Надоело одной акуле лодыря гонять, привсплыла, пошла прямо на меня. Свернула, идёт по краю рифа - слева кораллы, справа песок.
На охоту. Куда же ещё!
Вижу, выплывает из-под скалы стайка щетинозубов.
"Сейчас, - думаю, - акула им задаст. Только брызги полетят!"
Нет. Плывёт акула дальше, щетинозубов словно не замечает.
"Ага, значит, они для неё мелочь! Ей подавай что крупнее".
Вот и покрупнее: три рыбы-ангела, чёрные, в золотую крапинку. Каждый с тарелку. Эти - пожива.
Но и на них акула ноль внимания.
"Неужели ищет с себя ростом?"
Дёрнула акула хвостом, изменила путь. Плывёт теперь над песком. Мордой у самого дна водит. С нижней челюсти усики свешиваются. Эти усики она по песку и волочит.
Вдруг - раз! - копнула мордой песок. Вылетела из него раковина. Акула её на лету раскусила - хрусь! Глотнула - нет раковины!
Плывёт дальше.
На песке два бугорка - два ежа с короткими иглами. Прошла над ними акула - ежи исчезли.
Долго я за ней наблюдал. В песок, в траву, в камни - повсюду свой нос сунула.
Моллюски, крабы, ежи, креветки - всё ей сошло, всё в пищу сгодилось...
Так и не удалось мне увидеть акульей охоты - настоящей, с кровью, с отчаянными схватками, какую описывают в книгах и показывают в кино.
Оказывается, и акулы бывают разные.
АКУЛА НА КРЮЧКЕ
Отца Родольфо звали Франциско. Когда-то он ловил акул.
Всё началось с перчатки. Он нашёл её в порту, куда ездил за новым движком для электростанции.
Перчатка была на правую руку, ладонь - из кожи толщиной в палец.
- Эта перчатка - ловить акул, - объяснили ему.
Франциско был молод, и глаза его загорелись. Он смастерил снасть и стал выходить в свободные часы в море. Ловил он по одной-две акулы и привык, что это дело нехитрое, требует только сноровки и осторожности.
В тот день он выехал с вечера, после захода солнца заглушил мотор и положил лодку в дрейф.
На корме у него валялась задняя нога овцы, а на крючки - Франциско ловил на нейлоновый трос с цепочкой и двумя крючками - была насажена овечья печень.
Не успел он забросить снасть, как лодку тряхнуло, и он очутился на досках. В нескольких метрах за кормой кто-то шумно бился о воду.
Франциско встал на четвереньки и подобрался к мотору. Овечья нога с кормы исчезла, а за кормой что-то большое и чёрное колотилось о воду.
"Эге! Вот куда делась нога, - подумал Франциско, разглядев белый бурун и плавник, который то показывался над водой, то скрывался. - Ну, берегись!"
Он подумал так и забросил приманку поближе к акуле.
Та уже покончила с овечьей ногой и кружила около лодки. Франциско водил приманку около акулы, но акула плавала взад-вперёд и не торопилась хватать крючки.
Наконец она решилась. Короткий бросок - проглочены и наживка и половина цепочки. Акула совершила прыжок и рухнула в воду, окатив Франциско с головы до ног. Он придержал снасть, и крючки намертво впились в акулью глотку.
"Теперь не плошать!" Правой, одетой в перчатку рукой Франциско половчее перехватил нейлоновый шнур и стал потихоньку стравливать его.
Леса, натянутая как струна, поползла по коже, всё глубже врезаясь в перчатку. Франциско упёрся ногой в борт лодки и, держа шнур двумя руками, сдавал акуле с боя каждый сантиметр.
Почувствовав, что леса ослабела, он начал понемногу подбирать её.
Вода у борта качнулась, и при слабом свете звёзд Франциско увидел около лодки длинную чёрную тень. Акула казалась неподвижной. Франциско вздохнул и на мгновение ослабил лесу. И тотчас же тень исчезла, шнур врезался в ладонь. Рассекая кожу перчатки, он стремительно скользил акула уходила на глубину.
Франциско вцепился в него обеими руками. На ладони горячей картофелиной вздулся и лопнул пузырь, перчатка наполнилась кровью. Ногу свела судорога. От напряжения мышц спина и шея стали деревянными.
Наконец леса стала дрожать, и Франциско понял: акула устала.
Зачерпнув левой рукой воды, он смочил лицо и принялся сматывать лесу. Теперь он вёл акулу, и та покорно уступала его воле. Вот знакомая тень снова появилась под лодкой. Из воды показался косой плавник. Франциско нащупал рукой стальной болт - один из четырёх, которыми мотор был прикреплён к днищу. Свернув шнур петлей, он набросил его на болт.
