смотреть, как голубь клюёт. Кот тоже очень внимательно смотрел как ест свободная птица… добыча… охота… рыбалка… — усатый запутался в своих мыслях и прилёг на подоконник внутри террариума.
Тем временем голубь насытился, лицо девочки исчезло, а форточка осталась открытой.
— Пойдём, — кивнула коту птичка. — Я покажу тебе, что такое свобода.
Киска Манюнька (оказывается, это был не кот, а кошка) запрыгнула на форточку, жадно посмотрела на птицу… корм… добычу, спрыгнула на карниз, не удержалась и полетела вниз.
— Такова участь всех ползучих героев, — пробормотал голубь, нахохлился и закатил глазёнки в сытой дрёме.
Он даже не взглянул вниз, чтобы посмотреть, разбился котяра или просто покалечился?
Голубиный мозг такие мелочи совсем не интересовали, он жил с чувством полной уверенности в том, что все кошки, несущиеся на голубей, просто падки на их философские измышления.
Манюнька же, падая с третьего этажа, задержалась на секунду в кустах и опустилась на землю, ободрав бока и левый глаз. Кошка отряхнулась, огляделась. Погуляла маленько — недельку-другую. И, отощав, вернулась к родному подъезду.
— Манюня, нашлась! — закричало лицо смотрящей в окно девочки и выбежало на улицу вместе с телом.
— Любаша! Хозяйка моя, кормилица! — замяукала кошка и бросилась на руки маленькому, но такому любимому человечку.
А в этот момент на смотровую площадку опустился наш знакомый голубь и постучался в родной террариум, требуя зерна:
— Куда подевалась морда кормилицы?
Девочка заметила на карнизе своего питомца голубя и помахала ему рукой:
— Иду, Степаша, иду!
Но, скажу вам по секрету, на самом деле это была голубица, безымянная такая голубиха, потому что не дают голуби друг другу имена. Точно-точно не дают… не уверена… не знаю… а может, и дают.
Кот и ангел
Старая, очень старая, жирная кошка сидела у окошка.
— Давай полетаем немножко! — спустился к ней кошачий ангел и присел рядом.
Кошка внимательно на него посмотрела:
— Мы летать не умеем,
мы душой за землю болеем:
как там, в подвалах мышки,
молоко ль не прокисло в миске?
И вообще, это очень страшно —
с пятого этажа на лапы!
Усмехнулся ангелочек, потрогал своё крыло:
— С пятого этажа на лапы?
Вот это то, что надо!
Кошки — мои клиенты:
ваши души — реципиенты
нашего тонкого мира.
— Ты б летел куда-нибудь мимо!
Я тебя не понимаю.
Медитирую тут и вздыхаю.
Ангел непонимающе моргнул и подвинулся поближе к усатой-полосатой:
— А об чём твоя медитация?
— Да просто сижу в прострации
и не думаю ни о ком.
Ангел двинул киску плечом,
и та полетела б вниз,
да вцепилась когтями в карниз
и с трудом, но взобралась обратно.
Крылатый сморщил лицо отвратно.
И беспокойно забурчал:
— Что же мне делать, где насобирать кошачьи души?
— А это сильно тебе нужно? — подозрительно покосилась на него кошка.
— Ну как же! — встрепенулся ангел. — Ведь я проводник между толстым миром и тонким. Я увожу ваши тела туда, где живут лишь ваши души.
Киска искоса глянула на свои круглые бока и промолвила:
— Меня провести туда не получится. Вот если б ты был проводником между жирным миром и тонким, тогда другое дело. Ну, или хотя бы взял меня на передержку из жирного в толстый мир, а потом уж в тонкий.
— Да, дилемма… — почесал затылок ангел и прыгнул вниз.
Но он не разбился, а отскочил от асфальта и снова приземлился у окошка, там, где сидела кошка.
— Ну, давай поиграем немножко! — загадочно прошептал ангел.
— Давай, а во что?
— В скок-поскок! Туда-сюда, сюда-туда.
— У-у, ты можешь прыгать стократно, — отодвинулась от него кошка. — А я не могу.
— Я тебе помогу!
Ангел схватил киску, прыгнул вместе с ней на землю, затем подкинул её далеко в небо, а сам исчез. Мохнатое-полосатое полетело высоко-высоко, туда, где живут звёзды и луна.
И осталась там навсегда,
превратившись в «созвездие Кота».
И эта новая кошка не ест
и почти что не дышит,
она «созвездие Мыши» ищет.
А как найдёт, так допрыгнет,
и «созвездие Мыши» не пикнет
рядом с «созвездием Кота»!
Ох, мой милый маленький человеческий детёныш, если у тебя умер четвероногий друг, и по ночам тебе теперь не спится, то выгляни в окно да спроси у кошачьего ангела:
— Куда коты улетают?
— В Космос, все это знают,
они улетают к звёздам,
в мир, где всё очень просто.
Видишь, на небе птицы:
раз, два, три, четыре кота…
Это коты непростые,
это волшебные сны —
чудные сны, пречудные.
Иди-ка, малыш, поспи.
Пёс и ангел
Старая, очень старая собака вдруг стала скучать, всё больше лежать и отказываться от еды. Вот тут-то к ней спустился собачий ангел и сказал:
— Давай, вставай, пойдём поиграем во двор!
— Зачем? — отвернулся недовольный пёс. — Я устал, я очень, очень много гулял в своей жизни. Видишь, уши мои повисли и хвост в задорный калачик не скручивается.
— Мучаешься? — сощурился ангел.
Собака положила голову на подстилку. А ангел возмутился и затопал ногами:
— Так не пойдёт, ну-ка быстро во двор!
Собака вяло мотнула головой и прикрыла глаза. Ангел вконец разозлился, взял пса на руки, поднялся с ним под самый потолок, а затем выволок его во двор и плюхнул на землю. Псина по привычке обнюхала траву, согнала с носа осу и прилегла в тени большого дерева отдыхать, высунув язык и шумно дыша. А ангел кружил над лохматым другом и весело напевал:
— Собачье лето —
это море цвета!
Много-много ромашек,
бабочек и букашек.
Пёс неуклюже попытался ему подвыть:
— А если оса в нос укусит,
то шавка обиду закусит
и будет помнить долго,
как было очень больно!
Ангел не обратил внимания на его скулёж и продолжил:
— Собачье, собачье лето —
это море цвета,
это тепло и прохладно.
— А если дождь?
— Ну, и ладно!
— Ты оптимист, — выдохнула собака. — Я тоже была когда-то такая…
И она принялась вспоминать свою молодость, а потом сделала многозначительный вывод:
— Собачье лето — это юность, собачья осень — зрелые годы, а зима — старость.
Ангелу пришлось согласиться с такой философией, он кивнул и снова замурлыкал:
— Собачья осень наступает.
И каждый пёс, конечно, знает,
что листья пахнут по-другому,
и солнце светит по-иному,
не грея шубу и кости.
— Ну, вы это бросьте!
Лохматый вздохнул:
— Не греет, если шавка в возрасте, а молодому и зимой тепло.
Он задумался и попробовал продолжить куплет:
— Эх, скоро зима,
а это белое
