Ознакомительная версия.
– Нет, не то! Совсем не то! Ромка, а ну с начала медленную часть! Опозорюсь завтра!
Только сейчас Лера заметила Романа. Он сидел на стуле у дальней стены, в полумраке. В руках у него была гитара. Потрясённая девушка поняла, что это он и играл. На окрик сестры Лагутин ничуть не обиделся, кивнул и начал снова. Он играл без видимого труда, словно выполняя давно знакомую работу, едва касаясь струн. И Лере казалось, что гитара сама по себе вздрагивает аккордами, которые спешили вслед за каблучками Эсмы.
Лера на цыпочках вернулась в кухню. И долго ещё сидела не двигаясь, обхватив голову руками и зачарованно глядя на связку чеснока у плиты. Перед глазами вилась и расходилась волнами широкая юбка, звонко и ласково стучали каблучки, взлетали тонкие смуглые руки, вздрагивали гитарные струны. «Господи… – билось в голове. – Господи…»
Вскоре вернулся Роман – и нахмурился:
– Ты что – спишь, что ли, тут, Стрепетова? До сих пор «манки» не нашла?
– Нашла! – спохватилась Лера, кое-как принимая непринуждённый вид. – Поехали дальше, переводи! А ты по-французски случайно не говоришь?
Она спросила это в шутку и не ожидала, что Роман кивнёт.
– Говорю. Но хуже, чем по-английски. Лучше всего испанский помню.
– П-п-почему?..
– А мы там жили три года. Я совсем маленький был. Эмка в Севилье училась фламенко танцевать, а мама в ресторане пела, – буднично пояснил Роман, перелистывая страницы учебника. – Я тогда самый первый в семье по-испански заговорил! Мама меня всегда в магазины брала, чтоб я ей переводил… Ты будешь писать или нет?!. Тут ещё полторы страницы!
– Буду… – пробормотала Лера. В голове царил сумбур.
За вечер Роман выходил из подъезда на разведку раз пять. Лера успела сделать все уроки, помочь Софье Николаевне почистить картошку и в сотый раз пообещать Эсмеральде, что костюм будет готов непременно завтра, а оскорблённый Боров по-прежнему восседал в своём джипе и сверлил взглядом подъездную дверь.
– Это не Боров, а ишак какой-то, – сообщил Роман, в очередной раз вернувшись со двора. – Он так и всю ночь просидеть может. Оставайся, Стрепетова, ночевать, сейчас бабка твоему отцу позвонит и…
– Ещё чего! – всполошилась Лера. – А костюм Эсмин когда перешивать?! Ну уж нет, я пошла! Ничего он мне не сделает! Может, и не узнает в темноте!
– Это твой-то костёр? – хмыкнул Роман, покосившись на Лерину рыжую шевелюру.
– Может… шапку какую-нибудь дашь?
– Угу… – хмыкнул Роман. – Шляпу бабкину, с вишнями и перьями. Из Парижа. Вон, висит, примерь…
Посмотрев на этот сельскохозяйственный шедевр, свисающий с вешалки, Лера чуть не заплакала.
– Что делать-то, Лагутин?!
– Что-что… Полезем через крышу, – распорядился он. Поймав испуганный взгляд девушки, пояснил: – Сейчас ведь во всём доме ремонт, чердаки открыты. Вылезаем по лестнице на крышу, через твой чердак спускаемся к тебе в подъезд. А Боров пусть хоть до утра там пасётся… – Роман вдруг рассмеялся, блеснув зубами. – Вот придурок, даже стекло не отмыл! Весь твой кефир присох намертво!
– Ну, тогда пошли! – решилась Лера.
Лагутин не обманул: дверь на чердак действительно была открыта настежь, и на мешки с цементом падал столб голубого света. Сначала Лера решила, что это горит фонарь. Но когда она вслед за Романом начала подниматься по ржавой лесенке на крышу, то оказалось, что над домом висит здоровущая круглая луна. Чёрные, ещё голые ветви деревьев пересекали её тонкой сеткой. Это было так красиво, что Лера застыла на ступеньке.
– Стрепетова, ну что там? – Роман нетерпеливо обернулся. – Зацепилась за что-то?
– Нет… На луну гляжу.
Он, обернувшись, тоже посмотрел. Затем протянул руку Лере и, одним мощным рывком вытягивая её на крышу, вполголоса сказал:
– Красивая какая – умереть…
– Луна? Да, мне тоже нра…
– Ты.
Лера растерялась так, что не смогла даже улыбнуться в ответ. Некоторое время они стояли, не двигаясь, посреди мешков, кирпичей и мотков проволоки. Лера, чувствуя на себе внимательный взгляд парня, упорно смотрела через его плечо на луну. Молчание уже становилось натянутым, когда Роман негромко сказал:
– Пошли… Давай сюда пакет. И держись за меня, споткнёшься тут ещё.
