— А тот, другой район? — поинтересовался Ладейников. — Если командир полка решит десантироваться в глубине? Он как?
Уверенность и оптимизм Павлова, конечно, приятны, но прыгать-то придется его, Ладейникова, солдатам, и он испытывал беспокойство. Павлов словно прочитал его мысли.
— Беспокоитесь? Я тоже. В случае чего, в ответе ведь оба будем. Я в еще большем. А что касается того района, то он совсем трудный. Думаю, когда ваш Красин получит все данные о нем, он все же примет решение десантироваться на левобережье. А впрочем, он такой, что как раз…
— Да, он такой, — не без гордости согласился Ладейников. — Красин был его любимый командир полка.
Павлов снова посмотрел на часы и встал.
— Что ж, в ближайшее время начинаем. Так что в добрый час, Василий Федотович. Жду вас с неба вместе с полком. — Он улыбнулся. — Счастливого приземления!
— И вам того же, товарищ генерал. Хоть мы на этот раз нейтралы, но в успехе десанта, думаю, вы заинтересованы не меньше меня…
Этот разговор вспоминая сейчас Ладейников, направляясь в дивизию. Он вспоминал этот разговор, но без конца возвращался мыслями к своим солдатам, к полковнику Красину, к предстоящим им испытаниям. А вдруг Красин будет «выведен из строя»? И он начинал перебирать заместителей Красина, командиров батальонов, всех, кто по обстановке мог оказаться на его месте. Он даже прикинул на всякий случай командиров рот — чем черт не шутит. Пусть командир роты себя покажет! На учениях и не такое бывало. Васнецов, например, на него можно положиться. Суховат и, откровенно говоря, мнения о себе высокого. Так есть из-за чего — офицер великолепный. Скоро получит капитана, и надо бы представить на комбата…
Ладейников вздохнул. Представлять, если захочет, будет уже новый комдив.
И снова он обдумывал предстоящие учения. В его утомленном мозгу они приобретали решающее значение. Ему казалось. что это его лебединая песня. Он забывал, что идет на большое повышение. Он видел только свой полк, который отобран для этих ответственных учений среди многих других, тоже гвардейских, тоже заслуженных воздушнодесантных полков. Как справится, как покажет себя? К он представлял не расточительного на похвалы командующего. «Молодец, Ладейников! Настоящих бойцов оставляешь. Недаром выдвигаем тебя!» А вдруг нет? Вдруг не так? «Да, товарищ генерал. — скажет командующий, — столько лет дивизией командовали, а где результат? Нет его. Разве это десантники? А мы-то вас еще вперед двигаем. Поторопились…»
Ладейникова обдавало жаром, словно разговор этот происходил в действительности, а не в его голове.
Ну нет! Такого разговора не будет. Он недаром семь лет командовал (и пока еще командует!) этой дивизией и ручается за каждого ее офицера, каждого солдата, как за самого себя!
Ладейников стал по-деловому обдумывать предстоящую операцию. Прежде всего вызовет начальника политотдела. Скажет, что остановил свой выбор на Красине. Он не сомневался, что полковник Николаев одобрит. Но уж так повелось у них — все важнейшие решения комдив «сверял», как он выражался, со своим заместителем по политчасти, даже когда мог этого не делать. Далее организует, так сказать, неофициальный «инспекторский смотр». То есть обойдет подразделения. проверит, устроит одну-две тревоги, проведет во всех полках служебные совещания.
Конечно, он никого не обманет. Люди читают газеты, имеют опыт и догадываются, что к чему. Но наверняка и в других частях ждут в напряжении. Что ж, это не так плохо — мобилизует. А уж Красин — стреляный воробей, он мгновенно почувствует, куда ветер дует…
Комдив добрался домой поздно вечером и, не успев снять шинель, тут же позвонил полковнику Николаеву, чтоб приехал. Почти до утра горел свет в окнах генеральской квартиры…
А через три дня, вскоре после отбоя, дежурные подняли свои подразделения.
«Рота, батарея, подъем! Тревога!»
Для них учения «Фройденшафт» начались.
Негромко, но четко звучали команды: «Посыльные за офицерским составом, марш!», «Опустить шторы!», «Первый взвод, выходи строиться!». «Второй взвод, выходи строиться!»
Опустились шторы, зажегся свет, один за другим согласно боевому расчету взводы разбирали оружие, противогазы, снаряжение…
Комсомольцы-активисты, выполняя свое комсомольское поручение, проверяли, не забыл ли кто чего, не взял ли чужое, так ли надел… Первый взвод Копылова бросился на склад за парашютами всего подразделения. Водители побежали в автопарк.
