История эта, про рыжую телицу, случилась не так давно в маленьком, но многолюдном городишке, недалеко от Хорна. И хотя я рассказываю её, сам я там не был, и своими глазами всего этого не видел. Однако люди, от которых я узнал эту историю, — люди уважаемые и верить им можно. Не скрою, повесть эта может разозлить. Я даже рассказывать-то её сначала не хотел, а потом всё-таки передумал: важно это знать. Мы — люди поколения уходящего, а что молодёжь будет знать о жизни своих отцов и дедов? — Так пусть же послушает и прочтёт о нас, о нашей жизни в те времена, о Свете и Тьме наших.
Мы, евреи, хотя и избраны Господом, а тоже из плоти и крови, и этим много сказано…
В маленьком городке Дашия жил резник. И разрешение у него было на работу эту, и близок был он к тому, чтобы стать вторым резником в городе, да вдруг нашёлся в его работе какой-то недостаток, и лишился он своего заработка. Делать нечего, стал он искать — чем дальше жить: ремеслом ли каким-то, или кантором стать, либо просто работником, как говорится, на подхвате, или лавку открыть, или духом святым пробавляться. И выбрал он, в конце концов, ремесло, что хоть и похоже оно на занятия резника, но на взгляд сынов израилевых, живших в его городке — далеко от него, как небо от земли. И сказано было: тот, кто готов стать резником, быть должен богобоязен и блюсти все обряды веры иудейской. А человек этот просто открыл на еврейской улочке мясную лавку. Изучение Торы — забросил, правил, как кошерность у мяса сохранить — не соблюдал, а стал просто мясником. Грузным и толстым, как все они, день-деньской стоящие в своей лавке, свежуя, разделывая, развешивая на крючья баранину и говядину, и торгуя, торгуя, торгуя…
Мало того, стал он легкомыслен и в заповедях неосторожен, как, впрочем, и другие еврейские мясники, что тоже не большие блюстители Торы, и иногда выдающие некошерное мясо — за кошерное, по той простой причине, что большинство покупателей в этих городках — евреи, и редко кто ест свинину, которую и продают там, считай, за бесценок. А вот кошерное мясо, — оно-то всегда в цене и стоит до сорока грошей за фунт. И будут они наказаны за свои деяния в аду, да и на земле не в выигрыше будут, потому, что для еврея, жены его и детей, нет ничего важнее духа и веры. Мясники же и сами поесть и выпить любят, и семьи свои побаловать обильными завтраком, обедом и ужином не забывают, не то, что люди набожные, которые и крупой могут питаться, однако духовности и Торы не забывают.
Да и вообще, в ремесле мясника, в топоре, вонзающемся в тушу животного, пусть даже и забитого уже, в отрубании ног и рубке туш на части — есть много жестокости: ещё вчера козочка паслась с козлятами, ещё вчера овечка в стаде бежала в стойло, а уже сегодня выпустили им кровь, выпотрошили внутренности и развесили на крючьях головами вниз. Кровь — это жизнь, а теперь она, густая и липкая, сохнет на руках мясников. Они, мясники, первые помощники резника, они связывают корову в то время, пока он точит нож. Но он, резник, останется благочестивым, так как вера и заповеди хранят и оберегают душу его, а вся жестокость, заключённая в этом ремесле останется на совести мясников.
Они и силой не обделены, и если случается в городе какая-нибудь заварушка, ссора или скандал и в дело ввяжутся мясники — они будут первые, кто пустит в ход кулаки, и все увидят их, мускулистых, нахальных и незнающих жалости к тому, кто их разозлит.
Но надо признать и то хорошее, что связано с мясниками. Народ сынов израилевых долго был слабым и несплочённым, и во время погромов евреи сотнями бежали от одного пьяного крестьянина, получая за разрозненность свою битые стёкла, вспоротые и выпотрошенные подушки и перины, и нимало не сопротивляясь. А вот мясники научились постоять за себя, вооружиться палками и топорами и защититься в трудную минуту.
Однажды такое уже случилось в Дашии на Пасху. Тогда-то евреи и научились сплачиваться и обороняться. Неудивительно, что эта история позволила им украсит свои имена славой первых еврейских храбрецов.
Тора относится к вору с большей строгостью, чем к разбойнику. И если точно придерживаться этого правила, то жизнь мясника сводится к соединению в одном человеке двух противоположностей. Они, действительно, вовсе не трусы, хотя и не показывают этого. Но по своей природе, если иногда «берут» быка у других не заплатив им, то делают это скрытно, чтобы хозяева быка не узнали об этом, да ещё и чужими руками. И почитать ли это воровством? Или это попытка пропитания? Забитый бык, за которого заплатили, обходится, само собой, дороже быка, за которого не уплачено ни гроша. Бычок этот, скажем, заблудился, а какие-то люди подобрали его и привели к мяснику. Или, к примеру, было в стаде пятьдесят быков, а осталось — сорок девять. Кто сразу заметит?
