И вот началась программа. Я держал на руке Дингла и рассказывал о нем. Мне пришло в голову воспользоваться одной особенностью Дингла: если почесать ему голову, он впадает в транс и замирает в одной позе. Но когда приступили к записи, Дингл решил, что с него хватит чесания, и, как только зажегся красный свет, он снялся с моей руки и взлетел к балкам. Пришлось вооружиться лестницами и пустить в ход всякие приманки вроде червей, мяса и сыра (Дингл безумно любит сыр), но только через полчаса удалось нам поймать беглеца. После этого Дингл вел себя превосходно. Он сидел на моей руке так смирно, что казался чучелом. И все было хорошо, пока не настала очередь Коки. Тут я сделал ошибку, заранее объявив зрителям, какой последует аттракцион, а этого делать нельзя, когда работаешь с животными. Пять миллионов человек напряженно ждали, что какаду распушит хохол и закричит. Я уговаривал его и так и этак. Прошло пять мучительных минут, а Коки неподвижно сидел на своей жердочке, будто музейный экспонат. В отчаянии я перешел к следующей птице. В ту же секунду Коки взъерошил хохол и что-то ехидно крикнул.
Ну, а передача, посвященная рептилиям? Она не вызывала у меня никаких опасений, ведь рептилии довольно апатичны, с ними управляться легко. Тем не менее эта программа оказалась труднейшим испытанием. У меня как раз был грипп, и я смог прийти в студию только благодаря врачу, который накачал меня всякой дрянью, чтобы я сумел продержаться на ногах нужный срок. Если у вас вообще никудышные нервы да еще голова гудит от разных антибиотиков, телезрителю может показаться, что он смотрит какой-то старый немой фильм. Помрежи и операторы быстро сообразили, что я болен и не в своей тарелке, поэтому в перерыве после первой репетиции они по очереди старались меня приободрить. Увы, без успеха. Началась вторая репетиция. Я совсем скис. Надо было что-то предпринимать. И тут кого-то осенило. В рассказе о черепахах я объяснял, что их скелет приварен, так сказать к панцирю. Для наглядности я припас черепаший скелет в очень красивом панцире, нижняя половина которого была, словно дверца, укреплена на петлях. Откроешь – и видны все тайны черепашьей анатомии. Короткое вступление о семействе черепах вообще, затем я открываю нижнюю часть панциря... и вместо скелета вижу клочок картона с аккуратно выведенными словами: "Вакансий нет". Прошло несколько минут, прежде чем в студии восстановилась тишина, зато я заметно повеселел, и дальше репетиция шла как по писаному.
Среди участников программы оказалась Далила. Я рассудил, что она может служить великолепной иллюстрацией там, где речь пойдет о защитных приспособлениях животных. И Далила не подкачала. Когда мы пришли, чтобы перевести ее в транспортную клетку, она обрушила серию яростных атак на нас и на стенки, оставляя на досках и половых щетках свои длинные иглы. Всю дорогу до Бристоля она рычала, рявкала и гремела иглами. Рабочие студии, выгружавшие ее из самолета, решили, что я привез по меньшей мере леопарда. Из транспортной клетки Далилу надо было переместить в особую клетку, приготовленную для нее на телестудии. На перемещение ушло полчаса, причем к концу этого срока из всех декораций торчало столько игл, что я начал опасаться, не окажется ли Далила совсем лысой к началу своего телевизионного дебюта. И вот – передача. К моему удивлению, Далила вела себя образцово, делала все, что от нее требовалось: грозно рявкала, топала нотами, гремела иглами, как кастаньетами, – звезда, да и только. К концу выступления я проникся к ней добрым чувством, мне уже казалось, что я неверно о ней судил. А когда пришла пора перегонять ее из студийной клетки обратно в транспортную, восемь человек извели на это три четверти часа. Одному рабочему игла вонзилась в икру, две декорации были совсем испорчены, а остальные утыканы иглами так, словно мы попали под град стрел, отражая нападение краснокожих. Я с облегчением вздохнул, когда Далила, лишившаяся чуть не всех игл, наконец вернулась в зоопарк, в свою собственную клетку.
Должно быть, неприятности запечатлеваются в памяти прочнее, чем радостные события, поэтому телевизионные передачи рисуются мне теперь сплошной цепочкой бедствий. Впрочем, один случай я вспоминаю с искренним удовольствием. Из Би-Би-Си меня попросили привезти нашу молодую гориллу Н'Понго. Компания (небывалый случай) даже заказала небольшой самолет, чтобы мы могли прилететь в Бристоль. Им захотелось также снять перелет, и они прислали кинооператора, застенчивого человека, который робко признался мне, что очень не любит летать, так как его мутит в самолете.
