закончил пересчитывать деньги. Аккуратными пирамидками они возвышались между грязными тарелками.
В сотый раз, бросив в сторону брата злой взгляд, Брим-Бом процедил сквозь зубы:
— Ты бы мог меня разбудить… может ты специально подсыпал мне снотворного, чтобы я не слышал, как ты пилишь.
Не удостоив брата ответом, Борис стал складывать свое богатство в чистый рюкзак, который он предусмотрительно постирал в ближайшей луже.
Вдруг глаза Брим-Бома округлились, и он испуганно уставился на Бориса. Мысль, которая только что пришла его голову, настолько его напугала, что он перестал жевать.
— Ты, наверное, и сейчас мне что-нибудь подсыпал. Сам-то не ешь. Ты что задумал? Решил меня извести? Я давно заметил, как ты ненавидишь меня и моих зверушек. А ведь ты живешь за их счет. Их хлеб кушаешь, — распаляя самого себя, завелся Брим-Бом. Он уже вскочил, и теперь нарезал круги по комнате.
— Вот зачем, скажи на милость, тебе эти бумажки? Что ты с ними будешь делать? Номера купюр наверняка все записаны, ориентировки разосланы. Да скоро инфляция сожрет твое богатство, и оно превратится в пшик… — и Брим-Бом вскинул руками демонстрируя, как это должно произойти. — Самое большое богатство это живность.
В душе Борис был с ним согласен. Но одно дело думать, совсем другое слышать. Он просто не имел права рисковать, и позволить себе тратить эти бумажки. Хотя не это волновало так сильно Бориса, его будоражила мысль, что богатство, которым он обладал, было призрачно неуловимым, словно туман на утренней заре.
Засунув рюкзак под скамью, Борис бросил:
— Совсем осатанел от своих зверей. Лучше иди покорми их. Пятый день ни жравши. Ромашку тоже полей, вся высохла.
Брим-Бом взглянул на подоконник, он совсем забыл о ней. Ее белые лепестки повяли, листья завернулись в трубочку, голова поникла в страдальческом поклоне.
— Чем я их кормить буду? Посетителей нет уже неделю. Тоже мне, заехали в город! Здесь зверей больше, чем людей. Надо выбираться отсюда, да и Медведь в любой момент может вернуться. Тогда нам не сдобровать. Может травки покосить?
Тут его взгляд упал на Ромашку.
— Я что зря её волок в такую даль. Еду для зайцев, — вспомнил Брим-Бом. Он потянулся за Ромашкой, но в этот момент за стеклом мелькнула до боли знакомая фигура. Брим-Бом зажмурил глаза, пытаясь прогнать наваждение. Он потряс головой и распахнул опухшие веки без ресниц. Ошибки не было…
Щелчком смахнув разомлевшую на подоконнике жирную муху, он прижался носом к стеклу. Опершись на него ладонями, словно надеясь пройти сквозь него, директор рассмотрел громадные очертания Медведя. Его переполняло очень странное, неиспытанное доселе чувство — радость, перемешанная с восторгом. Ну, конечно же, он узнал своего "желтенького медвежонка". Вот он, перекинув через плечо цветущее дерево, словно коромысло, покачиваясь от тяжести, собственной персоной косолапо бредет в сторону вечнозеленой тайги.
— Долго жить будешь. Сам, миленький, пожаловал, с дубинкой. Неужели решил меня завалить… — запустив пятерню за шиворот, директор поскреб кожу на спине и сипло застонал: — ах, ты моя лапушка….
Больше всего Брим-Бом боялся, что видение исчезнет, и ему останутся только воспоминания о гордости зверинца. Но Медведь продолжал упорно двигаться по окраине города. Вдруг он исчез за кустами. Брим-Бом взревел, и схватился за зуб, видимо разболевшийся от переживаний. Он плюхнулся на скамейку и в сердцах ударился затылком об стену. Потом ещё и еще. Решение пришло мгновенно. Брим-Бом схватил винтовку и удивительно быстро, словно пантера, выскочил из дома. Из директора он превратился в очень умелого и оттого очень опасного охотника.
