Хитроумный Уголёк, который давно уже всё вспомнил, терпеливо разъяснял каждое понятие при помощи жестов, и время от времени в пещере раздавался радостный вопль вспомнивших значение какого-нибудь слова дикарей.
Когда грузовые трюмы «Волчка» были окончательно заполнены роботами и оборудованием и оставалось только место для коротышек, на кромку отвесного берега опустился челнок «летающее блюдце». Из него выскочил адмирал Прибамбас и бегом спустился в грот к своим арестантам.
– Все на борт!! – заорал он, срывая голос.
Пираты понуро потянулись к выходу, а туземцы-голодранцы стали прощаться с друзьями. Незнайка и Хитроумный Уголёк даже обменялись подарками на память. Незнайка разыскал в своих вещах вырезанную из дерева крошечную модель парусника, а Уголёк снял с себя выточенное из морских раковин ожерелье. Оба подарка были кропотливо изготовлены собственными руками, а потому особенно дороги.
На борту «Волчка» Пилюлькин совершал последний осмотр своего пациента, бывшего директора и диктатора, а теперь заплаканного и дрожащего от страха малыша. Благодаря полностью восстановившейся связи между головным мозгом и другими внутренними органами, а самое главное – спинным мозгом, Курносик многое вспомнил. Особенно сильно его тревожили последствия недавнего усовершенствования «Шестого», после которого робот стал самообучающимся устройством.
– Понимаете, он невероятно опасен! – шептал Курносик, умоляюще заглядывая в глаза Пилюлькина. – Его необходимо немедленно уничтожить, стереть всю программу! Вы даже не представляете, что он может натворить!..
– Успокойтесь, успокойтесь, голубчик, всё хорошо! – спешил заверить его Пилюлькин. – Робота вашего давно уже стёрли и уничтожили. Сгорел он, как спичка сгорел, понимаете? Пшик – и нет его больше, одни головешки остались!
– Правда? Вы правду говорите?
– Правда, правда. Что же я вам врать-то буду?
Курносик успокоился и перестал плакать. Он ещё не знал, как с ним поступят на Колобке, но думал теперь не о собственной участи, а о том, как исправить ужасный вред, нанесённый за эти годы коротышкам.
Вернулся Прибамбас, арестанты заняли свои места в трюме, и Пилюлькин стал прощаться со своим пациентом.
– Не надо так горевать, – ободряюще похлопал он Курносика по хилой груди. – Теперь для вас самое главное – душевное спокойствие. Вы раскаялись, и теперь всё будет хорошо. Господин командир! – обратился он к Прибамбасу. – Ведь моему пациенту зачтется искреннее раскаяние в содеянном?
– Зачтётся, зачтётся, ему всё зачтётся, – пообещал Прибамбас.
– Ну так я пойду.
– Да, конечно, доктор. – адмирал подскочил к Пилюлькину и горячо пожал ему руку.
– Желаю вам побольше пациентов, доктор! – радостно прозвенела «Матрёшка», которой тоже хотелось сказать что-нибудь приятное на прощание.
Пилюлькин спустился по трапу и присоединился к окружавшей «Волчок» толпе коротышек. Задержавшись в отверстии люка, адмирал Прибамбас помахал всем рукой и в который раз предупредил:
– Не заступайте за круг! Будьте осторожны!
Провожающие попятились и плотно прижались к опоясывающей площадку стене кратера. За годы стоянки защитная сфера «Волчка» оставила на каменном дне достаточно отчётливый отпечаток намытых дождями окаменелостей. За этот отпечаток, имевший форму абсолютно правильной окружности, никто не должен был заходить во время старта, потому что внутри создавалось малоизученное хроноаномальное поле и любое живое существо, попав туда, могло в одно мгновение оказаться неизвестно в каком времени и месте.
– Прощайте! – крикнул Прибамбас. – Не держите на нас обиду! Может быть, ещё встретимся!
Он захлопнул люк, и наружные огни погасли.
Теперь «Волчок» был освещен лучами стоявшего в самом зените, над отверстием кратера, солнца. Что-то внутри загудело, и корпус корабля стал медленно вращаться.
И вот уже стало невозможно разобрать, с какой скоростью вращается корпус корабля, только звук становился все тоньше и пронзительнее, а затем всё стихло.
Ещё через минуту лучи солнечного света, струившиеся вниз через отверстие кратера, начали принимать форму очертаний «Волчка», плавно огибая его по контуру и заползая под днище. Корабль больше не отбрасывал тени.
Но вот солнечные лучи внезапно распрямились, и на каменной площадке стало пусто.
