– Дай мне ключи от машины, – просит мама у папы. Мы готовы ехать в город, домой. Елисейка уже сидит в автомобильном креслице, рядом с ним кот Марус, которого еле-еле выловили и заточили в машину. Марус не хочет в город: там нет мышей и все время нужно сидеть в четырех стенах. Я тоже в машине. Марус между мной и Елисейкой недовольно жмурит то один, то другой глаз. Он уже понял, что сбежать ему в этот раз не удастся, и смирился с этим.
– Ключи у тебя, – отвечает мама и смотрит на папу твердым голубым взглядом. Она рвет с клумбы цветы, составляя из них букет для городской квартиры.
– Нет, они у тебя. Я же тебе давал в обед – помнишь, ты вытаскивала пакет с овощами?
– Я тебе возвращала! Они у тебя!!! – Мама кричит, нет, она орет, на нее оглядываются прохожие с проезда.
Папа больше ничего не говорит. Открывает уже запертый дачный дом и возвращается с ключами от машины.
– Они были в кармане твоей дачной куртки, – бросает хмуро.
– Извини, – тихо говорит мама и в машине всю дорогу до дома молчит.
Почему я все это рассказываю? Потому что я очень люблю свою маму. Да, она нервная. А как не нервничать, если работаешь на двух работах? И потом, она очень переменилась, когда у нас появился Елисейка. Иногда мне кажется, что я не люблю своего очаровашку брата. Потому что в последние два года ему достаются все ласковые слова, какие только есть на свете, а мне – все на свете плохие.
Я прямо-таки возненавидел ее мать. Она тащила Нику за ухо по всему их огромному участку. Как будто это была ручка какого-нибудь заварочного чайника. Сначала Ника просила о пощаде, но все было напрасно: мать не слушала ее и орала, какая Ника бессовестная. Ника поняла, что просьбы о пощаде – бесполезняк, и потом только морщилась. Я смотрел не отрываясь, настолько происшедшее потрясло меня. А потом понял, что я дурень, что на это смотреть нельзя, что девчонке и так не по себе, а тут еще я вытаращился. Я отвел глаза и стал тупо глядеть под ноги. Поскорее проскакал мимо их участка. Но я никогда не забуду эту сцену, она на моем внутреннем принтере отпечаталась.
Да, новость: мы купили участок в деревне со смешным названием «Волки». Будем строить там дом. Ну хорошо хоть, не «Собаки» деревню назвали. Деревня Собаки – вообще был бы капец полный.
Я и не знал, что у Дымовой там тоже домик. Для меня это полная неожиданность и – сюпрайз. Это что-то да значит! Если бы не маразм ее матери с ухом, я бы Нику как пить дать окликнул. Может быть, в Волчатнике и началась бы наша дружба! Для начала погутарили бы о том о сем, пятом-десятом. Попросил бы ее провести бесплатную экскурсию. Она же там дачный старожил. Знает, где лягушки живут, где волки ночуют, где крокодилы пасутся. К реке бы прогулялись, там такая хорошая речка – широченная, толстая, но это пока, в разлив. Скоро похудеет. Рыбачить можно летом! Оп, о рыбалке теперь уже не стоит мечтать. Если только в студенческие каникулы… Школа заканчивается, скоро выпускной, а там – учеба в каком-нибудь вузе-карапузе. Вряд ли получится бывать в Волчатнике часто. Во! О выпускном бы посудачили с Дымовой, куда она собирается скакать дальше. В институт – или как, в какой город, страну, на какой континент, планету… Могли бы вместе дернуть. Ника неразговорчивая, но я бы ее разговорил, я же болтун знатный! Нет, правда, это что-то да значит – в одной деревне живем! Обязательно спрошу Дымову в школе, что она об этом думает.
Не, лучше не спрашивать. Не напоминать ей об экзекуции дражайшей родительницы. И то, что я ее видел. Интересно, в чем же она провинилась?
Домик у них антикварный, оставшийся от прежних хозяев. А у нас участок без всяких построек – бывшее совхозное поле, уже заросшее дикой морковкой, крапивой и борщевиком. Местами, как грибы, начинают расти маленькие елочки ростом с палец. Папенций сказал, что мы не все уберем – три-четыре елки пусть растут себе на счастье, это же северные кипарисы. Согласен. Горсточка кипарисов нам не помешает. Если елки называть кипарисами, то речку вполне можно назвать морем. Так что мы будем строить дом над кипарисами у самого берега моря.
Кайф!
