Через мгновение прямо возле нас, за стеклом, замелькали в небе птичьи крылья и внизу во все стороны разбежался Токио. Он раскинулся так широко, будто не один город, а десятки городов смешались друг с другом и толпой направлялись к океану. Неподалёку виднелась громадная тарелка с зелёным дном - Олимпийский стадион. А вокруг на крышах цветных зданий светились бассейны, спортплощадки, крохотные спортсменчики гоняли по ним микроскопические мячи и вертелись на перекладинах.
Шубенко потянулся и сказал:
- Я и сам бы размялся на турнике. А ты?
А я смотрел вдаль, на голубое токийское небо, где должна была белеть гора.
- Всё Фудзияму никак не найдёшь? А раньше никогда не видел?
"В том-то и дело, что видел. В том-то и дело", - подумал я.
Как-то в маленьком японском порту рабочие пригласили нас в посёлок, к самой Фудзияме, которую, как человека, с уважением называют "Фудзи-сан".
Мы поехали.
Сначала всё вокруг забивал туман. Не только Фудзиямы, а и дороги не видно - такой туманище! Провожатые виновато шутили:
- Не видно Фудзи! Фудзи-сан сегодня не в настроении. Но вот пробежал поверху ветерок, смахнул туман, облака.
И в небе забелела снегами гора. Как белая шляпа над Японией. Засияла, заискрилась. Японцы сразу оживились:
- О, видите, Фудзи-сан развеселилась. Гостей встречает!
У подножия горы на зелёных полях старательно наклонялись к земле крестьяне. А на головах у них сияли островерхие шляпы - совсем как маленькие Фудзиямы.
Народу вечером набилось в рабочий клуб - ступить некуда.
Вышли мы на сцену, рассказали о Москве, о Владивостоке. О том, как живём, работаем. Даже спели. Раз просят, отчего не спеть!
Японки подарили нам цветы. А японцы поклонились, говорят:
- Теперь наши песни послушайте!
Один старичок сыграл на старинной флейте.
Потом паренёк то ли песню спел, то ли стихотворение прочитал.
А под конец поднялся рабочий с двумя дочками, засмеялся весело и объявил:
- Сейчас мы споём для друзей японскую народную песню "Катюша".
Тут засмеялись и мы и японцы, зааплодировали. И все запели!
И не успели допеть последние слова, выбежала на сцену ещё одна девчушка. Совсем маленькая, в большой "фудзи-яме".
Третья дочка!
Замахала в обиде ладошкой на сестёр, заплакала: отчего не подождали, ей тоже перед гостями выступить хочется!
Подождали бы, да ведь нам некогда! "Сёкай - дружба" - хорошо, но пора на судно!
Японцы проводили нас к автобусу, а сами взялись за руки, раскачиваются и кричат:
- Дружба - сёкай! Дружба - сёкай!
Вдруг слышим, девчоночий голосок в окно доносится. Выглянули, а это маленькая певунья забралась к отцу на плечи и для нас японскую песню затягивает! Громче всех поёт.
- Ну, боевая! - развеселились мы. Собрали все цветы в один букет и протянули девочке. Заработала!
Всю букетом закрыли, одна соломенная "фудзияма" над цветами высится.
Я потом не раз проплывал мимо этих мест. Выйду, бывало, на палубу, смотрю в сторону гор и вижу: шумит вокруг нашего автобуса толпа, а над ней - две Фудзиямы.
Одна вдали - большая, снежная. Сияет над всей Японией, а другая маленькая, словно её внучка; сидит на отцовских плечах за букетом цветов, и только звонкий голос из-под шляпы доносится. Для друзей поёт!
Сейчас старшая Фудзи была "не в духе".
И сколько я ни всматривался, только припоминал её, а разглядеть не мог.
КОЛЁСА ЯПОНИИ
Не успели мы пройти квартал, другой, как набежали облака, столкнулись и хлынул ливень. Над японцами, над японками раскрылись зонтики. А мы бросились под мост, по которому грохотала электричка.
Под мостом - ряды лавочек.
В левом ряду висят брюки, свитера, колышут руками нейлоновые рубахи. Направо - разные древности: бронзовые драконы, фарфоровые чаши, а на лотке мерцают древние монеты.
Направился я к ним: другу-то обещал. А Шубенко показывает:
- Ты сюда посмотри!
По стене ползли черепашьи панцири, возле них бодался настоящий самурайский шлем с обрубленными рогами. Шубенко взмахнул рукой, как мечом, рассмеялся:
- Посшибали!
В витринах колесиками сверкали десятки транзисторных приёмников самых разных марок.
- Хороши колесики! - отметил Шубенко.
Над головой опять загрохотало, промчалась электричка, рубахи и брюки на вешалках закачались. Будто мы ехали в длинном, бесконечном поезде.
И Шубенко опять сказал:
- Вот Япония. Кругом колёса! Внутри колёса, с боков колёса, сверху колёса! Техника!