Некоторое время все стояли, боясь пошевелиться, а затем самые решительные начали осторожно приближаться к центру, где темнело отверстие уходящего в неведомую глубину колодца.
Только три царапины от опор на каменной поверхности и намытый дождями след от защитной сферы – всё, что могло напомнить о семилетней стоянке инопланетного космического корабля.
Солнце миновало зенит. Его лучи, покосившись, разбежались, и в кратере наступил полумрак. Едва слышно переговариваясь, коротышки потянулись к выходу.
Удивительная, опасная и странная миссия пришельцев из далеких космических глубин завершилась.
Глава восемьдесят девятая
ПРОФЕССОР ЗЛЮЧКИН КОММЕНТИРУЕТ СОБЫТИЯ
После того как накануне вечером Злючкин, выступая в прямом эфире, плюнул в объектив телекамеры, его не просто выдворили из телецентра, а сдали в ближайшее отделение милиции. Дежурный милиционер Караулькин должен был составить протокол об имевшем место случае хулиганства и сделать нарушителю строгое внушение. Но поскольку Караулькин не видел по телевидению скандального эпизода, то он принялся за составление протокола со слов самого нарушителя, то есть профессора Злючкина.
Злючкин налил себе воды из графина, развалился на стуле и начал обстоятельно давать показания.
С его слов выходило, что плюнул не он, а наоборот – в него плюнули, и плюнул не кто иной, как академик Ярило, известный всем лжеученый и авантюрист.
На недоуменное замечание Караулькина о том, что Ярило в данное время возглавляет спасательную экспедицию и находится где-то далеко над океаном, Злючкин пояснил, что выразился – уби бене иби патриа (как выражаются настоящие ученые) – фигурально. И Ярило плюнул в него – образно выражаясь. И не только в него, но и во всю науку, каковую он, Злючкин, представляет.
Окончательно запутавшись, Караулькин скомкал бланк протокола, взял чистый лист и начал всё сначала.
Заполучив слушателя, Злючкин разглагольствовал с видимым удовольствием, легко перескакивая с одной темы на другую. Он высказал Караулькину свое решительное мнение по самым различным вопросам в области науки и культуры, а также по частным персоналиям.
Ближе к утру корзина для мусора была полна комканой бумаги, однако решительно ничего хотя бы отдаленно напоминающего милицейский протокол не вырисовывалось. Кроме того, Караулькин зверски хотел спать, глаза у него буквально слипались, а в голове, как колокольный звон, стоял надоевший голос словоохотливого профессора. Сам Злючкин при помощи электрического кипятильника периодически заваривал себе крепкий чай, а потому был бодр и особенно язвителен. Караулькину же распивать чай с задержанными строжайше воспрещалось.
Наконец, незадолго до рассвета, силы окончательно оставили Караулькина, и он отпустил задержанного восвояси, взяв с него слово, что тот пойдет домой и больше не будет хулиганить.
Охотно дав слово, Злючкин тут же отправился на телецентр. На беду, там уже работали коротышки из другой смены; они ничего не знали о вчерашнем инциденте, поскольку вечером отсыпались перед ночным дежурством.
Злючкин беспрепятственно проследовал в Первую студию и, как ни в чём не бывало, уселся в то самое кресло, из которого несколько часов назад его с позором изгнали.
Ничего не подозревавшая малышка-ведущая, приготовляясь к первому утреннему выпуску новостей, встретила его с улыбкой и предложила кофе из термоса. Злючкин молча выпил и стал ждать начала передачи. С минуты на минуту должен был начаться телемост со спасательной экспедицией академика Ярило.
Начался выпуск новостей, и первой темой стало прямое включение с ракет спасательной экспедиции.
– Как мы видим, – тут же начал комментировать Злючкин, перебивая и без того слабо доносившийся голос из эфира, – как мы видим, дела нашей доблестной (цык) экспедиции (цик-цик) не продвинулись ни на шаг. – Злючкин удовлетворенно прокашлялся (далее все посторонние звуки мы пропускаем). – Тем не менее, как мудро подмечено в одном из моих докладов, из всякого пустого и никчёмного дела при определенном старании можно раздуть невесть что, а кое-кому даже извлечь кое-какую пользу. Посмотрите на наших героев-спасателей: какое у них, должно быть, прекрасное самочувствие. Конечно! Ведь они побывали на свежем воздухе – позагорали, искупались, плотно поужинали и потом отлично выспались! Выспались! Чего не скажешь о нас, столь презираемых всеми «лабораторных крысах», коим не до сна и коим на каждом шагу приходится ценою здоровья отстаивать идеалы…
