— Придумаешь ты тоже, — сказал Лось из Осинников. — Если с той стороны поставить плакучие ивы, а здесь камень утвердить, тогда это будет твоё озеро, а сейчас оно — моё.
Ничего на это не сказал Лось из Гореловской рощи. Только как-то вскоре после этого проходили они мимо горы. Остановился он, задрал кверху голову и говорит:
— Эх, если бы этой горе да побольше лысинку, да вон там оврагом бы её разрезать, то была бы она совсем как моя гора.
— И придумал же ты опять, — сказал Лось из Осинников. — Да если эту гору побольше вылысить да оврагом прорезать, то она уже будет твоей горой, а сейчас она — моя.
Ничего и на это не сказал Лось из Гореловской рощи. Только как-то идут они по полянке, а он остановился вдруг и вздохнул.
- Эх, — говорит, — если бы вон ту берёзку переставить вот сюда, а эти дубки убрать и на их место поставить сосенки, то она была бы совсем такой, как у меня в роще.
- Ну что ты всё выдумываешь, — сказал Лось из Осинников.—Если ту берёзку переставить сюда, а на место этих дубков поставить сосенки, то это уже была бы твоя полянка, а сейчас она — моя.
- Вот и я об этом же думаю, — сказал Лось. — Если здесь ничего моего нет, тогда зачем же я здесь?
Сказал и пошёл к себе в Гореловскую рощу. Сперва не быстро шёл, но чем ближе подходил к родным местам, тем всё машистее шаг делал. Потом побежал...
Приснился медвежонку Ивашке сон, будто пошли они с Мишуком в соседний лес за малиной. Забрался Ивашка в малинник, очень малиновый куст нашёл. Сидит, малинку с него сдаивает, Мишука не зовёт: позови его, самому не хватит.
А Мишук аукает, окликает его:
«Где ты, Ивашка?»
Молчит Ивашка, сидит за кустом, будто и нет его. Отзовись, прибежит Мишук. Он такой нахрапистый, подсядет рядом, обеими лапами, кубарик, хватать будет. Горсть сорвёт— убыль: ему, Ивашке, на целую горсть меньше достанется. Лучше уж помолчать, притаиться.
Помолчал Ивашка, не откликнулся на голос Мишука. А Мишук покричал, поаукал и затих — вот и хорошо, не больно и жаль. Обобрал Ивашка малину, вышел на полянку— нет Мишука. Туда, сюда — нет нигде.
А лес вокруг тёмный, кряжистый. Где-то невидимый потатуйка стучит. Поляна следами неведомыми ископычена. Заробел Ивашка. В одну сторону кинулся — нет конца лесу жуткому, в другую сторону кинулся — стоит он стеной непроходимой. И не знает Ивашка, куда бежать ему, где берлога его. Вот как круто дело-то обернулось.
Приложил медвежонок лапы ко рту, завопил:
«Ауу! Ми-и-ша!»
Долго кричал, осип даже. Но на крик его только ворон из чащи откликнулся. Изодрался Ивашка, между деревьями плутая. Обшарил всё вокруг, обаукал — нет Мишука. А тут и ночь налезла страшная. Со всех сторон обошла, хоть глаз коли, не видать ничего.
И кто знает, что бы с Ивашкой было? Может, так и запропастился бы он в чужом лесу, если бы не проснулся. Но, к счастью, проснулся Ивашка. Смотрит: он у себя в берлоге. Никакого чужого леса нет. И Мишук вон косолапит к нему по тропинке в гости и репьи с живота счё сывает.
Рассказал Ивашка Мишуку сон свой и говорит:
— Что ж ты меня, Мишка, в неведомом лесу одного бросил? Что скалишься и лапой морду трешь? Разве так настоящие товарищи делают? Я голос изодрал, тебя всё звал.
— Что ж ты меня коришь? — насупился Мишук. — Это ж во сне было, а во сне всякое присниться может.
— И во сне так настоящие товарищи не делают. Где тебя, дьявола, носило?
И одного только не рассказал Ивашка: как он сидел, неслышный, во сне под малиновым кустом и сдаивал с него малинку и, когда окликнул его Мишук, не отозвался, чтобы не пришёл тот и не подсел рядом. Не рассказал этого Ивашка, потому что знал он теперь, что и так тоже настоящие товарищи не делают... даже во сне.
Проведала Сорока, что у Зайца есть какая-то тайна, и растрезвонила по лесу:
— Есть у Зайца какая-то тайна, я только выведать не смогла какая.
Прослышала об этом Лиса и побежала к Зайцу. Может, проведал он, как незаметно прокрасться в колхозный птичник и унести курицу. Вот было бы кстати.
Прибегает, спрашивает:
— Говорят, у тебя есть какая-то тайна?
— Есть, — отвечает Заяц.
— Ну-ка, скажи мне её.
— Нет, — говорит Заяц, — не могу.
— Не можешь! — тявкнула Лиса и схватила Зайца за шиворот. — Ах ты, козюлька, досадить мне умыслил?
- Ну что ж, — сказал Заяц, — меня каждый обидеть может, я для всех доступный, но пусть умру я, но вместе со мной умрёт и моя тайна.