Мы взлетели при ярком солнце и почти тотчас нырнули в черное облако, битком набитое воздушными ямами. Н'Понго сидел в своем кресле с видом бывалого путешественника и наслаждался. Он проглотил шесть больших кусков ячменного сахара (чтобы не закладывало уши) и теперь с интересом смотрел в окно, а когда пошли воздушные ямы, достал бумажный пакет для страдающих и надел себе на голову. Бедный оператор честно старался запечатлеть на пленке трюки гориллы, но лицо его становилось все зеленее. И когда Н'Понго занялся злополучным пакетом, это добило оператора. Он спешно вытащил свой пакет и использовал его по назначению.
Глава третья
ХОЛОДНОКРОВНАЯ КОГОРТА
Уважаемый мистер Даррел!
На днях во время одного пикника в мороженице нашли ящерицу...
Я понимаю, что это равносильно признанию в сверхизвращенной эксцентричности, и все-таки признаюсь: я очень люблю рептилий. Спору нет, они не блещут разумом. От них нельзя ждать таких реакций, как от млекопитающих, даже от птиц, и тем не менее я их люблю. Они своеобразны, ярко окрашены, нередко грациозны. Чего вам еще надо?
И все же большинство людей (причем таким тоном, будто речь идет об особенности, присущей только им) сообщат вам, что у них "инстинктивное" отвращение к змеям. Вращая глазами и гримасничая, они приведут вам массу причин своего страха, от высоких ("это инстинктивно") до смехотворных ("они все какие-то скользкие"). Я столько наслышался всяких исповедей от страдающих "змеиными комплексами", что едва кто-нибудь заводит речь о пресмыкающихся, как мне сразу хочется убежать и спрятаться. Спросите среднего человека, что он думает о змеях, и за десять минут он наговорит больше вздора, чем дюжина политиков.
Начнем с того, что для человека вовсе не "естественно" бояться змей. С таким же успехом можно говорить о естественном страхе перед автобусом. Между тем большинство людей убеждено, что у них врожденный страх перед змеями. Опровергнуть это очень просто, достаточно вручить безобидную змею ребенку, которому еще не успели забить голову всякой ерундой. Малыш безбоязненно возьмет змею и с удовольствием будет ею играть. Помню, я однажды привел этот довод одной женщине, которая прожужжала мне все уши, рассказывая, как ненавидит змей.
Моя собеседница возмутилась.
– Ничего подобного, меня никто не учил бояться змей, я всегда их не выносила, – надменно сказала она. И торжествующе добавила: – И моя мать тоже не выносила змей.
Что противопоставить такой логике?
Сдается мне, что страх перед змеями основан на сплошных недоразумениях. Особенно распространено убеждение, что все они ядовиты. В действительности неядовитых змей в десять раз больше, чем ядовитых. Далее, многие считают, будто эти рептилии покрыты слизью, тогда как на самом деле змеи сухие и холодные и на ощупь ничуть не отличаются от туфель из змеиной кожи или сумочки из крокодиловой. Тем не менее находятся люди, утверждающие, что из-за слизи они просто не могут заставить себя коснуться змеи. А мокрое мыло их не пугает.
Наш павильон рептилий невелик, но в нем демонстрируется достаточно представительная коллекция. Мне доставляет невинное удовольствие зайти туда, когда много посетителей, и послушать, как люди с потрясающей самоуверенностью выставляют напоказ свое невежество. Взять, к примеру, язык змеи. Это просто орган обоняния, змея улавливает им запахи, вот почему он у нее постоянно в движении. Кроме того, он служит и для осязания (вроде усов у кошки). Но эрудиты, которые посещают павильон рептилий, осведомлены лучше.
– Бог мой, Эм, – слышишь взволнованный возглас, – иди скорей, посмотри на это жало... Представляешь, если тебя ужалит такая змея!
Подбегает Эм, с ужасом обозревает безобидного ужа и брезгливо содрогается.
Известно, что рептилии могут подолгу лежать неподвижно. Даже не сразу разглядишь, дышат они или нет. Вот типичная реплика, которую я подслушал в павильоне. Один посетитель, осмотрев несколько клеток с неподвижными пресмыкающимися, повернулся к жене и с видом нагло обманутого человека прошипел:
– Да это все чучела, Милли.
Трудно найти что-нибудь грациознее змеи, скользящей по земле среди ветвей. Это зрелище тем более примечательно, если вспомнить, что она "ступает" ребрами. Присмотритесь хорошенько к ползущей змее, и вы увидите, как под кожей у нее двигаются ребра. Ее немигающий взгляд (еще одна особенность, которая не нравится людям) объясняется вовсе не тем, что змея пытается вас загипнотизировать, просто у нее нет век. Глаз, словно линзой, покрыт тончайшей прозрачной пленкой. Это особенно хорошо видно, когда змея линяет. Все змеи периодически линяют. Линька начинается от краев пасти. Змея трется о камни или ветки и постепенно сбрасывает старую "одежду". Осмотрите слинявшую кожу, и вы убедитесь, что глазные пленки тоже слиняли.
