работала, с Диконом, – сказала Мэри.
Колин нахмурился и снизошёл до того, чтобы взглянуть на неё.
– Я не позволю ему приходить, если ты будешь к нему убегать, вместо того чтобы играть со мной, – заявил он.
Мэри пришла в ярость. В таких случаях она не поднимала крика. А просто сжимала зубы и упрямо стояла на своём, не считаясь ни с кем и ни с чем.
– Если ты Дикона отошлёшь, я больше никогда в эту комнату не приду, – заявила она.
– Придёшь, если я захочу.
– Ни за что! – сказала Мэри.
– Я тебя заставлю! Тебя сюда силой приволокут!
– Ах вот как, господин раджа? – с ненавистью отвечала Мэри. – Может, и приволокут, но заставить говорить не смогут. Буду сидеть и молчать, ни слова тебе не скажу. Даже смотреть на тебя не стану. Буду глядеть себе под ноги!
Оба с ненавистью смотрели друг на друга. Милая это была парочка! Будь они уличными мальчишками, они бы подрались. Но драка была исключена, и они дали волю словам.
– Только о себе и думаешь! – выкрикнул Колин.
– А ты? Эгоисты всегда так говорят. Если кто-то не делает, как они хотят, они того называют эгоистом. Вот ты действительно только о себе и думаешь! Другого такого эгоиста я в жизни не видывала!
– Ну нет! Твой Дикон ещё больше эгоист! Заставляет тебя копаться в грязи, а ведь знает, что я тут лежу совсем один! Вот кто эгоист, если хочешь знать!
Глаза у Мэри вспыхнули.
– Он лучше всех! – закричала она. – Я такого другого не знаю. Он настоящий… ангел!
Может, глупо было так говорить, но ей уже было всё равно.
– Ничего себе ангел! – фыркнул Колин с издёвкой. – Обычная деревенщина!
– Он лучше, чем всякие там раджи! В тысячу раз лучше!
Так как Мэри была сильнее, чем Колин, победа стала склоняться в её сторону. Ведь Колин до сих пор имел дело только со слугами; пожалуй, ему было даже полезно, что Мэри ему не уступала, хотя ни он сам, ни Мэри об этом не догадывались. Он отвернулся, не поднимая головы с подушки, и зажмурил глаза, из-под его ресниц показалась крупная слеза и поползла по щеке. Ему стало жалко себя – но только себя одного!
– Я не такой эгоист, как ты, ведь я всегда болею. У меня уже горб растёт, я знаю! – сказал он. – И потом, я скоро умру.
– Не умрёшь! – возразила Мэри без всякого сочувствия.
От негодования он широко открыл глаза. Так с ним ещё никто не говорил. Он рассердился, но и обрадовался немножко, как ни трудно себе это представить.
– Не умру?! – повторил он. – Нет, умру! Ты же знаешь, что умру! Все так говорят.
– А я не верю! – стояла на своём Мэри. – Ты просто так говоришь, чтобы тебя пожалели. Ты же этим гордишься! Не верю я тебе! Будь ты хорошим, может, и поверила бы, но ты слишком противный!
Колин так и подскочил на кровати – он совсем забыл о своей спине.
– Убирайся! – завопил он и, схватив подушку, швырнул в Мэри. Сил у него было немного – подушка не долетела и шлёпнулась у её ног. Мэри рассвирепела.
– Я ухожу, – заявила она. – И больше не приду!
Она пересекла комнату, но, подойдя к двери, обернулась.
– Я тебе столько всего интересного хотела рассказать. Дикон привёл с собой ворона и лисёнка – я хотела тебе про них всё-всё рассказать. А теперь ни слова не скажу!
Она шагнула через порог и захлопнула за собой дверь, и тут, к немалому своему удивлению, увидела сиделку, которая, судя по всему, подслушивала. Но ещё больше поразило Мэри то, что сиделка при этом смеялась. Это была статная молодая особа, которой вовсе не следовало идти в сиделки: больных она не жаловала и вечно выдумывала какой-нибудь предлог, чтобы оставить Колина на Марту или ещё на кого-нибудь, кто соглашался посидеть с ним вместо неё. Мэри её недолюбливала. Она остановилась и устремила взор на сиделку, которая хихикала, прикрыв рот носовым платком.
– Над чем это вы смеётесь? – спросила Мэри.
– Да над вами обоими, – отвечала сиделка. – Надо же, всё ж таки нашлась и на него управа! Ты, правда, избалована не меньше, чем он, но лучшего для этого барчука не придумаешь! – И она снова засмеялась, уткнувшись в платок. – Будь у него сестра с таким же норовом, как у него, это его бы спасло!
– Скажите, а он умрёт?
– Не знаю и знать не желаю, – отвечала сиделка. – Дурной нрав и истерия – вот чем он болен!
– А что такое истерия? – спросила Мэри.
– Сама увидишь, если с ним случится сейчас припадок. Только на этот раз хоть будет из-за чего!
Мэри вернулась к себе. Настроение у неё было уже совсем другое, чем когда она вернулась из сада. Она досадовала и сердилась, но жалости к Колину не испытывала. Ей так хотелось ему обо всём рассказать! Она-то гадала, можно ли ему доверить тайну. И уже было решила, что можно. Но теперь передумала. Ничего-то она ему не скажет, пусть себе лежит в своей душной комнате и умирает, если ему нравится! Так ему и надо! Она была до того не в духе, что на время совсем позабыла и о Диконе, и о зелёном тумане, гуляющем по всему миру, и о тёплом ветре с вересковой пустоши.
Марта её поджидала. Озабоченность на её лице уступила место любопытству. На столе стоял деревянный ящик со снятой крышкой, в котором виднелись аккуратно завёрнутые пакеты.
– Это тебе мистер Крейвен прислал, – сообщила Марта. – Там будто книжки с картинками.
Мэри вспомнила, что в тот день, когда мистер Крейвен вызвал её, он спросил: «Может быть, тебе что-нибудь нужно? Игрушки… куклы… книги?»
Она стала разворачивать бумагу. А вдруг там кукла? Что она будет с ней делать? Но там была не кукла. В ящике лежало несколько великолепных, как у Колина, книг со множеством иллюстраций. Две из них были о садах. Ещё мистер Крейвен прислал ей несколько игр и маленький изящный бювар с золотой монограммой, золотым пером и чернильницей.
Подарки были такие чудесные, что понемногу гнев её начал проходить. Она не ожидала, что мистер Крейвен вспомнит о ней, и на сердце у неё стало теплее.
– Я уже неплохо пишу, – сказала она. – Прежде всего я напишу этим пером письмо мистеру Крейвену и поблагодарю его.
Если б она не поссорилась с Колином, она тут же побежала бы к нему показать подарки. Они бы стали разглядывать иллюстрации и почитали бы про сады,
