и белая же, почти прозрачная кожа делали меня похожей на пациентку тетра-отделения.
Но ла’Гарду мой вид нисколько не встревожил. Встретив меня на выходе из туалета, она указала на другую дверь – за ней оказалась раздевалка – и выдала мне кремовое платье свободного кроя. Оно было симпатичным, но невыразительным, и все внимание теперь, наверное, притягивали к себе мои синяки под глазами.
Приподняв мои волосы в легкий пучок, похожий на тот, в который я убрала волосы для отбора, ла’Гарда отдала меня фототехнику. Слабым полушепотом он рекомендовал мне встать то в одну позу перед фоном, то в другую, а ла’Гарда шумно его критиковала:
– Нет, это не годится. Пусть не зажимается. Пусть распрямит спину. Нужно смотреть в камеру. Да не отводи ты глаза!
От яркого света софитов я едва различала, что происходило за пределами съемочного круга.
– Больше жизни. Не умирай. Улыбайся! – требовала ла’Гарда.
Я выдыхала и натягивала на лицо улыбку. Что будет представлять мое лицо? На какой плакат меня поставят? Оставалось надеяться, что не на рекламу профилактики тетры…
– Нужно ее расшевелить, – всплеснула руками ла’Гарда.
Она отошла в сторону. Появился тот самый помощник ла’Гарды, которого я уже видела на отборе.
– Будь посвободнее, девочка!
Я прикрыла глаза. От яркого света, от вспышек и суетни щуплого техника, который бегал вокруг и щелкал, щелкал, щелкал, пожирая меня испуганным взглядом из-за своего аппарата, перед глазами плыло.
Вот бы сейчас услышать знакомый голос из комма.
– …Может, стоило взять ту брюнетку? – тихо заговорил помощник.
– Вот еще! На ла’Дор бешеные ставки, – отрезала ла’Гарда. – Прибавить к ее делу плакаты, и за нее передерутся. Не просто умничка девчонка, а звезда.
– Безусловно. Но с ее опекуном…
– Будет еще проще. Он только за. Но я, конечно, об этом упоминать не буду. Вырывать из лона семьи… Это во всех смыслах дорогого стоит.
– Все для ставок…
– А ты как думал?
Они говорили негромко, но скрываться особо, похоже, не думали. Ла’Гарда только бросила на меня быстрый взгляд, как будто оценивала, правда ли я стою таких трудов, а потом мне в глаза снова ударил яркий свет. Да о чем они вообще?
– Еще несколько кадров, и довольно, – махнув технику, наконец объявила ла’Гарда.
Техник защелкал вокруг меня с удвоенной скоростью. Я старалась смотреть в объектив и не сутулиться, не прятать руки в карманах платья и выглядеть как можно более живой.
– Когда мне перечислят баллы? – спросила я, когда техник закончил.
– Позже, – отрезала ла’Гарда. – Жди уведомления. Все, свободна.
Переодевшись в раздевалке в свое платье, я снова уставилась на свое отражение в зеркале.
Бледная, но зубы решительно сжаты.
…Сейчас у меня шесть тысяч семьсот девяносто девять баллов. Тысяча за съемки. Максимум за каждый экзамен – тоже тысяча. Я получу свою десятку. Просто не могу не получить.
* * *
Заседания Сената длились для Корада ли’Бронаха целую вечность. Он понимал, что обязан посещать каждое, но чаще всего он присутствовал на заседаниях лишь физически. Садился в глубокое кресло из темного бархата, откидывался на спинку, клал руки на столешницу и отключал зрительный модуль. Всю ту шелуху, которая волновала глав Циона, он пропускал мимо ушей. Лишь иногда возникали вопросы, которые касались не сенатора ли’Бронаха, а ли’Бронаха-Смотрителя. И именно ради них он свое кресло здесь и занимал.
– Есть надежда, господа, – звучал один голос. – Заболеваемость определенно снижается. И эта тенденция, господа…
Ли’Бронах, не открывая глаз, вздохнул. Нет никакой надежды, старый ты дурак. Полис об этом позаботится.
– …Возможно, уже через десять лет или двадцать…
Да-да, болтай. Через десять лет тебя уже не будет, а через двадцать и про эти разговоры забудут.
– …И в этой связи я предлагаю…
Ли’Бронах сжал пальцами переносицу. Если бы можно было это все не слушать. Но нет, он Смотритель. Он должен знать все. Год за годом, десятилетие за десятилетием… Сколько он уже на этом посту? С самой войны. А сколько еще пробудет?
Возможно, то, что делает ли’Йар, имеет куда больше смысла, чем он предполагал. Ли’Йар… Подключив зрительный модуль, ли’Бронах открыл глаза.
– Предлагаю проголосовать, – зычно произнес он, прервав старика, разглагольствовавшего уже полчаса без перерыва.
О чем тот болтал? Удвоение финансирования лабораторий? Да пожалуйста. Все равно у Циона силенок не больше, чем у младенца.
– Кто за?
Взметнулись девять рук.
– Против?
Две руки.
– Воздержались?
Еще одна.
– Решено. Заседание окончено.
Он поднялся. Как хорошо, что некоторые вопросы можно закрыть так просто.
Покинув наконец зал заседаний, ли’Бронах ускорил шаг. Его ждала другая встреча, и на ней он собирался присутствовать всецело.
Когда он толкнул перед собой тяжелую дверь, ли’Йар уже его ждал.
– Прошу прощения за задержку. Заседание затянулось.
Ли’Йар поднялся с кресла и коротко ему кивнул:
– Не стоит. Понимаю.
В этой комнате, расположенной вдали от основных залов, было одно-единственное окно с видом на пруд с кувшинками и зеленые, в тон сукну на столе, гардины. Молчание здесь царило такое же благостное. То, чего так не хватало в здании Сената, да и во всем Ционе, – покой для органов чувств. Хотя от общения с ли’Йаром и у ли’Мориуса по спине бежали мурашки.
Ли’Йар занимал крупный пост в министерстве обороны, но ни это, ни выправка, ни даже холодный, абсолютно бездушный взгляд не пугали ли’Бронаха.
– Мне нужны новости, – объявил ли’Бронах. – Я хочу знать, как все прошло. И чем больше подробностей, тем лучше. Если это необходимо, я могу удвоить ваше вознаграждение.
– Нет. Вознаграждение достаточное.
Ли’Йар, как и большинство ему подобных, ронял быстрые, скупые смыслы, которые обретали форму и контекст уже в процессе передачи. Это ли’Бронах провел в Ционе почти всю свою жизнь, так и не приноровившись в полной мере к манере ментального общения Новых, но ли’Йар – он едва ли провел в Ционе полвека. И все же ли’Бронаха тревожило не это.
– Цирконит прекрасного качества. Прошло успешно, – бросил ли’Йар.
В тоне ли’Йара всегда был странный надлом – вот что пугало ли’Бронаха. Интонация, мелкие, неконтролируемые сознанием движения, ментальная связь выдавали, что с ли’Йаром что-то не так. Отчасти это было даже логично: то занятие, которое Ганн ли’Йар взял на себя помимо поста в министерстве, годилось отнюдь не для каждого. Даже сейчас у ли’Бронаха холодели руки при мысли о том, что ли’Йар допускает для себя убийство. Да, с целым ворохом оговорок, но даже милосердное лишение жизни того, кто о нем просит, не перестает быть убийством.
– Подробности? – с нажимом передал ли’Бронах.
– Подробностей нет. Вы оплатили добычу и передачу кристалла. Кристалл добыт и передан. Операция прошла
