Оба они одновременно бросают взгляд в мою сторону. Но я отряхиваюсь. Мне снег попал за шиворот, мне сейчас не до них. Я им всячески доказываю это, старательно выгребая из-под воротника белые тающие, комочки.
- А вы не сердитесь, что я так и не обошла?
- Наташа,- слышу я голос Чудинова за своей спиной и вычищаю снег из ботинок,- ведь фактически вы же победили. Вы ее выручили, это все понимают. А вы еще будете так ходить!
- Ну, все-таки время я могла показать лучшее.
- К черту время! К чертям секундомер! Меня сейчас это не интересует... Молодец вы. Спасибо!
- Это вам спасибо,- совсем тихо проговорила Наташа.- Я же знаю, Степан Михайлович, что без вас... Это же вы меня вытащили, вы вернули к жизни...
"Так,- подумал я,- сейчас начнется".
И действительно, Чудинов быстро сказал:
- Ей-богу же, это недоразумение, Наташа! Право же, это не я вас тогда...
Наташа досадливо перебила его:
- Да не о том я. Не понимаете?.. Вы же меня заставили снова поверить в себя, вернули на лыжню.
- Наташа,- еще тише проговорил Чудинов,- я вам давно хотел кое-что сказать, но решил уж после состязаний...
- Опять что-нибудь насчет подколенного угла или голеностопного сустава? озорно спросила Наташа.
- Да ну их к лешему! - воскликнул Чудинов и покосился в мою сторону, а потом махнул рукой.- Нет, Наташа, хватит! Я...
Но тут водитель аэросаней внезапно включил мотор, прогревая, и мажорный неистовый рев его заглушил все, о чем говорил Наташе Чудинов. Обернувшись к ним, я видел только бесконечно счастливое лицо девушки. Шел неслышный для меня разговор, только губы двигались. А глаза у обоих были неподвижны, устремленные друг на друга.
Водитель несколько поубавил газ. Я почувствовал, что кто-то тянет меня за рукав. Это перебравшийся через сугроб Сергунок пытался обратить на себя мое внимание. Одной рукой в варежке и подбородком он, напыжившись и прижимая к животу, кое-как удерживал тяжелый, оправленный в серебро хрустальный кубок. На раскрытой, красной от мороза ладони другой его руки я увидел... большую коричневую пуговицу, имеющую форму футбольного мяча с выпуклыми дольками.
- Дядя Карычев, чеперь уже вшё можно шкажать? - настойчиво шептал Сергунок сквозь зубы, в которых торчала снятая варежка.
Я быстро прикрыл ладонью его растопыренную пятерню:
- Погоди минутку, Сергунок.
Поддерживая Чудинова, Наташа вела его к аэросаням. Вот они оба уселись. Наташа виновато оглянулась на меня, потому что места в санях теперь для меня уже не оставалось. Я успокоительно помахал рукой. Загрохотали выхлопы, в размытый радужный круг слились лопасти бешено завертевшегося пропеллера. Нас с Сергунком запорошило алмазной пылью.
И они унеслись.
Я принял из рук Сергунка тяжелую хрустальную чашу в серебре. Им там обоим, на мчавшихся по снежной долине аэросанях, сейчас было уже не до приза...
А Сергунок все протягивал мне на ладони пуговицу.
- Ну чего же, дядя? Ведь теперь можно уже сказать... как мужчина мужчине. Вы же сами обещались... Я же уговор сдержал. Теперь уже все кончилось?
Я поглядел вслед серебряному вихрю, который уносился к белому горизонту, оглашая всю округу громом и сея осколки радуг.
- Нет, Сергунок, по-моему, сейчас только все и начинается.
(Конец рукописи Евгения Карычева.)
ЭПИЛОГ
Теперь вы знаете, о чем рассказывал в своей повести Евгений Карычев.
Я увез его рукопись в своем чемодане, поспешая на Белую Олимпиаду в Италии. По дороге, в вагоне, я еще раз перечитал ее, и оставшиеся в ней неясности еще более раззадорили меня. Но я не сомневался, что предстоящая встреча с Карычевым рассеет все сомнения...
Вы, вероятно, помните, как проходили в Доломитовых Альпах зимние Международные олимпийские игры, и нет нужды еще раз подробно рассказывать здесь обо всем, что довелось нам увидеть на безукоризненной ледовой глади горного озера Мизурина, на зеркальном, залитом потоками электрического света поле олимпийского стадиона в Кортина д'Ампеццо, на знаменитом лыжном трамплине "Италия", на крутых склонах Доломитов, где флажки отмечали ворота гигантского слалома, и на лыжне международного Снежного стадиона. Но, как вы понимаете, у меня был свой особый интерес к тому, что разыгрывалось в те памятные дни на белых просторах альпийских заснеженных лугов, над которыми отвесной стеной уходили вверх, к ярко-синему небу, розовые громады Доломитов.
Я с нетерпением ждал событий, которые должны были составить содержание последней, еще не дописанной главы повести Евгения Карычева.
