Тут папа постучал в дверь:
– Выходите! Я вас пальцем не трону. Видеть вас не могу.
– А зачем тогда выходить? - спросил я из-за двери.
– А ты в штанах? - спросил из-за двери Алешка, с недоверием в голосе.
– Он в плаще, - послышался мамин ответ. - Его на работу вызвали.
Я отщелкнул задвижку, и мы вышли.
– А что случилось, пап?
– Большая неприятность, - сказал папа, обуваясь. - Ограбили выставку старинных орденов. Я поехал.
– Пап, - спросил его вслед Алешка, - а какая квартира у адмирала?
– Маленькая, - ядовито ответил папа, и дверь за ним захлопнулась.
Чем больше я узнаю Алешку, тем больше ему удивляюсь. У него много удивительных качеств. А всего удивительнее - его энергия. Он никогда ничего не откладывает. Я имею в виду, конечно, те дела, которые его интересуют. Мама, само собой, может всю неделю напоминать ему поработать пылесосом. «Щас, щас», - бодро отвечает Алешка в понедельник. И в среду. «Щас, щас», - и в субботу. То же самое и с уроками («щас, щас»). Но если дело его зацепит, тут Алешку не остановишь.
Едва за папой хлопнула дверь, Алешка ринулся в его кабинет. И начал листать папин «Ежедневник», там, где телефонный алфавит.
– Во, Дим! - ткнул он пальцем. - Курочкин! Звоним!
Я набрал номер, Алешка выхватил у меня трубку. Я тоже к ней ухом прижался.
– Приемная генерала Курочкина, - раздался приветливый, но строгий женский голос, наверное, секретарши.
– Адмирала Курочкина, - поправил ее Алешка. - Позовите мне адмирала.
– Нет у нас никаких адмиралов, - отрезала секретарша. - Одни генералы. - И положила трубку.
Алешка в удивлении похлопал глазами. Как мама, пощелкал длинными ресницами.
– Дим, так он кто? Адмирал или генерал?
Я взял «Ежедневник», прочел вслух:
– «Генерал Курочкин В.И.». Понял?
– Понял! - воскликнул Алешка. - Он все наврал, значит? Никакой он не адмирал, а всего только генерал какой-то! А еще с кортиком!
Я сунул ему под нос «Ежедневник»:
– Пониже посмотри. Там еще один Курочкин есть. Может, подойдет тебе… С кортиком…
Алешка смущенно хмыкнул и стал набирать номер адмирала.
– Здравия желаю, товарищ адмирал! - заорал он в трубку. - Капитан Оболенский на связи!
– Слушаю вас внимательно, товарищ капитан!
– Мы хотим вас проведать. - Алешка не стал «дипломатничать».
– Жду вас на борту! Высылаю за вами шлюпку! - был краткий, но не совсем ясный ответ.
Алешка положил трубку и скомандовал мне:
– Полный вперед! Залезай в шлюпку!
Квартира у адмирала и правда была маленькая. Однокомнатная. Но очень интересная. Она была похожа на капитанскую каюту боевого корабля.
У стены стоял, привинченный к ней, металлический столик. В углу - странный кожаный диванчик на стальных ножках. Возле окна - старинный барометр в деревянном корпусе. Он показывал своей затейливой, в виде якоря, стрелкой «Великую сушь», хотя за окном вовсю шел великий дождь. Рядом с барометром - настоящий дубовый штурвал, морской бинокль в кожаном футляре. А на подоконнике, в стеклянном ящике вроде аквариума, замер стремительный боевой корабль «Грозный».
– Это последний крейсер, которым я командовал, - с тихой гордостью и немного с грустью объяснил адмирал. - Красив?
Еще бы! Плавные линии корпуса, грозные орудийные башни, хищно нацеленные пулеметы… Хоть сейчас в яростный морской бой.
– А диванчик и столик я взял на память из своей каюты, когда меня списали на берег. Кстати, «Грозный» тоже списали в тот же год - устарел дружище.
– А на вид как новенький, - посочувствовал Алешка. - И вы тоже.
Адмирал рассмеялся и стал накрывать на стол.
– А почему ваш барометр во время дождя «сушь» показывает? - спросил я.
– О! Он у меня уникальный. Он предсказывает погоду заранее, за двое суток. «Сушь» наступит послезавтра.
– А он тогда покажет «Великий дождь»? - догадался Алешка. - А когда все небо за облаками, он показывает «Очень ясно»?
Адмирал опять рассмеялся и пригласил нас к столу.
– У меня вдруг конфеты нашлись, - объявил он. - Я, наверное, сам от себя их спрятал. Очень сладкое люблю. - Тут он немного задумался. - Наверное, потому что в детстве как следует конфет не наелся. Да и не только конфет. Я ведь на войну в двенадцать лет пошел. Даже немножко раньше. Вон какой орел был юный Курочкин. - И адмирал кивнул на снимок на стене.
