- Аи да Пепик! Аи да молодчина! Хорош, нечего сказать! Лучше, чем кожура от ливерной колбасы! Только поглядите на этого хитреца! Он, видите ли, захотел попробовать груш Млейнека, а ты беги нарви их ему с мешок! Ты бы хоть подумал, в чем я принесу тебе эти груши, у меня и карманов-то нет! Или, может, нарвать тебе их целую кучу, а Пашик доставит груз на тачке прямо к печи? Нравишься ты мне, парень! Но знаешь, отправляйся-ка лучше за ними сам, коли так не терпится!
- Что ж, ладно! - с деланным равнодушием сказал Пепик.- Пускай я не получу груш! Но тогда, Микеш, и ты не получишь тарелку хорошей, густой сметаны, которой я хотел отблагодарить тебя за пару спелых грушек!
Увидев, как Микеш несколько раз облизнулся, Пепик продолжал заманивать доверчивого котика:
- Сказать по правде, сами по себе они мне не нужны. Потому-то и нет у меня желания их рвать. Просто, Микеш, я хочу отплатить им за то, что они надо мной потешались. Чего глаза таращишь, я и сам сомневался, что такое возможно, но это правда! Видишь ли, Микеш, когда вы с Пашиком были вчера в Мниховицах, я прогуливался себе по улице, пока не дошел до сада Млейнеков. Груши и яблоки в нем почти созрели, и пахло там, как в раю! Засмотрелся я на одно крайнее деревце, и вдруг мне показалось, будто желто-красные груши на его ветках смеются! И чем дольше я смотрел, тем сильнее они смеялись. Неожиданно меня осенило: "Пепик, да ведь это они над тобой насмехаются!" Тут одна большая груша, величиной с твою голову, сказала соседкам: "Это и есть тот замарашка! Гляньте-ка, голенище одного сапога у него чуть ли не на щиколотке, а другое аж над коленкой! Штаны все в заплатах, да и держатся только на одной помочи! Рубаха грязная, как у цыгана, а вихры так и торчат из-под шапки! Я бы до самого черенка сделалась изжелта-красной, сорви меня такой неряха! Сегодня он еще один, а видели бы вы его с мерзким, ковыляющим котом Микешем, который возомнил, что если научился немного болтать по-человечьи, так станет по меньшей мере старостой в Турковицах".
- Чего-чего? - оскорбился Микеш.- Это я-то ковыляю?! Да таких гадких слов, Пепик, я не простил бы даже хищнику, вроде хорька, не говоря уже о какой-то червивой груше! - И возмущенный котик забегал туда-сюда по лавке, вращая зрачками и теребя свои торчащие в стороны усики. Шерсть на спине у него встала дыбом.
- Микеш, неужто ты сердишься из-за слов глупой груши? Да сходи сорви их парочку - все, как одна, приумолкнут. И в следующий раз больше не осмелятся потешаться над нами!
Микеш спрыгнул с лавки, натянул один сапог и сказал:
- Ладно, Пепик! Неси сметану, я должен хорошенько подкрепиться!
Пепик живо схватил тарелку и побежал в погреб, опасаясь, как бы Микеш не передумал; не успел котик натянуть второй сапог, Пепик уже стоял перед ним с хорошей, густой сметаной в руках. Микеш взял от него тарелку передними лапками и, даже не присаживаясь, тут же слизал все ее вкусное содержимое. Потом он утер лапкой усы и направился к выходу, проронив одно-единственное словечко: "Аида!" Микеш был настолько возбужден, что Пепик едва за ним поспевал. Со стороны луга они обогнули домик Швецов и, преодолев крутой склон, вышли на межу Брабца, от которой до сада Млейнеков было уже рукой подать. От межи Брабца Микеш, согласно уговору, продолжал путь один. Зайдя в угол сушильни Бубеника, он снял сапоги и пополз по траве к ближней груше, а потом - прыг! - стрелой взмыл на дерево. Пепик тихонько следовал по его стопам, немного прихрамывая, будто занозил ногу, и, очутившись возле грушевого дерева, опустился на траву. Ему было хорошо видно, как старый Млейнек стоит у забора за развесистым кустом бузины и выжидает, что будет происходить дальше. Но Пепик лежал не двигаясь.
