которая отвлеклась от репетиционного чтения своего доклада и с удивлением наблюдала мое стремительное путешествие на другой ряд.
«А мне-то зачем было уходить? Я, в отличие от Лины, на том месте с пятого класса сижу! – запоздало подумала я. – Ну да ладно. До конца учебного года – всего ничего. А потом… потом – удачи ей в физмате!»
Тут я резко выпрямилась – до меня дошло… «Ах, ну раз ТАК…»
***
– Вы представляете, я вдруг поняла, по какому принципу Ли… Анфиса подобрала себе этих новых… приятелей! – рассказывала я за ужином родителям (очень уж хотелось поделиться с кем-то своим возмущением). – Все они – и Соня, и Лиза, и Настя, – по-моему, собираются в физмат! И гарантированно туда попадут – я слышала, учатся все они хорошо и экзамены выдержать должны… Та же история с Пашкой Журавлевым. Только с Гусевым не сходится.
– Гусев? А кто это? – поинтересовалась мама. – Ты никогда о нем не упоминала.
Ну разумеется – о мальчиках, к которым была неравнодушна, я старалась не говорить с родителями вообще: боялась чем-то выдать себя. Вряд ли они стали бы ругаться или смеяться, но мне точно было бы неловко.
– Одноклассник, – коротко ответила я, но потом зачем-то ожесточенно добавила:
– Да что о нем упоминать – учится плохо, ни на что не годен… ему прямая дорога в общеобразовательный класс.
Папа изучающе поглядел на меня и тут же снова уткнулся в свою тарелку. Неужели догадался?
– Почему тогда Анфиса его пригласила? – спросила мама (а она, похоже, не догадалась).
– Не знаю.
– Может, твоя теория неверна? Что, если она просто заметила, что отношения со своим классом не клеятся, и решила проявить инициативу, заодно подключая людей из параллели?
– Что это вдруг – в середине мая? Раньше ее все устраивало. И вообще – как же я? Почему она больше не хочет дружить со мной?! – Главный из беспокоящих меня вопросов я выпалила чуть ли не со слезами на глазах.
– Ну… вы не будете учиться вместе… – начала мама неуверенно.
– Поэтому – и только?!
– Слушай, Оль, не страшно, – вмешался папа. – Эта Анфиса мне все время казалась какой-то странной. И к себе тебя ни разу не позвала. Невелика потеря – в гуманитарном классе найдешь себе новых подруг, в сто раз лучше, и забудешь о ней.
Я энергично помотала головой и гордо выдала:
– Я не она, и я не забуду самую близкую подругу только из-за того, что мы с ней не сможем сидеть за одной партой на уроках.
– Самую близкую подругу? – переспросил папа. – Вот оно что. А что для тебя дружба?
– Дружба… это почти как любовь. То есть… почему почти? Это и есть любовь.
– Тогда что для тебя любовь?
– Любовь – это когда человек для тебя всегда самый лучший, что бы он ни делал. И ты всегда на его стороне. На его и только на его.
– Но это уже фанатизм какой-то, – вмешалась мама, почему-то встревожившись. – Тогда выходит не дружба, а обожествление. К тому же друзей может быть много – не будешь же так поклоняться каждому из них?
– Друг должен быть один, – убежденно произнесла я.
Переглянувшись, родители пожали плечами.
***
До экзаменов мы с Линой и словом не перекинулись. Остаток учебного года я досидела в одиночестве – она тоже, но ее одиночество вообще как будто не имело для нее особого значения и было в целом эпизодическим. Пусть на уроках она ни с кем не болтала, зато перерывы никогда не проводила одна. Слоняясь по коридорам в нетерпеливом ожидании окончания перемены, я все время заставала ее в окружении подружек.
Таинственный флер, заставлявший всех чуть ли не почтительно держаться от Лины на расстоянии, исчез: теперь она была душой компании, хохотушкой и милашкой. Куда делась та эксцентричная особа, которую я знала? Как бы то ни было, она осталась в выигрыше – я же радовалась только тому, что учебный год вот-вот закончится и пытка не продлится долго. Я тосковала, не знала, куда деть время, и постоянно ловила себя на мыслях вроде «отличная шутка, Лине понравится» или «она просто упадет, когда я ей расскажу!», а потом вспоминала, что мы больше не общаемся, и ощущала странную пустоту в душе.
«Ведь у меня и до нее не было близких подруг – чем же я занималась на перерывах? – спрашивала я себя. – Не скучала же… читала книжки, повторяла уроки, болтала с кем-то, пила чай в буфете… почему теперь все это кажется таким вымученным, вынужденным – убийством времени?»
Иногда проскальзывала мысль о том, что можно было в принципе не уходить от Лины так демонстративно. Ей, видимо, совершенно все равно, а если бы мы не поссорились «официально», то, может, немного ее внимания перепадало бы и мне… Но нет, останавливала я себя, это пораженческая психология, пусть знает: со мной так обращаться нельзя! Она не позвала меня на свой праздник, променяла меня на других подружек и фактически сама предложила мне отсесть – разве после такого примирение возможно?! Я распаляла себя этими воспоминаниями, чтобы убедиться, что все правильно, все как надо. Но был ли какой-то толк от моей правоты?
Наконец учебный год закончился. Это принесло огромное облегчение: по крайней мере мне не приходилось сталкиваться с Линой каждый день, да и слоняться в тяжелых раздумьях было некогда, ведь я готовилась к экзаменам. И все-таки иногда накатывала грусть. Я даже всплакнула над голливудским фильмом о брошенной невесте: мне были понятны ее боль, растерянность, обида и ощущение одиночества.
Поступить в гуманитарный класс оказалось легче, чем я думала. По английскому я ответила без запинки, на истории нам разрешили рассказывать свою любимую тему, ну а написать сочинение для меня никогда труда не составляло. За десять дней я выдержала все три экзамена – два на «отлично», да и в результатах третьего не сомневалась (оценку должны были объявить через пару дней).
Впервые за последний месяц у меня было великолепное настроение. Я сдала сочинение первой и летела по школьному коридору словно на крыльях – мне казалось, что я лечу навстречу светлому будущему. Скоро, уже очень скоро – новое расписание уроков… Висевший рядом с учительской график занятий восьмого гуманитарного класса всегда был предметом моей зависти – сплошь русский, английский, литература – ну просто мечта! Новые учителя, новые одноклассники… много людей из других школ… и среди них, возможно, – моя будущая любовь (на сей раз взаимная)! И, уж конечно, новая лучшая подруга.
Мы будем сидеть вместе