Нет, я опять о Нике. Часто я стал думать о ней. Why? Don’t know! [2] Практически каждый час вспоминаю. А уж перед тем как в сон провалиться… Да без Дымовой, можно сказать, не засыпаю! Почему мы в школе до сих пор не общаемся? Только взглядами обмениваемся. Не пылкими, к сожалению, не пылкими. И даже красноречивыми их не назвать. Ну мой, может, еще можно назвать горячим, градусов эдак под семьдесят, а у нее взгляд прохладный и робкий, как у ягненка, загнанного волками в темную чащу. Как у ребенка, запуганного маман, – вот как правильнее сказать. Она, наверное, Нику просто задолбала, вот почему эта девчонка тихоня и молчунья. Как быстро она отводит глаза, когда встречается с моими! А мне хочется на нее глядеть. Прямо как захожу в класс, так и начинаю искать ее взглядом, словно она розетка, а я разряженный телефон. Смотрю на нее, подзаряжаюсь. Самому интересно: неужели влюбился?
Вряд ли сегодняшний инцидент сделает нас ближе. Наоборот!
На концерте Ника мне резко понравилась. Она совершила поступок. Открыто пройти через весь зал, когда все на тебя пялятся и думают: а куда это ты направляешься? Сдвинулся, да? Точно-точно, все именно так смотрят и думают. Дымова ведь стеснительная, а не побоялась пройти «сквозь строй». И вообще. Заметная или незаметная девчонка и все, что я раньше думал по этому поводу, – не имеет значения. Я уже и забыл, что хотел дружить именно с незаметной. Какая разница, а?
Да она разве незаметная? Во я загнул! Какой балбес! У нее такие ясные голубые глаза, что не заметить ее просто невозможно. Вчера в классе мы стояли у учительского стола и рассматривали классный журнал, который забыл физик. Мы с Вероникой оказались друг против друга, к ней журнал был вниз головой. Я хотел перевернуть журнал, чтобы ей было удобно смотреть на свои выдающиеся отметки, а Катька Стрекалова и Тимошка Ганов закричали, что они еще не посмотрели, а Катька схватила меня за локоть. И тогда Ника внимательно посмотрела на меня, и я увидел черные зрачки с коротенькими желтыми лучиками посреди голубого пространства. Это были ее глаза. Черт, как цветы или даже звезды! Красивее даже, чем у Наташки Кругловой. Точно. Очи, а не глаза! Очень очи. Я даже обалдел…
Зашла классная Лилия и забрала у нас журнал.
Ура! Наконец-то на днях мне покупают машину. Давно просил. И вот отец созрел. (Папенций говорит – я созрел.) Да я еще в начале марта, еще посреди снега созрел, когда мне восемнадцать стукнуло. Словом, мы оба созрели для того, чтобы купить мне драндулет. Старенькую «шестерку». Рухлядь? Yes. Отец говорит – первую машину все равно же долбану, так чтоб не жалко. Буду самостоятельно ездить, поначалу в деревню. На трассе за городом ездить легче, в городе вообще ку-ку: машины бьются каждую секунду. Улицы узкие, а тачек миллион с хвостиком. Словом, пока в деревню, только в деревню. Отец с мамой – на своей машине, а я на своем корыте. Буду практиковаться. Город от меня не уйдет. Водительские права я уже давно заимел! Как исполнилось восемнадцать, так сразу погнал их получать. А машину я с детства вожу. В восемь лет меня папенций на колени сажал на лесных дорогах, и я вел машину – еще тогда научился. Однажды за грибами ездили. Выбрались из леса не к самой машине (у нас тогда «Ауди» была), а от нее примерно за полкилометра. Машинка красной кляксой виднелась на дороге. Папенций дал мне ключи, и я побежал к тачке, а они не спеша с мамой пошагали. И я, десятилетний шкет, подвел машинку прямо к их ногам. Это было круто! Я чуть в космос не улетел от счастья! А у чужих грибников, которые повстречались мне на пути, были такие странные лица, как будто за рулем они видели не человека, а медведя в очках.
Обязательные курсы по вождению я тоже закончил. Папенций любит, чтобы все по правилам было. Ходил по вечерам в десятом классе. Не, машина – это класс вообще. Я ко всем машинам неровно дышу. Отцовскую облизываю. Уровень масла проверить, тосольчику подлить в двигатель – это мои занятия. Ну а мыть машину я папенцию никогда не доверяю. Я вообще люблю, когда что-то из грязного становится чистым. Когда у нас еще не было посудомоечной машины, я любил грязные тарелки превращать в сияющие. Да! Я такой парень, что люблю мыть посуду, машины, женщин… (за последнее простите – блефую). И что тут вообще странного? Это так офигенно, когда машина из запыленной потной путешественницы превращается в сияющую серебристую красотку! Она тогда улыбается мне. С кем-то поспорить?
Теперь будем в деревню Волки ездить вместе с Вероникой Дымовой. Эдакой семейной парой на передних сиденьях. Ха! Семейной! Еще раз – ха!
Разве она поедет со мной? Она мне даже не улыбается. Даже не смотрит вообще.
Но мечтать не вредно. Чем черт не шутит?
Ну и назвали же деревеньку древние люди! «Волки»! Жесть вообще.
Назавтра в школе я пряталась от свидетеля моего позора. Увидела Кимку в конце коридора – в чужой класс залетела.