Вскоре Пепик тихонько окликнул Микеша:
- Сорви какую-нибудь грушу и подбрось к моей руке! Потом обожди немного и бросай следующую!
Бац! Большая, словно с картинки, груша упала наземь. Пепик незаметно подобрал ее и сунул в карман. То же случилось с другой, третьей, четвертой, пятой... Старый Млейнек был совершенно спокоен. Микеша в ветвях он не видел, а Пепик, как ему казалось, просто отдыхает под деревом. Когда в кармане у мальчика было уже около десятка груш, котик спросил сверху:
- Может, хватит?
- Сорви еще несколько! - сказал Пепик. Микеш сбросил еще пяток груш и снова спросил:
- Ну как? Думаю, теперь они нас надолго запомнят! Но Пепику было все мало, и он попросил рвать дальше.
Тут наш справедливый котик рассердился на своего жадного хозяина и решил его проучить. Сорвав с ветки большую грушу, он навел ее прямо на лицо Пепика, и - бабах! - спелая груша всмятку разбилась о нос парнишки. У Пепика даже искры из глаз посыпались!
Позабыв про всякую осторожность, он вскочил и, грозя кулаком Микешу, пообещал жестоко отомстить ему за злую шутку. В ответ котик так рассмеялся, что чуть не упал с дерева. Вдруг он пулей слетел вниз и, перемахнув через забор сада Бубеника, скрылся. Пепик решил выяснить, что именно так напугало Микеша, но, дорогие ребята, не смог даже обернуться. Старый Млейнек крепко держал его за шиворот!
- Я вам покажу груши воровать! - пробасил дед и несколько раз хлестнул Пепика своим новым ремнем. Затем, опустив указательный палец вниз, старик крикнул, глядя на ветвистую крону дерева:
- Эй, Франта, Тонда, Вашик, как там тебя, сейчас же спускайся, а не то я тряхну дерево, и ты сам упадешь как гнилушка!
- Там нет никого, дедуля! - захныкал Пепик.- Да и я не рвал ваших груш!
- Кому же ты кулаком грозил, а? А в карманах у тебя не они ли случайно? Точно, они, красавицы, в деревне ни у кого таких нет! Уж не сами ли они забрались к тебе в карманы? Аи да Пепик Швец! А ну отвечай, где сообщник? Не знаешь?! Тогда получи! (Он хлестнул его ремнем пять раз.) А вот это передай товарищу! (Он хлестнул его еще пять раз.) Одному тебе столько бы не понадобилось.
Потом Млейнек вынул из карманов Пепика все груши и отпустил его. Теперь, дорогие ребята, наш Пепик уже не прихрамывал; напротив, он как быстроногий олень мчался к дому, чтобы поскорее разыскать Микеша и поквитаться с ним, ведь именно он был всему виной. Но когда Пепик увидел Микеша сидящим на чурбачке за домом, злость у него как рукой сняло. Держась обеими лапками за брюшко, бедняга извивался словно дождевой червь. Он кряхтел и мяукал, будто в предсмертный час.
- Что с тобой, Микеш? - участливо спросил Пепик.- Ведь у тебя ничего не болело!
Но Микеш не отвечал, продолжая кряхтеть и извиваться.
- Перед тем как идти, ты съел лишь тарелку сметаны, а потом немного поел груш, так ведь? С чего же тебе стало плохо? От этого животы не болят!
- Да нет, Пепик! - простонал Микеш.- Сметана тут ни при чем! Меня мучают угрызения совести!!! Правда, правда, Пепик! Так я наказан за воровство! Честное слово, это совесть мучит меня, и она не успокоится, пока я не замолю свой грех. Нам, Пепик, следовало бы пойти к старому Млейнеку и во всем повиниться!