Но вот дождь кончился. Мы вышли из-под моста и вдруг услышали странный шум.
С внешней стороны моста в стену был встроен целый ряд каморок. На их окнах стопками лежали новые, только что сшитые рубахи. В открытых дверях колебались под ветром циновки, а за циновками двигались босые истрескавшиеся ноги.
Людей не было видно, только их ноги нажимали на педали швейных машин, словно мчались наперегонки на одном месте.
Когда вверху грохотал поезд, казалось, что ноги нажимают на педали ещё быстрей, словно мчат на себе и этот мост и эти быстрые вагоны, а когда поезд проходил, казалось, что они бегут изо всех сил вслед и стараются его догнать...
- Да, это тоже колёса Японии, - вздохнул Шубенко.
НОВЫЕ ПОПУТЧИКИ
Магазинов вокруг было множество. Сверкали витрины, кланялись из-под веток синтетической сакуры франтоватые манекены. Раскачивались у входов воздушные шары в иероглифах. Л кукол не было.
Повалим, однажды несколько под стеклянными футлярами - в халатах из золотой парчи, с гребнями-лопатками в чёрных волосах.
Но Шубенко щёлкнул пальцами:
- Красивые, да не те! Их и в руки-то не возьмёшь! И вдруг я заметил небольшой прилавок. Старик продавец пригласил нас кивком: "Посмотрите". Полон прилавок деревянных кукол! И все разные. Одна толстенькая, как матрёшка, да грустная. Склонила набок большую голову и горюет. Деревянная, а кажется, вот-вот живые слёзы закапают.
Рядом с ней девчоночья голова из берёзовой чурки. Чёрную бровь лукаво подняла, чёлочку распустила, высматривает, кого бы окликнуть. А возле неё ещё одна - с красным бантом. Губы надула, как ученица перед учителем: что ответить, не знает.
Вот яионочка в шляпе "фудзияме". Дальше - рабочий, совсем как те, что на причале едят палочками рис и спит на газетах.
Да, тут настоящий мастер поработал! Он, видно, хорошо знает, отчего японцы плачут, отчего им весело. Поэтому и куклы его хоть из чурочек, а живее иных живых!
Нужно купить!
Приглядел я себе целое деревянное семейство: стоят папа, мама и дочка и, видно, думают: "Куда бы отправиться на прогулку?"
Конечно, со мной! У меня дорога дальняя. Пусть поплавают!
А Шубенко взял в руки матрёшку-горюху, подбросил и рассмеялся:
- Ну, хватит горевать! Пошли с нами. Моряки народ весёлый, живо развеселим!
Город тем временем менялся на глазах.
Минута - и он порозовел, будто его окунули в розовую краску; потом сделался фиолетовым, словно накинул фиолетовое кимоно, на котором светились неоновые узоры; а через полчаса - густо-синим. И вокруг нас запрыгало столько цветных огней, что казалось, мы попали в цирк.
Над домами загорелись десятки неоновых картин. В центре засверкал, закружился электрический глобус. По крышам побежали огненные буквы реклам.
Город стал жонглировать огнями, как восточный иллюзионист. Каждый дом хотел показать самый сногсшибательный фокус.
- Не Токио, а Кио! - сказал капитан.
Мы сели в такси, выбрались из центра, и фокусы прекратились.
Мимо замелькали улочки, на которых тихо светились в окнах уютные огоньки, пахло вяленой рыбой, креветками, овощами.
И приветливо кланялись хозяева лавчонок, похожие на наших деревянных спутников.
Снова под колёсами промчался большой мост - Токио кончился. И впереди открылась дорога, небо и звёзды.
Шубенко запел; я тоже стал подпевать.
Так мы и ехали, пока не увидели в луче света красную трубу с серпом и молотом, японских грузчиков, дремлющих на причале, пока не услышали знакомое протяжное "динь-дон, динь-дон".
Свой дом, своя палуба, своя работа.
И ПРОЩАНИЕ И ВСТРЕЧА
На следующее утро мы вошли в Иокогаму. Шубенко с мостика оглядел порт и протянул мне бинокль:
- Ну, смотри.
Я вскинул его, и окуляры заполнили огромные буквы: "Новиков-Прибой".
На корме теплохода стоял могучий человек в берете и махал рукавицей. А на причале нас ждали уже два моряка.
Один ждал, сложив на груди руки, а второй подбрасывал в руке какую-то банку.
- Это мои дружки: Федотыч - механик и Виктор Са-ныч - "грузовой", идут проведать! - Шубенко положил руку мне на плечо: - Ну, а тебе пора. Собирайся!
Спрятал я в чемодан кукольное семейство, уложил вещи и подошёл ещё раз к капитану - попрощаться. Он протянул мне руку:
- Ну, будь! Ты пока плыви в Америку, мы - в Арктику, йотом в Зеландию вместе. Идёт? А на "Новиков" тебя ребята проводят. - Он посмотрел на друзей.
