толк не возьму, почему они находят эти его дурацкие шутки смешными.
– Потому что он придурок, вот почему.
Она выждала и потом тихо спросила:
– Там ведь не очень плохо, котенок?
– На Таймс-сквер? – не поняла я. – Откуда же я знаю?
– В школе. – Бабуля не смотрела на меня. Ее пальцы сосредоточенно подбирали попкорн с дивана и кофейного столика и возвращали обратно в миску. – Тяжело приходится?
– Не так уж плохо, – ответила я. – Честно говоря, там даже ничего.
Она подождала, пока на экране не взревела какая-то группа, игравшая так громко, что завывания электрической гитары просто били по ушам, наверное, они все перепились до чертиков, к тому же звук она врубила на полную мощность.
– Ты чувствуешь, что занятия идут тебе на пользу?
Я знала, что она имеет в виду под этим «на пользу». Ей хотелось бы знать, стала ли я лучше, нормальнее, как все, но я сделала вид, что не понимаю скрытого смысла ее слов:
– Конечно, я чувствую, что занятия приносят мне большую пользу. Не могу объяснить, но…
Она с облегчением похлопала меня по руке:
– Что ж, тогда хорошо. Ведь это самое главное.
Мы смотрели, пока шар не скатился вниз, ознаменовав наступление нового 1993 года. Тогда впервые после долгого перерыва опять разрешили конфетти, и люди бросали их с верхних этажей и крыш Таймс-сквер, все эти разноцветные и даже металлизированные кружочки и завитки, большие, маленькие, длинные, короткие – всякие.
Яркие конфетти всё сыпались с экрана, и этот сверкающий дождь, эти вспышки фотоаппаратов и свет рекламных вывесок, эта толпа улыбающихся во весь рот людей в блестящих шляпах вызывали грусть от того, что ты всего лишь сидишь перед телевизором, на экране которого то появляется, то исчезает волшебный мир. Прямой репортаж не переносил этот праздник в гостиную, он только напоминал, сколько же ты теряешь, сидя на диване в пижаме, с куском пиццы на бумажной тарелке в подтеках рыжего жира и стаканом выдохшейся газировки, водянистой от растаявшего льда, о том, какое расстояние отделяет тебя от этого веселья. По крайней мере, именно так было в том году.
После каникул Адам Красный Орел вернулся обритый наголо, хотя волосы тут же начали отрастать. Его заставил отец. Спорить, по словам Адама, было бесполезно. Он передразнил его, повышая голос: «Мы уже не дикари. И, ради всего святого, не женщины». Забавным было то, что с бритой головой Адам не стал ничуть менее женственным или нежным, наоборот, его красота – высокие скулы, превосходная кожа, марлендитриховские брови, пухлые губы – была еще более заметной.
Изменения коснулись и других вещей. Я получила привилегию украшать комнату. Сперва, конечно, нужно было получить разрешение Лидии, но у меня не было ничего, что бы она одобрила, поэтому мой айсберг продолжил бороздить пустые просторы стены в полном одиночестве. Теперь вместо индивидуальных консультаций с Риком я раз в неделю принимала участие в группе поддержки. К сожалению, встреч с Лидией это не отменяло. Дома в Айдахо Джейн раздобыла порядочную порцию забористой травки, пополнившую наши истощившиеся запасы. О своем поставщике она отзывалась таинственно, что-то говорила про старую любовь, которая не ржавеет, и трагедию женщины. Эрин-викинг поклялась наконец всерьез взяться за фигуру и начала занятия христианской аэробикой.
Она привезла с собой несколько кассет, три новехоньких купальника и синюю степ-платформу с черными резиновыми прокладками сверху. Деловая она была – просто жуть. На кассетах были записи Тэнди Кэмпбелл, ведущей программы «Формы с верой», невысокого роста энергичной брюнетки, называвшей себя «христовой чирлидершей». В переливающемся топе из спандекса и черных легинсах выглядела она сногсшибательно.
Эрин не терпелось со мной поделиться. Я не успела даже вещи распаковать, а она уже совала мне в руки эти кассеты с улыбающейся во весь рот Тэнди. Поперек улыбки шла надпись «Шаги радости – кардио с Иисусом».
– Ты будешь заниматься со мной? – Она подтянула руку с кассетой к груди, словно это была гантель. – Лидия говорит, мы можем воспользоваться комнатой отдыха, если будем вставать пораньше.
– Не знала, что Иисус увлекался аэробикой, – ответила я. – Всегда думала, что он занимался ходьбой, по водам например.
– Неужели ты не знаешь Тэнди Кэмпбелл? – Не выпуская кассет, она вытянула обе руки перед собой и принялась делать махи и подъемы, что, видимо, должно было изображать аэробику, но скорее походило на движения уличного регулировщика. – Она же такая знаменитая! Така-а-ая! Мамочка с сестрами ездила на один из ее спортивных уик-эндов в Сан-Диего. Им посчастливилось лично с ней встретиться. Мамочка говорит, она такая крошечная, но энергетика у нее просто нереальная. Прямо чувствуешь это.
– Готова поспорить, тетя Рут ее знает, – сказала я. – Наверное, тоже ее поклонница.
– Конечно. – Ноги Эрин принялись двигаться в такт рукам, что ей не очень хорошо удавалось. По-моему, она даже тридцати секунд не могла нормально продержаться. – О, Тэнди великолепна. Ее все обожают. Ты должна, должна попробовать. Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста. Мне нужна пара, а ты ведь все равно сейчас не бегаешь. И вряд ли сможешь до самого апреля.
Тут она была права. Первый снег в «Обетовании» лег где-то в середине октября, но за время наших каникул намело столько, что кроме подъездной аллеи, расчищенной для нас одним из окрестных фермеров, и дорожки к хлеву, за которой мы сами следили, убирая снег лопатами по очереди, все остальное представляло собой белую равнину, на которой то тут, то там вырастали холмы, такие высокие и причудливые, что невозможно было угадать, где под ними начинается твердая почва.
Сначала я решила позаниматься с Эрин несколько раз просто для смеха, чтобы было потом о чем посудачить с Адамом и Джейн. Лидия позволила присоединиться к утренним тренировкам только девочкам – видимо, занятия христианской аэробикой были недостаточно мужественны для мальчиков. Но вышло по-другому. Возможно, сработала магия видео, напоминавшего мне о днях свободы, но очень скоро я уже не могла представить утро без ослепительной улыбки Тэнди, ее неукротимой энергии и на удивление милой привычки переиначивать названия стандартных движений на христианский лад, хотя иногда получалась совершенная бессмыслица. «Скрестный шаг» она называла «крестным шагом», «марш на месте» – «маршем к славе», а все виды ударов – «взрывами радости».
Помимо этого и аранжированных госпелов, способных выдерживать темп Тэнди, единственной безусловной данью Иисусу были медитации во время разминок и заминок – она обращалась к нам со словами Писания, чтобы улучшить мотивацию. Больше всего она любила строки из Послания к Евреям (12:11): «Всякое наказание в настоящее время кажется