Против этого довода можно выдвинуть по меньшей мере два возражения. Во-первых, можно спросить, действительно ли совокупность выгод, полученных от убийства юнги, перевешивала издержки убийства. Даже учитывая число спасенных жизней и счастье выживших и их семей, допущение возможности такого убийства могло иметь дурные последствия для общества в целом — например, привести к ослаблению нормы, воспрещающей убийство, или к усилению склонности людей брать закон в свои руки, или к созданию капитанам сложностей в вербовке юнг…
Во-вторых, даже если с учетом всех обстоятельств выгоды перевешивали издержки убийства, разве у нас не возникает мучительное чувство, что убийство беззащитного юнги — поступок, неправильный по причинам, которые выходят за пределы расчета общественных издержек и выгод? Разве можно использовать человека таким образом — эксплуатировать его уязвимость, отнимать у него жизнь, не спрашивая его согласия, — даже если это делается ради блага других?
Тем, кто считает деяние Дадли и Стивенса чудовищным, первое возражение покажется слабой жалобой. Это возражение признаёт утилитаристскую посылку, утверждающую, что мораль заключается в сопоставлении издержек и выгод и просто стремится к более полному учету социальных последствий.
Если убийство юнги заслуживает нравственного осуждения, то второе возражение ближе к сути дела. Оно отвергает мысль о том, что правильный поступок — всего лишь дело исчисления последствий, издержек и выгод. Второе возражение предполагает, что мораль означает нечто большее — нечто, имеющее отношение к правильным способам взаимоотношений людей.
Эти два способа размышления о людях, терпящих бедствие в спасательной шлюпке, иллюстрируют два соперничающих друг с другом подхода к справедливости. Первый подход основывается на том, что нравственность деяния зависит исключительно от последствий, к которым это деяние приводит. Правильно то, что порождает наилучшее положение дел, разумеется, с учетом всех обстоятельств. Второй подход предполагает, что, с точки зрения морали, нам не следует заботиться о последствиях; определенные обязанности и права должны пользоваться нашим уважением по причинам, не зависящим от социальных последствий.
Чтобы решить вопрос с терпящими бедствие в океане (и менее трагичные дилеммы, с которыми мы часто сталкиваемся), необходимо рассмотреть некоторые фундаментальные проблемы моральной и политической философии. Является ли мораль вопросом учета жизней и сопоставления издержек и выгод, или же есть определенные моральные обязанности и права человека настолько фундаментальные, что они поднимаются над подобными расчетами? А если некоторые права настолько фундаментальны (неважно, являются ли они естественными, священными, неотчуждаемыми или категоричными), то как их выявить? И что, собственно, делает эти права фундаментальными?
Утилитаризм Иеремии Бентама
Иеремия Бентам [44] не оставил никаких сомнений относительно своей позиции по этому вопросу. Он презирал идею естественных прав, называя их «ерундой на ходулях». Созданная им в конце XIII в. философия имела влияние и успех. В сущности, эта философия и по сей день мощной хваткой держит мышление политических деятелей, экономистов, руководителей бизнеса и рядовых граждан.
Бентам, английский моральный философ и реформатор права, основал доктрину утилитаризма. Ее основополагающая идея сформулирована просто и интуитивно привлекательна: высший принцип морали — максимизация счастья, общего превосходства удовольствия над страданием. Согласно Бентаму, правильно делать все, что максимизирует полезность. Под «полезностью» Бентам имеет в виду все, что производит удовольствие или счастье и предотвращает боль или страдания.
Бентам приходит к своему принципу путем следующих рассуждений. Всеми людьми управляют боль и удовольствие. Они — наши «суверенные господа». Они управляют нами во всех наших делах и определяют, какими мы должны быть. Стандарт правильного и неправильного «прикован к их трону» [45].
Всем людям нравится испытывать удовольствие и не нравится терпеть страдания. Философия утилитаризма признаёт этот факт и делает его основой моральной и политической жизни. Максимизация пользы — принцип, которым должны руководствоваться не только индивидуумы, но и законодатели. Решая, какие вводить законы и какие меры применять, властям следует делать все, что в максимальной степени увеличит счастье сообщества в целом. В конце концов, что такое сообщество? По Бентаму, это «фиктивная сущность», состоящая из суммы составляющих его индивидуумов. Решая, какими должны быть закон и право, гражданам и законодателям необходимо, таким образом, задать себе следующий вопрос: если сложить все выгоды конкретной меры и вычесть из этой суммы все издержки, принесет ли она больше счастья, чем альтернативная мера?
Довод Бентама «за» принцип, согласно которому нам следует максимизировать пользу, принимает форму размашисто дерзкого и безапелляционного утверждения о том, что отвергнуть этот принцип невозможно ни на каких основаниях. Любой моральный довод, утверждает Бентам, должен подразумевать опору на идею максимизации счастья. Люди могут говорить, что верят в некий абсолют, в обязанности или права, имеющие категорическую силу. Но у людей, рассуждающих подобным образом, нет основания для отстаивания этих обязанностей или прав, если только они не считают, что уважение этих прав и обязанностей максимизирует человеческое счастье — по крайней мере, в долгосрочной перспективе.
«Когда человек пытается оспорить принцип пользы, — пишет Бентам, — он, сам не ведая того, извлекает резоны из этого принципа». Все моральные конфликты, будучи правильно поняты, являются разногласиями относительно того, как применять утилитаристский принцип максимизации удовольствия и минимизации страданий, а не относительно самого принципа. «Может ли человек сдвинуть Землю? — спрашивает Бентам и отвечает: — Да, но сначала ему надо найти другую Землю, которая стала бы ему опорой». А единственной землей, единственной посылкой и единственным исходным пунктом моральных рассуждений является, по Бентаму, принцип полезности [46].
Бентам полагал, что его принцип полезности дает науку морали, которая может служить основой политической реформы. Бентам предложил ряд проектов, разработанных для повышения эффективности и усиления гуманности пенитенциарной политики. Одним из них был проект создания Паноптикона, тюрьмы, имеющей центральную наблюдательную башню, которая позволяла надсмотрщику следить за заключенными, оставаясь невидимым ими. Бентам предлагал передать управление Паноптиконом частному подрядчику (в идеале — ему самому) в обмен на выгоды, извлекаемые из труда работающих по 16 часов в день заключенных. Хотя план Бентама был в конце концов отвергнут, можно утверждать, что этот план опередил свое время. В последние годы в США и Великобритании идея передачи тюрем на аутсорсинг частным компаниям переживает возрождение.
Облавы на нищих
Другим изобретением Бентама был план совершенствования «управления бедными» путем учреждения работного дома, функционирующего на принципах самофинансирования. План, направленный на снижение числа нищих на улицах, дает яркую иллюстрацию логики утилитаризма. Прежде всего Бентам отмечает, что поощрение нищенства на улицах уменьшает счастье прохожих, причем двояким образом. У людей добросердных вид нищего вызывает страдание от сочувствия, а у жестокосердных — страдание от отвращения. В любом случае, столкновение с нищими уменьшает пользу общества в целом. Итак, Бентам предлагал убрать нищих с улиц и заключить их в работные дома [47].
Некоторые могут подумать, что это несправедливо по отношению к нищим. Но Бентам не пренебрегает их полезностью. Он признает, что некоторым нищим лучше попрошайничать, чем трудиться в работных домах, но замечает, что на каждого счастливого и преуспевающего нищего приходится много несчастных нищих. И делает вывод, что сумма страданий, которые испытывает общественность, больше, чем любое несчастье, которое испытывают нищие, согнанные в работные дома [48].