Когда из воды показался плавник, Франциско нагнулся, чтобы вытащить из-под скамейки верёвку. Он решил привязать акулу к лодке за хвост. И тогда из воды вырвалось чёрно-белое тело, акула перевернулась в воздухе и стремительно пошла головой вниз... Франциско не успел сбросить петлю с болта, послышался звук, похожий на выстрел, - шнур лопнул. Освобождённая от тяжести, лодка свободно закачалась на воде.
Когда Франциско пришёл в себя и смотал снасть, он недосчитался сорока метров - их унесла акула вместе с крючками и цепочкой. Замотав тряпкой кровоточащую ладонь, присел около мотора и поднял лицо. Небо над ним было уже серовато-розовым: он возился с рыбой около пяти часов. Потом он утверждал, что акула была не велика - метра три с половиной, не больше, но у неё был характер, а это, говорил он, кое-что значит...
ИХ ВРЕМЯ
- С тех пор отец не выходил в море... - сказал Родольфо.
Над островом дул пассат. Он дул всё время с востока на запад. Когда солнце поднималось в зенит и горячие струи воздуха сливались в один могучий поток, ветер усиливался. На воде появлялись мелкие, едва заметные глазом чешуйки. Ветер дул всё сильнее, и полоски превращались в волны, волны - в медлительные тяжёлые валы. На рифе вспыхивали белые буруны, возникал угрожающий низкий гул.
Наступало время акул. Среди пенных гребней появлялись чёрные плавники - рыбы шли к Матансасу, там был порт, и из него течение выносило в океан отбросы с мясных фабрик и городской мусор.
Х О З Я И Н К А М Е Н Н О Й Н О Р Ы
Плавая на рифе, я однажды сложил в кучку пять раковин. Даже не помню - зачем. Сложил и поплыл работать - фотографировать рыб.
Проплываю немного погодя - четыре. Одна пропала.
Каменная плита ровная, раковина не могла упасть. Не могла её и утащить какая-нибудь рыбина, ни одной большой рыбы поблизости. А своим ходом моллюск далеко уйти не мог.
Странно!
Плыву мимо кучки опять - а в ней уже три раковины!
Тогда я стал караулить. Раковины лежали около щели в камне. Вижу оттуда высунулась чёрная ниточка, вертится, тянется к раковине. Высунулась побольше, превратилась в верёвочку, верёвочка - в жгут, коричневый, с нижней стороны белые колечки - присоски.
Осьминожья нога. Вот кто вор!
И глаза-бугорки показались. Поднялась голова над краем каменной норы, зырк вправо, зырк влево. Второе щупальце выпросталось, протянулось к раковинам - хвать ещё одну! Потекли щупальца назад, волокут раковину, до норы доволокли и пропали.
Остались в куче две раковины.
Вечером я рассказал об этом происшествии Родольфо.
- Их теперь на рифе стало меньше. - Он понимающе кивнул. - Это как у многих животных: то они кишат, лезут из каждой щели, то вдруг пропали, словно вымерли. А ещё бывает - уходят. Это я сам видел...
И он рассказал об одной удивительной встрече.
НАШЕСТВИЕ ОСЬМИНОГОВ
Это случилось июньским днём, когда Родольфо погрузился с ластами и маской в холодные воды у восточного берега острова.
В руках у него был новый бокс для подводных фотосъёмок, и ему не терпелось испытать его.
У скал, где он нырнул, в камнях всегда можно было встретить чёрную ангел-рыбу, или пятнистого морского окуня, или, на худой конец, безобразного губастого ерша.
Держа бокс перед собой и неторопливо работая ластами, Родольфо плыл вдоль берега.
Дно было странно пустынным. Даже крабы, которые всегда водились здесь в изобилии, в этот раз не сидели на поросших редкими водорослями песчаных полянках.
И ни одной рыбы!
Ничего не понимая, он повернул в море, отплыл метров двадцать и, когда на фоне сине-зелёного дна перестали различаться отдельные камни и дно превратилось в тёмную равнину, набрал в лёгкие воздуха и нырнул.
Дно стремительно приблизилось, на нём снова стал различим каждый камень.
Но что это? Родольфо вздрогнул, опрометью бросился наверх и вылетел на поверхность. Там он вырвал изо рта загубник, судорожно глотнул воздуху и, колотя изо всех сил ластами по воде, помчался к берегу.
Он готов был поклясться под присягой, что камни смотрели на него тысячами глаз и... шевелились!
Только достигнув берега, Родольфо пришёл в себя. Но он был и тогда не робкого десятка. Кликнув на помощь какого-то купальщика, осторожно поплыл к тому месту, где видел живое дно.
То, что он разглядел на этот раз, было поразительным: все камни, все промежутки между камнями покрывали осьминоги. Животные ползали взад-вперёд, свивали и развивали щупальца. Увидев приближающегося человека, они беспокойно завозились, но ни один не бросился наутёк.
Плавая над этим живым ковром, Родольфо заметил, что в хаотическом, на первый взгляд, движении животных была какая-то цель. Вся шевелящаяся масса медленно смещалась вдоль берега.
