к шуму воды, и как сердился, что я всё торчу в дверях… Заодно Юрик, очевидно, собирался глобально утолять жажду.
У квартиры Огурцовых Маринка внимательно на меня посмотрела:
– Хотела бы я знать, Орлов, что с тобой происходит в последнее время…
Видимо, это был риторический вопрос. На самом деле ничего она не хотела знать, потому что её палец уже накрыл кнопку Юркиного звонка.
Огурец, как и положено ветряночнику, был зелен и пупырчат. И встретил нас двусмысленно. Вроде и обрадовался, но как-то вяло. При этом посматривал на мой подсвечник с плохо скрываемым опасением. Меня это очень расстроило. Это подтверждало мои догадки о том, что Юрик – УЖЕ.
Я замешкался в коридоре, развязывая шнурки, и зашёл в комнату, когда Маринка завела песнь о самочувствии. Тут я сделал контрольный выстрел:
– Что-то твой братишка не пришёл сегодня…
– У него самбо, – машинально ответил Юрик.
– А у сестрёнки музыкалка, – пробормотал я себе под нос.
Юрик всё прекрасно слышал и дурачка изображать не стал. Он понял, что братишку я ввернул не случайно. И важность своего ответа, по сути признания, понял тоже.
Он приподнял брови, как бы спрашивая у меня «и что?». Потом сложил руки на груди и снисходительно улыбнулся. Эта улыбочка, словно он знает какую-то тайну, до которой я не дорос, в прошлый раз меня здорово обидела. А сейчас я просто отметил немаловажный факт: Рубанова действительно с ними теперь как-то связана. И Юрик об этом уже осведомлён. Может, он и не в курсе, что расписание его новых друзей изменилось, но знает, что в их полку прибыло.
Маринка смотрела на нас с недоумением. Она сообразила, что мы не вполне дружелюбны, но о каком братишке речь – не понимала. Зато я понял, что братство Коня ширится и крепнет. В том, что оно прочно засосало Юрика, я уже не сомневался.
В коридоре раздалось мяуканье. Маринка просияла:
– Вы кошку завели?! И молчишь! – Она подскочила и бросилась на звук.
Юрик метнулся за ней. На его лице читалось удивление. Ещё бы, кошек Огруцовы сроду не держали. Там, в ботинке, мяукал мой телефон, и Юрик с Маринкой должны были не так сразу его найти. Потому что я приступил к проверке второй части своих догадок.
Юрик, забратавшись с Конём, получил бонусом повадки бегемота. Но даже зверская тяга к воде не смогла отлепить его вчера от подоконника. И я догадывался, что могу там найти. Это я уже видел сегодня один раз. И мог бы увидеть второй, если бы Рина успела извлечь это из недр шкафа вместе с тряпкой, призванной меня вырубить.
Схватив рюкзак, я бросился к окну и всмотрелся в завал на подоконнике. Так и есть! Она была там и в прошлый раз. Юрик не хотел делиться секретом. Или не мог. Я знал, что он не перепрячет её, – шкаф могла проверить мать. Время от времени она потихоньку шерстила ящики, чтобы убедиться в сохранности здоровья и психики Юрика. Но на видном месте никогда не искала, Юрик давно это вычислил. Так что в свалку на подоконнике можно было безопасно прятать что угодно. И Юрик спрятал. А я нашёл.
За шторой, прикрытая со всех сторон стопками книг, стояла банка. Мозг в формалине. Я сунул его в рюкзак и поскорее вышел в коридор. Огурцов покосился на меня с подозрением. Маринка выглянула из кухни:
– Нашёл, Сева?
Я чуть не брякнул, что нашёл, да. Всё нормально. Может, обойдётся, надо уходить и прятаться, в смысле прятать. Но вспомнил, что она не про банку.
– Это у меня будильник, – мне было жаль разочаровывать Дёмину. – Я совсем забыл, какой там звук, телефон старый.
Маринка вздохнула, но она такая… не умеет долго расстраиваться. Она так заболтала Юрика, что у него и возможности не было выяснять со мной отношения. Мы поиграли в «Свинтуса», а потом в «Имаджинариум». Юрик тупил по-страшному, как будто видел карточки в первый раз. Впрочем, я тоже бестолково играл, исключительно для вида, не уходить же сразу.
Всё это время я наблюдал за Юриком. Решил, что просто убегу, если он сунется за штору и обнаружит пропажу. Но Юрик вёл себя аккуратно – к подоконнику не подходил, тайное место не выдавал. Тоже как бы играл, но иногда я ловил его быстрый взгляд исподтишка.
Уличить меня Юрик ни в чём не мог, банка благополучно оставалась в комнате, и я думаю, он ощущал её присутствие. Время от времени он прикрывал рот ладонью и как бы кашлял, но сбоку я видел, что он быстро-быстро облизывает губы, как маленький нетопырь.
Боялся ли я опасного груза в своём рюкзаке? В общем-то, да. Как боятся тикающей бомбы. Правда, я смекнул, что просто так адская машина не сработает, нужны определённые условия. В частности – потеря сознания. До того, как стать водоплавающим, Юрик грохнулся в обморок. А очнулся – не вполне Юриком. С банкой мозгов в укромном месте.
Юрик «кашлял» всё чаще, и по ходу я начал бояться не только банки…
Глава 8. Формалиновое порабощение
Юрик так старательно изображал из себя нормального, что это пугало. Мне захотелось открыто спросить у Огурца, что происходит. Мы же все свои, фактически из одной песочницы. Мы в одном клане уже который год рубимся все вместе, сколько игр прошли! Мне хотелось потрясти его за плечи, чтобы он перестал облизываться, и потребовать ответа: что не так, Юрик?!
– Что не…
– Ой, подожди! – Маринка не дала мне договорить и потянулась за укатившимся кубиком. – Сейчас достану. Ого! Юрас, а тебе зачем столько?!
Она таращилась под кровать, где в два ряда были уложены пластиковые бутылки с водой. Интересно, на какой помойке Огурец набрал столько тары?
– Э-э-это мама, – сказал Юрик неискренним голосом. – У неё теория.
Он уставился на Дёмину и хлюпнул горлом, как гоблин с забитой слизью носоглоткой.
– Понятно, – Маринка отползла подальше и не стала ничего уточнять.
Родители – тема деликатная. Теории у них действительно бывают самые бредовые, так что на эту опасную почву лучше не вступать. Но у Юрика была вменяемая мать. Нам с Огурцом в этом плане крепко повезло, нас даже ночевать друг к другу отпускали.
У наших матерей были примерно одинаковые представления о добре и зле, и влетало нам за одинаковые провинности. Более того, мама Юрика работала в детском саду, а моя – в досуговом центре, так что мы с Огурцом невольно попадали в поэтапный воспитательный процесс. Заодно мы