Выскочив вслед за братом, Борис проследил за ним. Взгляд уткнулся на знакомую фигуру Желми, на секунду появившуюся средь редкой листвы кустарника. Поняв причину странного поведения братца, Борис с досадой ударил кулаком по косяку. Косяк немного вышибло, и вагончик подозрительно пискнул.
Желми под тяжестью Тополя не мог быстро передвигаться. Он остановился и опустил дерево.
Тополиха устало села на траву и тяжело задышала.
— Как я устала, — протяжно вздохнула она.
— Я тоже, — согласился с ней Желми. Он растянулся на траве и прикрыл глаза. Словно почувствовав свободу, тупая боль мгновенно расползлась по всей спину и притормозила на пояснице. Медведь охнул и автоматически схватился за поясницу, пытаясь унять ломоту.
— Отдохни, отдохни, — ласково произнесла Тополиха и погладила поясницу Желми. Тот тихо заурчал. — Третий день меня тащишь. Вроде как устать пора.
Желми прикрыл глаза и вновь застонал. Тополиху оказалось нести достаточно сложно. Ее внушительные габариты, сучковатая кора мешали двигаться легко и быстро. К тому же очень хотелось есть. Да и от удара в голове стоял нескончаемый шум, разгуливающий глухим эхом по всему телу.
Наверное, Желми давно бы бросил эту затею с Тополихой, но за неделю жизни в клетке он немного переосмыслил ценности жизни, и теперь отчетливо понимал, что такое свобода. Он посчитал, что до горы осталось примерно полдня пути. Справа желтый дом Нового города, скоро значит подъем, а там глядишь и рукой подать до Лысой горы.
Гусеницы намочили в росе оборки на юбках, делали примочки на шишку Желми. Желми застонал и невольно коснулся затылка рукой. Шишка немного уменьшилась в размерах и теперь отзывалась лишь тянущей болью.
— Ну, словно елка, — пожаловался медведь, хвастаясь своим незавидным приобретением.
Тополиха весело фыркнула и стала сильней массировать поясницу медведя. Тот моментально забыл о боли в затылке, так как она в спине оказалась намного сильнее. В глазах поплыли синие круги, и Желми погрузился в события трехдневной давности.
Он смутно вспоминал тот злополучный удар, от которого все в голове перемешалось, и он потерял сознание. Очнулся он от холода. Коробка из-под бананов, которой он был накрыт, совсем не грела. Но без неё было бы, наверное, ещё хуже. Желми почувствовал, как за спиной, кряхтя, зашевелилось чье-то тело. Мужичок в истертой фуфайке, пытался зажечь спичку и подпалить ею обслюнявленный окурок. Это ему не удавалось. Желми взял спичку и чиркнул головкой об коробок. Огонек заплясал, Желми стало вроде как теплее, но явно не от огня, а от чувства свободы, которую он вновь приобрел. Защищая огонек от ветра, Желми помог мужичку закурить. Тот пару раз затянулся и зашелся в хриплом кашле. Его глаза налились кровью, он устало махнул рукой и, словно улитка, заполз под коробку из-под бананов.
Желми поднялся на колени, в затылке артиллерийским залпом громыхнула ужасная боль. Медведь пощупал затылок, на нем кровавым бугром выросла огромная шишка, причиняя хозяину затылка жуткие страдания. Желми, собрав все свои силы, полностью сосредоточился на принятии решения. Когда он понял, что готов к действиям он встал, отряхнул свой костюм и, шатаясь, направился к вокзалу.
Проходя мимо кафе, Желми непроизвольно взглянул на свое отражение и содрогнулся. На него смотрела изможденная, усталая физиономия. Желми внезапно осознал, что по его лицу течет слеза. Он тут же смахнул её рукавом. Еще не хватало, что бы кто-то заметил его слабость. Сделал он это весьма вовремя, так как именно в этот момент дверь распахнулась, и в проеме показалась радушное лицо официанта.