На этом снимке, на палубе катера, возле пулемета стоял мальчишка с озорной улыбкой, в черном бушлате и бескозырке, ленточки которой трепал морской ветер.
– А воевать-то я начал на суше… 22 июня 1941 года…
– На этом катере? - спросил Алешка.
– Нет, что ты! Я до этого катера полстраны пешком прошел. По оккупированной территории, как говорится, у немцев в тылу.
Алешка придвинулся к нему и попросил:
– А вы расскажите, а? Нам полезно будет, как папа говорит.
Адмирал как-то засмущался, засуетился немного.
– Да что уж рассказывать… Лучше уж… почитаю. Я по вашему совету, Алексей Сергеич, и правда книгу начал писать. Не знаю уж, что получится. Хотите начало послушать?
– А то! - сказал Алешка.
– Только я ее пишу как бы не от себя. Про себя как-то писать неловко. Я вроде как про Егорку Курочкина пишу. «Мальчик на войне» называется.
Адмирал выдвинул ящик стола и достал стопку исписанных страничек.
– Ну, не обижайтесь, - сказал он смущенно. - Я книгу первый раз в жизни пишу.
«МАЛЬЧИК НА ВОЙНЕ»
«Отец Егорки Курочкина был моряком-подводником. Его боевая подводная лодка базировалась под Мурманском, на Баренцевом море. А дядя Егорки служил военврачом на пограничной заставе в Белоруссии.
Егоркина мама работала учительницей, и отпуск у нее был почти все лето. И было решено: они все втроем - мама, Егорка и младшая его сестренка Лялька - поедут сначала навестить дядю на заставу, а потом отправятся к отцу, на Балтику. «Покататься» на подводной лодке.
Прошлым летом Егорка уже был на военно-морской базе, где служил отец, и хорошо помнил этот порт за железными воротами, со звездой, где вдоль причалов будто спали военные корабли - торпедные катера, и тральщики, и эсминцы, и подводные лодки. Они лениво лежали на гладкой воде, отражаясь в ней стремительными корпусами, радиомачтами, грозными башнями с длинными жерластыми орудиями.
Над кораблями громко и скрипуче кричали чайки, всюду раздавались гудки и свистки, звенели якорные цепи. Такая была красота! Так пахло морем и свежей краской на бортах кораблей! Так блестело солнце на зеленой воде! И развевались на мачтах флаги!
А папина подводная лодка была похожа на всплывшую из глубин сказочную рыбу. Сердце замирает - представить себе, как она бесшумно скользит в глубине холодного мрака бездонного моря…
Но сначала - на заставу. Там веселые пограничники в зеленых фуражках, остроухие улыбающиеся овчарки, статные кони и даже маленький командирский броневик, который прячется в земляной норе, готовый выскочить по боевой тревоге и открыть огонь из своего пулемета.
…От станции до заставы они ехали ночью в кузове грузовичка, сидя на ящиках с консервами. Дорога шла лесом, была ухабистая и петлистая. По бокам ее стояли разлапистые ели, тянулись к машине своими колючими лапами, скребли по бортам, будто хотели ее задержать. Над дорогой раскинулось звездное черное небо…
Добрались до заставы почти под утро. Дядя Лева расцеловал маму, обнял Егорку, взял на руки уснувшую Ляльку и отвел их в маленький домик, где они сразу же, уставшие с дороги, легли спать.
А на рассвете проснулись от страшного грохота. За окном, в чуть светлеющем небе, вспыхивало, гремело, вставали черно-красные кусты взрывов. Стены домика вздрагивали. На столе тонко звенела ложечка в стакане.
Сестренка громко плакала, бледная мама одевала ее. Распахнулась дверь - в нее пахнуло гарью и сгоревшим порохом. Еще громче загремели разрывы, и стала слышна близкая автоматная стрельба.
Вбежал командир заставы, с автоматом в руке, с перевязанной наспех головой - сквозь бинт проступали алые пятна.
– Быстро! - крикнул он. - Собираться! Это война!
Было 22 июня 1941 года…
Возле дома стояла «полуторка», фырчала мотором. Та самая, на которой они приехали. В кузове сидели испуганные женщины и плачущие дети. Чуть в стороне, уткнувшись в дерево, чадил, изредка выбрасывая язычки пламени, маленький командирский броневик.
Егорка передал Ляльку в протянутые из кузова руки, помог забраться маме и влез сам. Машина рванулась и понеслась, подпрыгивая и кренясь, меж черных воронок и вспыхивающих разрывов.
Она уже вырвалась из-под обстрела и мчалась лесной дорогой, когда из-за деревьев выскользнула тень самолета с крестами на крыльях и от него отделилась стайка черных бомб…
Егорка очнулся в стороне от дороги, под деревом. Все тело болело от удара об землю. Было тихо. Только звенело в ушах. Бой на заставе кончился. Слышались только отдельные выстрелы да короткие очереди автоматов.