- Ну, Микеш, если ты думаешь, что тебе станет тогда легче, иди и вымаливай у него прощение! Я же никуда не пойду! Мы, дорогой мой, с ним уже в расчете!
Микеш с трудом поднялся и, склонив голову, побрел на горушку к усадьбе Млейнека. По всему видать, нелегко далось ему это решение. Однако все закончилось хорошо. Спустя несколько минут он уже бежал обратно, более не держась за свой животик. Едва перепрыгнув через канаву Скршиванека, Микеш закричал Пепику:
- Ура! Меня больше не будут мучить угрызения совести! Я пообещал Млейнеку осмотреть его дом и разогнать всех мышей. За это он меня простил и даже рассмеялся, когда я поведал ему, как все было на самом деле. Еще он предложил мне прийти помочь им срывать груши с высоких веток, когда до них дойдет очередь. Он уже и задаток дал, целых десять крейцеров. Возьми их, Пепик, купи бумагу и краски, а потом сиди и малюй чего-нибудь до тех пор, пока не перестанешь думать о чужих грушах!
Что ж, несколько дней Пепик и вправду усердно занимался рисованием, не помышляя ни о каких проделках. Однако, ребята, долго ли выдержит без них такой мальчик, как Пепик Щвец!
Козел Бобеш становится третьим
Грусицкий деревенский пастух был человек добрый и справедливый. Овечек, которых доверяли ему хозяева, он любил, и когда какая-нибудь из них прихварывала, умел быстро ее вылечить.
Пес у пастуха был под стать хозяину - такой же умник-разумник. Звали его Форейткой. При случае Форейтка превосходно управился бы со стадом и без старого пастуха. Он мигом подмечал, когда какая-нибудь овечка-лакомка уходила пастись в запретное место или причиняла посевам вред, и тотчас спроваживал ее обратно в стадо.
В злаках и травах Форейтка разбирался даже лучше, чем некоторые школьники. Когда пастуху требовалось переместить стадо на пастбище, ему достаточно было крикнуть Форейтке: "Отгони-ка овец от ржи!" или "Перегони-ка овец на клевер!" - и Форейтка без промедления выполнял его просьбу. У пастуха, как вы знаете, жил еще козел Бобеш. Этот пятнистый замарашка был ужасным озорником. Однажды он загнал Пепика на высохшую грушу и два часа кряду дожидался, пока он слезет. Мальчик досадовал на Бобеша: нет, мол, чтобы загнать на какое-нибудь плодоносящее дерево. И он высказал козлу свой упрек, когда явился старый пастух и хорошенько отхлестал Бобеша ремнем. Но Бобеша это не остановило. С той поры он просто повадился загонять мальчишек на плодовые деревья. Ребята бросали в него сверху плодами, а он подбирал и с хрустом съедал их. Завидев сторожа, Бобеш сразу убегал, и мальчуган тщетно оправдывался, что туда, мол, загнал его козел пастуха Бобеш. Старый пастух частенько поругивал своего козла, когда мальчишки приходили на него жаловаться. А вычесывая его длинную бороду, всякий раз воспитывал. В ответ Бобеш часто моргал глазками, как бы в знак согласия, но едва только выбирался из своего ветхого хлева на свободу, все повторялось сызнова. Встреч с Бобешом избегали даже самые отчаянные баловники: он умел дьявольски страшно жечь и буравить взглядом противника. Со временем на козла Бобеша стали жаловаться и школьники, которые свои опоздания на уроки объясняли тем, что Бобеш загоняет их на деревья и они не могут приходить в школу вовремя. Когда же к пастуху прибежала жаловаться маленькая толстушка Каченка Франтакова, которую Бобеш вынудил вскарабкаться на самую вершину тополя, старик поклялся продать непослушного козла или по крайней мере обменять его на другого - умного и воспитанного. Бобеш слыхал эту угрозу из своего хлева, и пастуху даже почудилось, будто он пробурчал что-то в ответ. В тот день Бобеш вел себя в хлеву необычайно тихо, тогда как в другие дни беспрестанно издавал там сердитые или радостные крики.