Сказал он гак, и отпустила его Лиса.
«Ладно,—думает, — я каким-нибудь окольным путём выведаю его тайну, а умрёт Заяц, ничего не узнаешь».
И убралась восвояси. А Сорока растрезвонила по лесу.
что вот приходила к Зайцу Лиса, грозилась убить его, но Заяц всё-таки не сказал ей своей тайны.
— Лисе не сказал, а мне скажет. — Расправил Волк пошире плечи и отправился к Зайцу. Может, знает он, как неслышно подобраться к колхозной кошаре и унести овцу.
Пришёл Волк к Зайцу и спрашивает нахраписто:
— Говорят, у тебя есть какая-то тайна? Ну-ка, говори мне её.
— Тайна у меня есть, — отвечает Заяц, — но сказать я тебе её не могу.
— Не можешь?! — осерчал Волк и схватил Зайца за задние ноги, у того и в животе взбулькнуло. — Ах ты, бестия косая, озлить меня надумал? Да я тебя сейчас за эту речь дерзкую о пенёк, и дух из тебя вон.
— Дух из меня уйдёт, а тайна при мне останется, — пропищал Заяц.
• И перелютовал Волк, отпустил его.
«Ладно,— думает, — против ветра не надуешься. Я как- нибудь иначе выведаю его тайну, а умрёт Заяц, ничего не узнаешь».
И ушёл, а Сорока растрезвонила по лесу, что вот и Волк приходил к Зайцу, грозился убить его, а Заяц всё-таки не выдал ему своей тайны.
Дошла эта весть до Медведя. Задумался Медведь: какая ещё такая у Зайца может быть тайна? Может, проведал он, как пробраться неслышно на колхозную пасеку и унести ул'ей с мёдом?
— Надо пойти расспросить, — сказал Медведь и отправился к Зайцу.
Разыскал его у речки, спрашивает:
— Правду говорят, что у тебя есть какая-то тайна?
— Есть, Иваныч, — отвечает Заяц.
— Говорят, Лиса к тебе приходила, и ты не сказал ей.
— Не сказал, Иваныч.
— И Волку, говорят, не сказал?
— Не сказал.
— Неужели и мне не скажешь?
— Тебе бы можно, Иваныч, да... нельзя. И не понуждай. Место здесь больно видное. Сразу все догадаются, что я тебё свою тайну говорю. Обидятся, что им не сказал, и найдут, чем досадить мне. Уж лучше не гневить никого.
— Пойдём, коль, тогда к тебе.
Замялся Заяц:
— Ко мне бы можно, Иваныч, да... нельзя. Увидят, пошли мы с тобой, и скажут: Заяц Медведя повёл к себе, чтобы тайну ему открыть свою.
— Пойдём, коль, тогда ко мне.
— И это бы можно, Иваныч, да... нельзя. Увидят, пошли мы, и скажут: Медведь Зайца к себе повёл, чтобы тайну его выведать. Ты уж один иди, а за мной пришли кого-нибудь, будто в гости зовёшь.
На том и порешили. Прибежал Заяц домой. Сидит на завалинке, а Сорока летит:
— Иди скорее, косой, тебя Медведь в гости зовёт.
Пришёл Заяц, остановился у порога. Ужинал Медведь,
пробасил:
— Ну, говори свою тайну, слушаю я.
Затоптался Заяц:
— Оно бы можно, Иваныч, да... нельзя: ты за столом сидишь, я у порога стою. Увидит кто, скажет: вовсе Медведь и не в гости Зайца позвал, а чтобы тайну его выведать. Да и я могу подумать, что ты гнушаешься со мной за одним столом посидеть.
— Что ты, — сказал Медведь и пригласил Зайца к столу, — просто мне хочется поскорее тайну твою узнать.
- А куда тебе спешить, Иваныч, и так ты самый первый узнаешь её, — сказал Заяц и придвинул поближе тарелку с блинами.
Поблинничал, наелся до отвала, нацедил кваску из жбана, выпил и глаза вытаращил:
- Вот это квасок! Пока пьёшь, весь переморщишься!
И когда поел и квасу попил, говорить не спешил: покачался в качалке медвежьей, приёмник покрутил, последние лесные новости послушал. А Медведь всё торопил его:
— Ну?.. Ну говори же скорее, умаял ты меня.
Поковырял Заяц в зубах для важности зубочисткой,
сказал:
— Ну что ж, теперь я могу тебе, Иваныч, и открыть
мою тайну. Всю жизнь мне мечталось побывать в гостях у тебя. И чтобы ты сам меня пригласил. Посидеть за твоим столом, в качалке твоей покачаться, послушать приёмник твой. Это и было моей тайной.
— И только-то?!
— Только. Другой у меня тайны, Иваныч, нет и никогда не было. Сбылась мечта моя: побыл я в гостях у тебя. На всю жизнь мне хватит рассказывать об этом... А теперь разреши мне домой пойти. Засиделся я у тебя, поздно уж. Жена хоть и знает, что ты меня в гости позвал, но всё равно волноваться будет.
