Срочно вызвали Пашу. Быстро разобравшись в жестах Марины, он объявил общий сбор. Занавеска была сорвана, труппа в полном составе столпилась в гримерке.
— Нам нужна новая Джульетта! Кто-нибудь знает слова? В крайнем случае, найдем суфлера, будем подсказывать.
На несколько мгновений в маленькой комнатке повисло молчание, прерываемое криками, доносящимися со сцены. А потом девчонки одна за другой начали отказываться.
— Нет, я не могу! — категорически заявила Кормилица. — Там очень длинная роль, я в главном монологе сразу запнусь.
— И я, — вторила ей синьора Капулетти — маленькая старушка Оля. — Если бы с самого начала, тогда пожалуйста, а сейчас не смогу.
Отказалась и Оксана, и другие девчонки. В глазах у Марины стояли слезы. Паша беспомощно кусал губы. В первый раз за всю смену окружающие видели его в такой растерянности.
И тут раздался звонкий голос Тибальда.
— Я могу! Я знаю роль!
— Ты?! — Паша недоверчиво посмотрел на Лену. А потом в глазах его блеснула догадка. — Отлично! Пойдет! Переодевайся, быстро!
— А кто же тогда будет Тибальдом? — удивленно уставились на Пашу актеры.
— Тибальдом буду я! — ударил себя в грудь Паша.
Времени на прилаживание занавески не оставалось, скоростное переодевание совершалось на глазах у всей труппы, но актерам, готовящимся к выходу на сцену, уже ни до чего не было дела. Никогда еще пятый отряд не выглядел таким испуганным и напряженным! Даже грим не мог скрыть синеватой бледности и выступившего на лицах пота. Закоренелых профессионалов временами перед спектаклем охватывает сценический страх, что уж тут говорить о новичках-любителях!
— Что-то мне плохо, — простонала Кормилица, хватаясь за живот. — Наверное, в столовой съела чего-нибудь!
— Парни, я сейчас в обморок упаду! — дрожал здоровенный Кил, бесстрашный футбольный нападающий. — Валерьянка есть у кого-нибудь?
— Не надо, это примета плохая, — сквозь зубы цедил Акула. Каждые пять секунд он сплевывал через левое плечо, а потом исполнял какой-то странный ритуал — касался лба, одновременно подтягивая к животу коленку, подергивал мочку правого уха, цокал, целовал кончик большого пальца и в заключение быстро свистел.
— Полный дурдом, — вздыхал Ромео, качая головой. Он один не выказывал ни малейших признаков волнения. Разве что руки почему-то начали мерзнуть, но это вполне могло быть от гулявшего в гримерке сквозняка.
Однако все переменилось после выхода на сцену. Естественная краска постепенно вернулась на лица, нервная дрожь прошла, сменившись радостным возбуждением. Оказавшись в первый раз на сцене лицом к лицу с битком набитым залом, Петя в первый раз подумал, что ощущение, пожалуй, не слабее, чем на футбольном поле. А может, даже и еще круче.
Конечно, во время спектакля не обошлось без эксцессов. В середине первого акта Кормилица вдруг забыла слова и стояла как вкопанная несколько мгновений, пока до нее не донесся яростный шепот Андрея из суфлерской будки. У Меркуцио в самый ответственный момент сломалась шпага, а поединок Ромео с Тибальдом больше походил на комическое состязание клоунов — тренированному Леной Ромео приходилось сдерживаться и применять все свое актерское мастерство, чтобы не уложить неуклюжего, неловкого Тибальда первым же ударом. В самой середине драки его соперник, на радость всем зрителям, умудрился кончиком шпаги сорвать с Кормилицы парик и проткнуть насквозь декорацию, изображающую стену здания. Брат Лоренцо, запутавшись в монашеских одеждах, чуть не упал со сцены, а камзол Герцога с громким треском разорвался на Симоне прямо перед зрителями — да мало разве бывает шероховатостей во время любого спектакля!
Зато дуэт Ромео и Джульетты был разыгран безупречно. И за это публика и жюри простили труппе отдельные недочеты.
— Ты и теперь не ревнуешь? — поинтересовался «убитый Тибальд» Паша у сидящей рядом с ним Марины.
Они вместе наблюдали, с каким пылом целуются влюбленные, как легко и естественно срываются с их губ объяснения в любви.
