Тут, чтобы успокоить ее (к тому же воображение мое разыгралось), я начал посвящать маму в тайны лесных следов. Не знаю откуда появились те знания, но без запинки рассказывал я маме о медведях, которые прошли именно вот в этом месте, о волке, который пробежал здесь голодный и ищущий добычу, пытался показать на лисицу, прячущуюся в кустах и наблюдающую за нами; несколько раз кричал: "Смотри мам, вон заяц пробежал", и угрожающе, всему животному миру, потрясал ружьем.
На одной из полян мы достали бинокль и начали рассматривать лесную опушку. Очередь смотреть была моя. Не успел поднести окуляры к глазам, как подпрыгнул и даже взвизгнул от удивления и радости. И детским восторгом обрадовал маму: "Мама, вот чудо! Медведь у дерева стоит и смотрит на нас!", – и предложил – "Давай подойдем, погладим его и угостим конфетой". К моему сожалению мы побежали, только не к медведю, а от него. Потом я долго плакал, медведь ведь не попробует конфеты никогда.
Рассказав о своем горе Олегу и еще одному своему другу Андрею, я уговорил их отправиться в лес, найти мишку и приручить его. Идти договорились в воскресенье, т. к. остальные дни ничего, кроме детского сада не обещали.
На завтрак я не съел свой бутерброд, спрятав его под рубашкой, и перед уходом на улицу прихватил консерву. Друзья были не менее сообразительны и тоже прихватили с собой всякой всячины. Так что с голоду нам помереть было не суждено, да и медведю тоже.
Часа три бродили мы по лесу, погода была теплая, солнечная. Встретили в лесу охотника, настоящего, с тех пор в душе я не охотник. Когда мы увидели этого бедного зайца, болтавшегося вниз головой на ремне у здоровенного мужчины, на глазах у нас появились слезы, душа переполнилась ненавистью к этому мужчине и одновременно жалостью к бедному зайцу, жалость эта перешла позднее в настоящую любовь ко всему живому. Под тем огромным впечатлением об дерево было разбито мое ружье. Ребята поняли меня, но ружье пожалели.
На этом наше путешествие не закончилось. Солнце уже перевалило через полдень. Куда мы забрели никто не знал, но детская беспечность не давала повода для волнений.
Долго не хотели начинать наш обед, все ждали встречи с мишкой, чтоб он мог попробовать человеческой пищи, тем более, что и заяц не давал покоя нашему воображению. Однако здоровый инстинкт молодого организма брал свое. Разложили наши припасы на траве солнечной поляны. Помучились с консервной банкой, не зная как открыть, и в конце-концов удовлетворились бутербродами. Потянуло на сон. Высокая мягкая трава вполне заменила нам постели.
Проснулись мы от страшного грохота и ярких вспышек света. Оказывается сухой нитки на нас давно уже не было. Мы побежали и тут только поняли, что не знаем дороги. Паника почти охватила еще незакаленные детские сердца, но появилась лесная дорога. Немного взбодренные мы побежали по ней. Ливень разыгрался не на шутку, земля, напоенная водой, больше не впитывала влагу, прямо на глазах росли лужи. Сильный ветер раскачивал деревья, порождал ужасные звуки. В то время, как и все дети, мы верили в лесных ведьм. Бабу Ягу, и нам казалось, что эти чудовища подстерегают нас на каждом шагу, заманивают нас в свое царство. Некоторые лужи были настолько глубоки, что казалось в них нет дна. И надо же было нам сократить себе путь. Мы свернули с дороги. Решили перебежать поляну и выйти снова на просеку. Почва под ногами заходила ходуном. Раздался крик Андрея. Мы обернулись, он уже по плечи был в земле, держался за какой-то куст и истошно кричал. И тут до нас дошло, что мы в болоте. Со слезами на глазах мы тащили палку, за которую ухватился Андрей. К счастью, все обошлось и через несколько минут мы уже снова бежали по дороге. Но детским силам есть предел. Сели на обочине, как воробьи прижались друг к другу и тряслись от холода.
Олег начал нас успокаивать: "Родители, наверное, уже хватились, так что скоро нас найдут". Тут свое слово вставил Андрей: "А меня не хватятся. Я сказал, что буду у вас". "И меня тоже не хватятся, я уже несколько вечеров провожу у дяди Коли с его собакой" – сказал я. Тут Олег пробубнил: "И я ведь с тобой у твоего дяди".
Что делать, мы не знали. И не знаю сколько бы еще мы так сидели если бы не вспомнили, что вечером будут показывать мультик «Ну, погоди!» все шесть серий подряд. Тогда их еще было шесть.
Это придало нам сил, и снова мы шагали по дороге. И какова наша радость, когда появились из-за деревьев крыши наших домов.
Как и предполагалось, дома нас никто не искал.
Получив хорошую взбучку, после горячей с горчицей ванны, Олег и я с удовольствием смотрели свой любимый мультфильм.
МАМА
Не забуду этого дня, когда мама рассказала мне о своей судьбе в годы войны. Теперь уже не передать точно ее рассказа, но смысл ее слов врезался в мою память. Это было как раз после нашего путешествия. После ее рассказа я понял откуда во мне непоседливость.
Война для мамы началась под Минском. Она тогда с моей бабушкой отдыхала там, а дед был там в командировке. В это черное воскресенье дед посадил их на поезд и отправил домой. Сам же по долгу службы остался. До сих пор у мамы слезятся глаза при воспоминании застигшей их в дороге бомбежки. Крики, плач, бегающие люди, разрывы. В этой суматохе моя шестилетняя мама потерялась, осталась одна.
Три последующих года она провела в семи детдомах. Более трех-четырех месяцев она не задерживалась в каждом из них, сбегала; ее всегда тянуло домой. Сбегала и снова попадала в детдом. Но не забыла своего родного края, родного города и дом в нем.
И однажды сбежала раз и навсегда. Месяцы она шла, укутавшись в платок, в валеночках по железной дороге на восток. Если везло, ехала на поезде. Добрые люди не дали умереть с голоду. А дома ее уже давно никто не ждал. Считали погибшей во время бомбежки поезда.
И вот представьте удивление, радость, первые мгновения непонимания и неверия моей бабушки, когда она открыла дверь на стук, и увидела свою дочь. Это надо было видеть или слышать мою маму, но мне всегда, кажется после ее рассказа, что я был свидетелем этого.
И уважение к хлебу впервые пробудила во мне мать рассказом о суровых годах войны… Бабушка,