Как известно, эта зима в Западной Европе была на редкость снежной. Виноградники Италии и Прованса оказались погребенными под сугробами. Снежный буран гулял по Европе. Когда мы попали в Рим, "вечный город" предстал пред нами таким, каким его никогда не видали и сами итальянцы. Толстый слой снега укутывал пальмы в садах Пинчо и Боргезе на древних холмах. Вьюга свистела в каменных пролетах Колизея и свивалась в метельную воронку, крутившуюся в старинном амфитеатре. Перед собором Святого Петра ватиканские монахи играли в снежки. Призрачные снежинки роились в сумраке Пантеона, проникнув через круглое отверстие в куполе, и таяли на старинных плитах, своей скоротечностью как бы подчеркивая невообразимую долготу веков, память о которых хранили эти стены. Замерзли венецианские каналы, и дворцы, лишенные отражения, словно осели по пояс в камень набережных. Свирепые белые вихри шатались но дорогам Европы, заметая их. Тысячи машин застревали в заносах, и в газетах, которые я читал по дороге, когда наш поезд часами простаивал на занесенных перегонах, острили, что Королева русских снегов явилась на Олимпийские игры, стеля за собой через всю Европу белый шлейф метели...
Королевой русских снегов звали теперь за границей Наталью Скуратову. Мне уже было известно, что после драматического эпизода на трассе в финальной гонке в Зимогорске, когда Скуратова поделила звание всесоюзной чемпионки с Бабуриной, Наташе пришлось защищать, как говорят физкультурники, спортивные цвета нашей Родины на международной лыжне. Она выступала в Норвегии, ездила в Финляндию и везде оказывалась первой. Имя Скуратовой уже за год до Белой Олимпиады стало широко известно в Европе. В газетах ее называли Королевой русских снегов, Звездой белого горизонта, Царицей снежных полей, Хозяйкой зимних троп, Владычицей белых долин, Сводной сестрой уральских метелей, Приемной дочерью сибирских вьюг и Грозной подругой российских буранов.
Как только ее не называли в европейской спортивной печати, падкой на пышные обобщения!
Но нам было не до этих роскошных эпитетов. Застревая чуть ли не перед каждой станцией в заносах, мы проклинали увязавшуюся за нами пургу, по милости которой могли опоздать к самым интересным состязаниям. Чем ближе подъезжали мы к центру Белой Олимпиады, тем сильнее ощущалось, с каким нетерпением ждут на большом Снежном стадионе у Кортина д'Ампеццо гонки лыжниц на десять километров. Во всех газетах, которые попадались нам по пути, видели мы портреты Скуратовой и крупные заголовки, возвещавшие, что Хозяйке снежных Уральских гор предстоит сейчас встретиться с сильнейшими гонщицами мировой лыжни - со знаменитой Марлен Доггерти из Канады, Терезой Гранберг из Австрийского Тироля, Эрной Микулинен - чемпионкой Финляндии и грозной победительницей норвежских снегов Ирмой Гунгред. Участвовала в этой гонке и Алиса Бабурина, целый год не выступавшая на лыжне после розыгрыша кубка в Зимогорске, но недавно снова начавшая тренироваться и показавшая на отборочных соревнованиях в Кирове хорошее время - менее 38 минут.
Пятьдесят лучших лыжниц всего света готовились оспаривать на лыжне, проложенной в Доломитовых Альпах, звание Олимпийской чемпионки и лавровый венок чемпионки мира, так как Международная лыжная федерация объявила, что считает состязания на Белой Олимпиаде одновременно и розыгрышем мирового первенства.
"Гунгред!.. Бабурина!.. Гранберг!.. Скуратова!.. Микулинен!..- кричали заголовки в газетах, которые расхватывались на станциях пассажирами, спешившими на Олимпиаду.- Микулинен!.. Гунгред!.. Скуратова!.."
Длинные и усыпляюще-валкие автобусы-пульманы знаменитой туристской фирмы "ЧИТ", на которые мы были пересажены у пограничной станции, мчали нас по альпийским дорогам в Кортину. За окном мелькали над пропастями рекламные щиты, на которых змеевидные девушки, приподняв юбки до подвязок, демонстрировали преимущество нейлоновых чулок, шестилапый черный пес исторгал пламя из пасти, опившись бензином своей марки, а вездесущая диннерская фирма "Эссо" возвещала, что она готова обслужить автомобилистов и обеспечить их всем необходимым в любом уголке мира, на любом уровне высоты над морем...
Потом мы промчались под повисшими над шоссе пятью огромными цветными кольцами, сплетенными в известную эмблему олимпиады. Гирлянды этих колец стали появляться все чаще и чаще. Уже чувствовалось, что мы близки к своей цели, что совсем уже недалеко до центра Белой Олимпиады. И вот молодой бородатый альпинеро с длинным пером на зеленой шляпе поднял шлагбаум, мы влились в поток автомобилей, устремлявшихся к Кортине со всех дорог, сходящихся тут, и вскоре оказались в самом центре гигантского и веселого циклона, задувавшего в те дни среди Доломитовых Альп и вовлекшего в свою головокружительную воронку десятки тысяч людей, влюбленных в спорт.