— Не ожидала, что они такие хорошие актеры, — едва слышно просипела Марина. Паше пришлось наклониться к самым ее губам, чтобы расслышать ответ. — А ты знаешь, мне как-то неудобно перед Ленкой и жалко ее. Она оказалась неплохой девчонкой, давай расскажем ей всю правду. Чтобы не питала ложных надежд, — голос девочки шелестел, как сухая трава.
— Вряд ли это ей понравится, — осторожно заметил Паша.
— Зато моя совесть наконец успокоится.
Поздно вечером, перед самым отбоем, пятый отряд торжественно праздновал свою победу. Ромео и Джульетта покорили сердца зрителей и судей, и этому спектаклю было единогласно отдано первое место. Паше, как победившему режиссеру, был вручен пятитомник Шекспира. Кроме того, призы получили Лена-Джульетта — «За лучшую женскую роль», Паша-Тибальд — «За нетрадиционную трактовку образа» и Симон-Герцог — «За лучшую роль второго плана». Испеченный на кухне приз — пирог с яблоками — был таким огромным, что наелись даже самые отъявленные обжоры. А звон фирменных колокольчиков, врученных каждому актеру в качестве приза, не смолкал до полуночи.
Как это ни странно, охрипшая экс-Джульетта тоже чувствовала себя вполне сносно. Она вместе со всеми радовалась успеху спектакля и если и ревновала Ромео к Ленке, то совсем чуть-чуть. Можно было считать, что день удался. Правда, из-за пропавшего голоса объяснение с Леной пришлось отложить. Но так было даже и лучше. Ни к чему было портить подруге праздник.
С нетерпением Марина ждала ночи, чтобы, как всегда, излить душу бумаге — теперь, когда она не могла говорить, это было особенно необходимо. В последние два дня из-за болезни и репетиций она сильно уставала и забыла про свой блокнот, так и не вынув его из рюкзака. Но сегодняшний спектакль нужно было непременно описать! Когда прозвучал сигнал отбоя и Анна Павловна погасила свет, Марина, как всегда подождав несколько минут, тихонько встала и подошла к шкафчику, где лежал ее рюкзак. Каково же было ее удивление и огорчение, когда она обнаружила, что блокнота там нет! Не веря себе, Марина включила фонарик, заглянула внутрь, еще раз обшарила все карманы. Потом вернулась к тумбочке, внимательно осмотрела ее.
Пусто.
Ее любимый дневник с самыми сокровенными мыслями исчез.
Глава 20
Триумф вратаря
Немыслимо бурный ритм лагерной жизни стал еще насыщеннее — уже на следующий день на смену театральному ажиотажу пришел футбольный, и к полудню ничто в лагере, кроме обрывков афиш, не напоминало о прогремевшем накануне грандиозном фестивале.
Финала футбольного чемпионата лагеря ожидали с не меньшим нетерпением, чем спектаклей накануне, а может, даже и еще больше — если театралами были только некоторые, то футбольными болельщиками готовились в этот день стать все. Пятый отряд в полном составе наглаживал выстиранную униформу, приводил в порядок инвентарь, подкрашивал и подклеивал плакаты. Сами футболисты обвешивались талисманами и шептали про себя слова загадочных молитв и заклинаний — все они в этот день не очень отличались от суеверного, вновь и вновь повторяющего свои ритуальные упражнения Акулы.
Словно в отместку за успех накануне, день для пятого отряда начался с неприятностей.
На утренней зарядке Паша подвернул ногу. Вначале травма показалась пустячной — кое-как он доковылял до корпуса, и к завтраку боль вроде бы утихла. Но когда он поднимался из-за стола, ногу вдруг так прихватило, что он не смог больше сделать и шага. Ребята помогли ему добраться до медпункта, где «любимого больного» встретили с распростертыми объятиями. На ногу наложили повязку, в руки дали костыль, и Паша был отпущен на все четыре стороны. Однако приговор врачей был суров — несколько дней ноге нужен покой, поэтому играть в финале вратарю «Пятака» категорически запрещается.
Перемещение Паши из футбольных ворот на скамейку болельщиков было воспринято как конец света. Ирония судьбы свела в финальном матче те же команды, которые открывали чемпионат. И теперь, после Пашиной травмы, можно было считать, что высшие силы, сговорившись, уже заранее вручили кубок «Акуне».