А сколько убытков может принести забитый бычок? То резник сделает, что-нибудь не так и станет мясо некошерным, то сам мясник ошибётся в чём-нибудь, и опять — пиши пропало мясо. Дашия — городок небогатый и горожане редко мясо покупают. Мясо, не вымоченное в течение трёх дней — трефное, а летом оно за три дня просто протухает. Вот и спрашивается: как мясник может просуществовать без таких «находок» со стороны?
Вы скажете, что это грех, и нельзя так поступать? Нет, не для каждого еврея это верно. А как же с другими уловками и разными мошенничествами торговцев?
Они-то запрещены? По большому счёту нет между ними разницы, а кошерование, проводимое в магазинах и лавках, говорить не умеет и показаться на глаза не может, и деяний их не остановить надеванием самой кошерной мантии и молитвами в самых главных синагогах города. Мясники эти, конечно же, вовсе не праведники и незачем их покрывать, и если бы не их деяния, — не называл бы я их злодеями. Злодеями! Кто может выразить всю горечь этого слова? Люди хотят жить, и склонность ко злу спрятана у них в кишечнике, и склонность эта не укутана и не запелёнута в шелка, и путь её труднейший из трудных.
А случилось вот что. Жил в Дашии человек по имени Реувен. Был он обыкновенный и ничем особо не выделяющийся горожанин. И кто знает, стало бы когда-нибудь его имя известно жителям городка, если бы не его коровы. У многих жителей Дашии были коровы дающие молоко для хозяев, и покупать его со стороны не было нужды. Но у Реувена всегда была самая лучшая корова в городе. Был он не только удачлив, но и дело знал. Умел он ухаживать за коровами так, что они выглядели и лучше, и здоровее других. Он вовсе не стеснялся сам покормить и напоить корову, когда она возвращалась из стада. И хлев у него во дворе был всегда чистым, и следил он, чтобы не случилось чего с его коровой. Заботиться и ухаживать за коровой — вот что было единственным смыслом его жизни. Оттого-то и знали его в городке.
Вообще-то жители Дашии были настоящими горожанами, и кроме коровы дающей семье молоко, да дойных коз, не имели никакой другой связи с природой. В любом уголке города, на каждой улице люди узнавали и коров и коз не только своих, но и чужих. И когда стадо возвращалось с пастбища, весь город стоял у ворот, глазел на стадо и обсуждал коров: величину их, здоровье, да сколько молока они дают хозяевам. В каждом доме любили свою скотину.
Да и почему не любить и не обходиться с ними хорошо? Они ведь тоже живые, и сытыми бывают и голодными, и радоваться умеют, и грустить, и детёнышей своих любят, и тосковать способны. Если хотите в этом убедиться, то возьмите себе домой корову, козочку или овечку, и увидите их живую душу.
В то время была у Реувена рыжая голландская телица, какой горожане ещё не видывали: и круглобокая, и красивая, и здоровая. Ну, прямо царица вышагивает в стаде, возвращающемся вечером с выпаса. Даже другие коровы ей уважение выказывали. А она и вправду породистая была: и телом и шкурой выделялась. На одной из распродаж давали Реувену за неё сто пятьдесят серебряных рублей, тогда как другие коровы больше семидесяти — восьмидесяти рублей и не тянули. Где Реувен набрёл на неё, — а он был небогат, — непонятно. Однако горожане особо и не удивлялись: знали, какой везунчик этот Реувен на хороших коров. И был Реувен очень счастлив в те дни. Из-за этой коровы и жениха для его дочери сосватали хорошего. И от всей души радовался, когда слышал, как нахваливают его корову. Даже и привирали, пожалуй, болтая, какая она расчудесная. Говорили, что за раз она даёт до двух вёдер молока. Высчитали это понимая, сколько масла нужно сбить, чтобы прокормить утром, в обед и в ужин пятнадцать человек — ведь у Реувена было тринадцать детей, а зарабатывал он три рубля в неделю. Короче говоря, рыжая корова Реувена, которая, кстати, приносила телят каждую весну, давала возможность попустословить прихожанам синагоги.
Маленькая Дашия радовалась, что именно здесь выращена такая замечательная корова, которая прославила бы и большой город, а «глазливым» и завистливым соседским тёткам, мечтавшим навредить Реувену, не удавалось ничего придумать их безбожными головами. Если Всевышний сотворил мир к добру и радости, то не даст Он управлять этим миром дьяволу и исчадиям его.
