туча, — ну и что? Попляшет быстрый дождь на пыльной дороге, взовьется в небо пестрая радуга, глядь — опять светло, тепло и сухо.
Бойко, вприпрыжку идут ребята. Однако Сережка ведет их сегодня не к тому большому костру, около которого густо, как на базаре, толпятся солдаты. Нет! Он все загибает куда-то в сторону, вбок. Куда это он?
— Там все новые! — показал Сережка на солдат у большого костра, — Их ведь здесь подолгу не держат: выучат и — на войну! Старых-то совсем немного осталось!
А в сторонке, за елочками (сразу-то и не заметишь!) отдельный маленький костер-костерочек. Вокруг него четыре… нет, пять солдат, Тут и Иван Сидорович — старый, бородатый, невеселый.
Они сидят, а перед ними, спиной к ребятам, еще один солдат. Даже не солдат, а вроде мальчишка. Как Сережка, разве чуть побольше. Но тоже во всем солдатском…
Он стоит перед своими товарищами и тихонько поет им. Сережке, Тоське и Мишке чуть слышно, что он поет, хотя они подошли уже совсем близко.
Поет он печальную солдатскую песню:
⠀⠀ ⠀⠀
Высоки Карпатски горы!
Я один их перешел,
Задушевного товарища
Убитого нашел…
⠀⠀ ⠀⠀
Еще надрывнее солдатик стал петь дальше:
⠀⠀ ⠀⠀
Задушевный мой убит!
Шинель под кустиком лежит!
Фуражка заросла травой!..
Прощай навеки, милый мой!..
⠀⠀ ⠀⠀
И вдруг быстро-быстро, но совсем негромко, как бы полушепотом, полилась еще одна песня:
⠀⠀ ⠀⠀
Не вино меня качает,
Меня горюшко берет!
Я не сам иду в солдаты.
Старшина меня ведет…
⠀⠀ ⠀⠀
Значит, вот как поют солдаты теперь! Значит, вот как им не хочется на войну!
Мишка не слышал раньше таких песен. Раньше главная песня была совсем не такая. Раньше солдаты ходили и орали совсем другую песню:
⠀⠀ ⠀⠀
Бельгия, Сербия,
Жаль мне тебя:
Пьяная Германия.
Разрушила тебя…
⠀⠀ ⠀⠀
И было всем ясно тогда, что надо идти на войну и заступаться за Бельгию-Сербию.
Почему же теперь все стало не так: и песни поют другие и на войну не хотят идти?
Но Мишка не успел подумать об этом как следует, потому что молодой солдат уже затянул новую, страшную песню:
⠀⠀ ⠀⠀
Царь Николка!
Что наделал?
Безо время
Войну сделал!
Безо время,
До поры
Нас на бойню
Повели…
⠀⠀ ⠀⠀
— А, так их всех! — заорал другой солдат у маленького костерка, вскочил с места и длинно и нехорошо выругался.
Ребята испуганно отпрянули назад. Под неосторожной Мишкиной ногой громко хрустнула сухая ветка.
Молодой солдатик оборвал свою страшную песню и бросился в кусты.
И вскочили на ноги еще два солдата у маленького костерка.
Но бородатый Иван Сидорович Вотинцев разглядел и узнал ребят и не шевельнулся. Он небрежно махнул рукой, и солдаты доверчиво сели на старое место.
Только певец все еще прятался в кустах.
Сережка подошел к Ивану Сидоровичу и что-то шепнул ему на ухо. Сидорыч покачал головой. Так качают, когда хотят сказать «нет». Сережка попятился назад.
— Потом придем, — сказал он. — Они сейчас своим заняты… Пошли купаться!..
Пошли.
Вдруг от костерка донесся молодой голос:
— Сережка! Погоди-ка!
Сквозь кусты к ребятам пробирался тот самый молодой солдатик, что пел у костра…
Это — он! Это — Коля!
— Ух, кого я вижу! — сказал молодой солдатик, подойдя ближе. — Здорово, Тоська!.. Мишка-малышка, и ты здесь!..
Мишка удивился. Он никак не мог понять, почему этот незнакомый солдат знает его. А солдат тоже удивился:
— Ты что, Мишка? Не хочешь со мной поговорить?
Тогда Мишка стал вглядываться. И вот в незнакомом лице молодого солдата как бы стало проступать что-то виденное, знакомое. Сначала — тускло, еле заметно, а потом все явственней и явственней.
И вот словно что-то озарилось, и Мишка — узнал!
— Коля!.. Да это же он — Коля! Наш Коля!
И подумать только — Мишка не ошибся! Да, этот плечистый молодой солдатик, который только что пел у костерка страшные беззаконные песни и ругал царя, это был действительно Коля, их Коля. Тот самый. Коля, которого они когда-то кормили через щель «Для писем и газет», которого учили плавать, которому помогли бежать из дому.
Только тот Коля был худенький, бледный и всегда битый. А этот Коля большой, плечистый, загорелый; теперь его, пожалуй, никто не побьет.
— Узнал? — обрадовался Коля. — Ну, ладно. Скоро увидимся… А Яночка с вами не пришла?
Он опечалился, что Яночка не пришла. Потом прижал палец к губам. Это означало: «Зря про меня не болтайте, держите язык за зубами».
И вот Коля убежал назад — к маленькому костерку.
Ребята посмотрели ему вслед, переглянулись и засмеялись.
— Вот как наши-то! — гордо сказал Сережка.
⠀⠀ ⠀⠀
⠀⠀ ⠀⠀
Теперь, пожалуй, пора рассказать, как олень — золотые рога попал в мои руки и от кого я узнал все то, что вы только что прочли.
…В 1943 году в нашем госпитале освободилась койка рядом с моей и целый день простояла пустая. А вечером на нее положили новенького — Михаила Филимонова. Был он долог, худ и небрит.
Ах, сколько раз, сколько раз предлагали ему побриться. Но он отвечал коротко и решительно:
— Сам!
— Но ведь вы не можете бриться сами. У вас рука еще не слушается.
Он молчит, не перебивает и снова отвечает одним словом:
— Сам!..
Был Михаил замкнут, молчалив, все сидел на кровати и настойчиво, с неистощимым терпением сгибал и разгибал покалеченную правую руку — пытался полностью восстановить ее способность к движению.
Две длинные недели мы пролежали рядом и хоть бы словом перемолвились.
Но вот как-то в палате потухли лампочки. В тот год так случалось часто.
Те, кто читал, отложили свои книжки. Те, кто играл в домино, бросили костяшки.
Чем заняться в темноте? Как скоротать время?
Кто-то предложил, шутки ради, рассказывать сказки. Но все только посмеялись.
Какие тут сказки? И где сказочники?
И вдруг Михаил, мой молчаливый сосед, неожиданно и весело начал:
— Служил солдат двадцать пять лет, выслужил двадцать пять реп, а на двадцать шестой отпросился домой. Как он ни торопился, как ни старался, а к ночи домой не добрался…
Палата притихла и слушала.
