чемоданом, но я бы уместилась где угодно, лишь бы не ехать в приют.
– Сама знаешь, нельзя.
– А я вот против. Пойду напишу в терминал предложение…
– Да успокойся ты с этими терминалами.
Я глянула на Риину. Обычно она молчала и уж тем более не спорила. Максимум, который могла себе позволить Риина, – морщиться или отворачиваться.
– А ты разве не веришь в терминалы?
Сенат утверждал, что сила Циона – в его людях, что всего сверху не увидеть, и пожелания, жалобы и предложения, которые ежедневно подают через терминалы, помогают управлять городом лучше, чем что-либо.
Риина ходила по комнате, даже не оборачиваясь.
– Эти терминалы – полная туфта.
Я фыркнула:
– Они работают, Риина. А как, по-твоему, вообще тогда Цион узнает о наших нуждах? Ведь Цион – это мы сами! А если мы не можем говорить…
– Ты правда думаешь, что все эти писульки кто-то читает?
Риина распахнула платяной шкаф и принялась перебирать одежду.
– А почему бы и не читать? – Я развела руками. – В Сенате полно народу. Думаешь, там некому заняться чтением этих, как ты говоришь, «писулек»? Сама вспомни: на прошлой неделе отремонтировали асфальт на ла’Триде, месяц назад открыли балетный класс на площади ли’Гор… А школьная форма? Жаловались же на юбки, теперь и брюки разрешили. И все это – из терминалов.
– Это всего три жалобы. А сколько их каждый день сыпется, как ты думаешь?
– Много, наверное.
– Ну вот.
– А что «вот»? А вознаграждения? Сто баллов за предложение, которое утвердят в Сенате?
– А ты когда-нибудь их получала? Ты ведь строчишь эти предложения одно за другим.
Я не ответила. Риина была права: я и сама не считала, сколько запросов я подала за свою жизнь через терминалы.
– Может, предложения у меня банальные.
– Не знаю.
– К чему ты, Риина?
– Неважно.
– Нет уж, говори.
Риина помедлила, а потом все же тихо заговорила:
– Ты никогда не получала крупных штрафов. У тебя не списывали баллы по ошибке. У тебя в семье никого не исключали.
Я почувствовала, как раздуваются у меня ноздри.
– Я за собой слежу. Я только и делаю, что слежу за собой, чтобы не получать штрафов, и пашу, чтобы получать эти… терминаловы баллы. И если бы у меня что-то списали по ошибке, я бы все пороги в министерстве подсчетов оббила. И ты серьезно…
Я осеклась. Риина не ходила на церемонии исключения. Вот в чем дело.
– У тебя кого-то исключили, да?
Риина ответила не сразу:
– Отца.
– Отца… – эхом повторила я.
Что хуже – умереть от тетры в лазарете или быть изгнанным за стены и скончаться от нее уже там?
– Это было давно. Восемь лет назад.
– Но за что?
– Ты же сама сказала: причин не объявляют.
– Но ты же его дочь… Тебе и маме – вам-то должны были сообщить!
– И семье тоже ничего не объясняют.
– Не может быть.
Риина на меня покосилась:
– Может, Тесса, может. Это тебе повезло, ты встроилась в систему, и она гладит тебя по головке. Но так не у всех.
Слова сочувствия застряли в горле. К щекам у меня так и прилила горячая кровь.
– «Повезло»? Мне повезло?
– Я имела в виду…
Риина прикрыла глаза:
– Твоя мама… Я… Прости.
– Ага, мама. А еще отец. Тоже тетра. Вот уж повезло, а?
Я сжала зубы. Риина не могла знать про моего отца, как я не знала о ее семье. Но внутри меня все равно так и полыхнуло. Повезло…
Повезло мне всю жизнь глазеть на чужие обвисшие груди в душевых. Повезло, что мама умела штопать, а не сдавала нашу старую одежду в переработку, чтобы тратиться потом на новое. Повезло, что я лезла в каждую дырку, где давали баллы, только бы у мамы не просить на новые туфли. Ах да, еще повезло, что про результаты своего Распределения я маме уже не расскажу.
– Тесса, я… – пробормотала Риина.
Я мотнула головой. Ни мама, ни отец тут были ни при чем. Риина была права: я встроилась в систему Циона, как идеально подходящий фрагмент в мозаику. Но перед кем, кроме себя, мне теперь этим хвастаться?
Мне хотелось пнуть что есть дури чемодан на полу, глупо и уродливо раззявивший пасть в ожидании моих юбок и блузок.
– Тесса…
Риина оставила платяной шкаф распахнутым и подошла ко мне. Она сжала мою руку, и я в который раз тупо подумала о том, как это, наверное, Риине неудобно – всегда и везде ходить в этих ее перчатках.
Она так и стояла рядом со мной, неловко взяв мою руку в свою, а я вдруг поняла, что снова плачу.
– Она перепутала. Медсестра. Представляешь? – забормотала я, чувствуя, как злость внутри сдувается в бессильное отчаяние. – Перепутала меня… Говорила, что я уже приходила к маме вчера вечером… А это была не я… Или это вообще не к ней? Она сказала, это был какой-то сбой…
Не знаю, зачем я стала все это говорить. Просто не могла удержать в себе: слова сами рвались наружу. Наверное, я ждала, что найду сочувствие, но Риина почему-то вдруг спросила:
– К твоей маме кто-то приходил?
Я смахнула слезы. Нужно было взять себя в руки, в конце-то концов. Все верно: мне не нужно сочувствие Риины. Она мне не сестра.
– Да нет же, не к ней.
– Но ты же сама…
– У них там все перемешалось. И регистрация визитов тоже.
– Но если к ней вчера кто-то приходил… Неизвестно кто… А потом твоя мама…
Я заморгала. Нет, я ждала совсем не такого.
– Ты о чем?
– Кто-то приходил к твоей маме вчера вечером. А сегодня ей стало хуже…
– Да я же говорю: у них все перепуталось. Не мог к моей маме никто приходить. В системе было отмечено: член семьи. Единственная ее семья – это я.
– Но…
– Риина, я не понимаю, – вскинулась я. – Ты хочешь сказать, что моя мама… умерла из-за кого-то? Кто-то вчера пришел и… не знаю… отключил ее от капельниц? Или, может, впрыснул что-то в ее лекарства? Ты об этом?
Риина чуть отступила:
– Тесса, я не…
– Откуда это? С чего ты вообще такое взяла?
– Тесса, я не говорю, что твою маму… кто-то убил.
Я вспыхнула:
– Ну конечно!
– Я просто говорю, что это странно. Что к ней кто-то приходил, а потом…
– Да никто к ней не приходил! У них там тот еще бардак, и мне даже уведомление о ее… о ее…
Слова встали в горле комом. Глаза в который раз наполнились слезами. Я помотала головой:
– Это бред.