…Каждый раз на вечерней поверке старшина неукоснительно объявлял расчет по тревоге. «Водитель Ручьев, — гудел он, — по тревоге выводите боевую машину ко входу в казарму. Берете свой расчет. Водитель Гаврилин…»
Ручьев не слушал. Он уже наизусть знал не только каждое слово старшины, не только интонацию, с какой оно будет произнесено, он даже знал, что после «Ручьев» старшина сделает паузу, а после «казарму» бросит на него многозначительный взгляд. Но сейчас, когда он бежал во весь дух по слабо освещенным аллеям военного городка, звеня об асфальт сапогами, эти слова почему-то плясали у него в голове, без конца повторяясь, стуча в висках…
Обычная ночная тишина сотрясалась от рокота моторов, топота ног.
Ручьев испытывал удивительное чувство подъема, словно невидимые крылья несли его, — это было волнение, восторг, тревога, радость сбывшихся надежд, конец долгого ожидания. Вот оно! Настоящее! Главное!
Да он ли один? Все эти молодые ребята, что торопливо выбегали из дверей казармы, строились, иной раз, схватившись за голову, стремглав бросались обратно за забытой вещью, отставали и догоняли строй, все они испытывали то же самое.
…Запыхавшись, весь еще дрожа от быстрого бега. Ручьев вел свою тяжелую машину по ночным аллеям. У казармы в нее торопливо залезают Дойников, Щукин, Сосновский. Повинуясь сигналам, она трогается в дальнейший путь. Одна за другой выезжают за ворота машины, орудия, грузовики.
А в небе весенние звезды освещают своим голубым, ровным светом гудящую колонну, что извивается на белом, убегающем в бесконечную даль шоссе…
Ровно гудел мотор, слабый свет выхватывал из темноты лицо Сосновского, изредка произносившего несколько слов в шлемофон.
Полк прибыл в заданный район и приступил к швартовке техники на парашютные платформы.
Полковник Красин вызвал командиров батальонов и приданных подразделений, чтобы поставить им задачу на боевые действия.
— За меня остается командир взвода Грачев. Я пошел к полковнику, — сказал Копылов и исчез в тени деревьев.
Лейтенант Грачев, замполит Якубовский, командиры взводов вновь и вновь проверяли снаряжение, оружие, а главное, как крепится на платформах техника.
Потные, раскрасневшиеся от натуги Сосновский, Дойников, Ручьев, Щукин, покрикивая друг на друга, а порой и чертыхаясь, заводили свою машину на платформу, монтировали парашютную систему, возились с натяжными устройствами.
Скрип тросов, сосредоточенное сопение, негромкие голоса, казалось, наполняли весь лес.
Полковник Красин, невысокий, чернявый, не был виден за широкими спинами окружавших его офицеров.
Он уже получил приказ командующего войсками «северных» на десантирование, данные воздушной разведки и наблюдения.
Все взвесил, принял решение и теперь отдавал приказ.
— На учениях действуют «северные» и «южные», — объявил он офицерам, молча взиравшим на него. — Мы — «северные».
Лицо его было жестким, сосредоточенным. В коротких, точных фразах он обрисовал обстановку, сообщил сведения о противнике, данные разведки.
— Капитан Сидоров, — Красин говорил негромко, и офицеры напрягали слух, чтобы расслышать, — вашему батальону десантироваться непосредственно у моста; два других батальона захватывают выгодный рубеж между лесом и железнодорожной станцией Кингбаум, сосредоточивая основные усилия в районе высоты у развилки шоссе, и не допускают подхода противника к реке. — Он помолчал. — Старший лейтенант Копылов, ваша рота с целью обнаружения наступающих резервов «южных» ведет разведку в трех направлениях. — Он указал в каких. — Задача: определить силы и состав, а также время подхода противника. Обратить особое внимание на танки. Удаление на двадцать пять — тридцать километров. Командиру саперной роты минировать возможные пути подхода неприятеля. — И здесь Красин подробно сообщил какие. — Держать связь со мной по радио. Мои заместители — подполковник Лобов и командир первого батальона Рубцов.
Отдав приказ, Красин обвел всех внимательным взглядом. И вдруг лицо его мгновенно переменилось. Оно сделалось лукавым, даже хитрым. Улыбаясь, он подмигнул офицерам. — За работу, хлопцы! Бегом!
Офицеры направились к своим подразделениям, а полковник к штабной машине. Уж если и предстояла кому еще работа, так это ему.