Лера молча взяла его за руку – подумав при этом, что споткнётся скорее сам Ромка с его хромотой. Но Лагутин, держа в одной руке пакет с Эсминым костюмом, а другой придерживая Леру, на удивление ловко передвигался в темноте среди строительного хлама. Они спустились по шатающейся лесенке чердачного люка в подъезд Леры. Роман отдал пакет, затем вылез обратно на крышу, бросил «Пока» и исчез. Лера медленно пошла вниз по ступенькам на свой этаж. Пальцы ещё ощущали тепло жёсткой Ромкиной ладони. Сердце бухало как сумасшедшее.
Кардиохирург высшей категории Сергей Павлович Стрепетов вернулся с дежурства в третьем часу ночи. Обычно в это время в квартире было темно, и, увидев свет в комнате дочери, Сергей Павлович встревожился. Наспех сбросив в прихожей ботинки, он прошёл в квартиру.
Маленькая комната была завалена волнами красной материи. Алый шёлк лежал на полу, каскадом сбегал с письменного стола, свисал с компьютера и расстилался на подоконнике между геранями. Как только Сергей Павлович приготовился задать вопрос, со стола пулемётной очередью ударила швейная машинка. Крошечная лампочка освещала сосредоточенное лицо Леры. Было очевидно, что дочь ничего не слышит и не видит. Сергей Павлович дождался тишины и осторожно спросил:
– Лера, ты знаешь, который час?
– Не знаю, – невнятно (в зубах было зажато полтора десятка булавок) ответила та. – Как дела, пап? Как у Жильцова клапан на сердце?
– Удовлетворительно. Повторного вмешательства не потребуется. А что это за алые паруса ты шьёшь?
– Это цыганский костюм! Для внучки Софьи Николаевны из третьего подъезда.
– Но ведь Эсмеральда – актриса! – удивился отец. – И ты берёшь такие заказы?!.
– Кроме меня оказалось некому! – гордо ответила Лера. – Пап, извини, но мне тут ещё долго…
– Не забудь, что завтра в школу, храбрый портняжка! Ты уже взрослая и должна понимать…
– Я знаю, я будильник заведу. Пап, там, на плите, котлеты, давай сам разогрей, мне некогда… – Пулемёт затрещал снова. Сергей Павлович вздохнул, пожал плечами и, на ходу снимая плащ, отправился на кухню.
* * *
– Девочка, этого не может быть! – потрясённо сказала Эсмеральда. – Этого просто не может быть! Как ты это сделала?!
Лера довольно улыбнулась, изо всех сил скрывая волнение. Она до последнего боялась, что у неё ничего не выйдет.
– А дыра где? Дыра-то где?! – Эсма вертела лиф платья так и эдак. – Здесь же целый колодец был! И рукав, гляжу, на месте… А юбку ты зашивала?
– Конечно!
– И где шов?!
– Да вот же он! – Лера порылась в алых складках и предъявила чуть заметную дорожку ниток. – На дырку в лифе пришлось заплату ставить. Я с оборки срезала и замаскировала декоративным швом и стразами… Рукава, видите, чуть поуже стали в пройме, но тут уж ничего не поделать было… Вам нравится?
– Милая моя!!! Драгоценная моя!!! – Эсма кинулась ей на шею так стремительно, что Лера чуть не упала. Её подхватил Роман, заорав на сестру:
– Что ты её с ног сбиваешь, лошадь?! Она и так ночь не спала!
– Пусти… Глупости. – Лера смущённо высвободилась из его рук. Эсма, впрочем, ничего не заметила, взбудораженно крича на всю квартиру:
– Золотая моя, алмазная, да ты же сама не понимаешь, что ты сделала! Ты же меня от смерти спасла! Ты же… ты же… – Она вдруг, умолкнув на полуслове, вихрем кинулась в прихожую и тут же вернулась, на ходу расстёгивая сумочку.
– Вот! Я тебе обещала, что не обижу? Я своё слово помню! Говори – сколько хочешь за работу? Двести долларов? Триста? Говори, ненаглядная моя, сколько скажешь – столько дам! Господи, а я уж боялась, что в белом с рюшками придётся на сцену выходить! А я в нём как бледная поганка, – позор один! Ну, что же, девочка, сколько просишь?!
– Я… Мне… Не нужно ничего, – собравшись с духом, сказала Лера. И сама удивилась наступившей тишине. Эсмеральда замерла с открытым ртом. Роман нахмурился. На лице Софьи Николаевны, сидящей за роялем, застыло хитроватое выражение. На миг Лере показалось, что Ромкина бабушка уже обо всём догадывается.
– Девочка, что за шутки у тебя? – наконец подозрительно спросила Эсма. – Большая работа больших денег стоит! Что у меня, по-твоему, совсем совести нет? Как я могу тебе не заплатить? Нет уж, ты не ломайся, а цену говори!
– Я уже сказала – не нужно ничего, – Лера глубоко вздохнула. – Если можно – научите меня танцевать! Так, как вы.
Тишина стала звенящей. Софья Николаевна подняла брови не то насмешливо, не то с уважением. На Романа Лера боялась даже посмотреть.
– Это… нельзя, да? – упавшим голосом спросила она. В сердце разом будто оборвалось что-то. – Извините… Я понимаю… Наверное, нельзя так танцевать, если ты… ну… не цыганка. Извините. Я просто так спросила…
Ознакомительная версия.
