3. Никакого перераспределения доходов или богатств. Либертарианская теория прав исключает любой закон, предписывающий некоторым людям оказывать помощь другим, в том числе налогообложение в целях перераспределения богатств. Хотя возможно или даже желательно, чтобы состоятельные оказывали поддержку обойденным удачей людям, субсидируя здравоохранение для бедных или образование и жилье для них, инициативу оказания такой помощи следует предоставлять индивидуумам, а государство не должно обязывать людей делать это. Согласно либертарианской доктрине, налоги, перераспределяющие доходы или богатство, — форма принуждения, насилия и даже воровство. У государства не больше прав принуждать состоятельных налогоплательщиков к поддержке социальных программ для бедных, чем у великодушного грабителя — красть у богатых и отдавать украденное бездомным.
Философии либертариантства трудно найти точное место в политическом спектре. Консерваторы, провозглашающие экономическую политику государственного невмешательства, часто конфликтуют с либератарианцами по культурным вопросам вроде обязательной школьной молитвы, абортов и ограничения порнографии. А многие сторонники государства всеобщего благосостояния придерживаются либертарианских взглядов по таким вопросам, как права гомосексуалистов и лесбиянок, репродуктивные права, свобода слова и отделение церкви от государства.
В 1980-х гг. идеи либертарианства получили яркое выражение в рыночной, антигосударственной риторике Рональда Рейгана и Маргарет Тэтчер. Но как интеллектуальная доктрина, находящаяся в оппозиции государству благосостояния, либертарианство возникло намного раньше. В своей работе The Constitution of Liberty (1960) австрийский экономист-философ Фридрих Хайек (1899–1992) заявил, что любые попытки добиться большего экономического равенства должны носить насильственный характер и разрушать свободное общество [79]. Американский экономист Милтон Фридман (1912–2006) в книге «Капитализм и свобода» (1962 г.) [80] утверждал, что многие действия государства, пользующиеся широким признанием, являются незаконными ограничениями индивидуальной свободы. Социальное обеспечение или любая имеющая обязательную силу государственная пенсионная программа — главные примеры таких действий. «Если человек сознательно предпочитает жить сегодняшним днем, использовать имеющиеся у него ресурсы на свое нынешнее занятие и умышленно делает выбор в пользу того, чтобы в старости остаться неимущим, по какому праву мы мешаем ему делать это?» — спрашивает Фридман. Можно призвать такого человека экономить на старость, «но имеем ли мы право прибегать к принуждению, чтобы помешать ему строить жизнь по собственному выбору?» [81].
На сходных основаниях Фридман возражает против законов о минимальной заработной плате. У государства нет права запрещать работодателям платить сотрудникам любую заработную плату, хотя бы и низкую, если те готовы получать подобную плату. Государство также нарушает индивидуальную свободу, принимая законы против дискриминации при найме на работу. Если работодатели хотят осуществлять дискриминацию на основании расы, религии или любой другой характеристики, то у государства нет права мешать работодателям. По мнению Фридмана, «такое законодательство определенно приводит к вмешательству в свободу индивидуумов добровольно заключать контракты друг с другом» [82].
Требования, предъявляемые к тем, кто получает лицензии на право заниматься той или иной деятельностью, также являются неправильным вмешательством в свободу выбора. Если не обученный ремеслу парикмахер желает предложить свои далеко не высокие навыки публике, а какие-то клиенты согласны рискнуть и попытать счастья, прибегнув к его менее дорогим услугам, государству нельзя запрещать такие сделки. Фридман распространяет эту логику даже на врачей. Если я хочу заключить сделку относительно удаления аппендицита, я должен иметь свободу нанимать для этого любого, кого я выберу, причем независимо от того, есть ли у выбранного мною человека диплом хирурга или же тот его не имеет. Хотя большинство людей желают получить подтверждение компетентности своих врачей, рынок может предоставить такую информацию. Вместо государственного лицензирования врачей Фридман предлагает пациентам использовать услуги частных рейтинговых изданий вроде Consumer Reports или Good Housekeeping [83].
Философия свободного рынка
Философское оправдание либертарианских принципов и вызов знакомым идеям дистрибутивной справедливости дает Роберт Нозик в книге Anarchy, State and Utopia (1974). Нозик начинает с утверждения о том, что индивидуумы обладают правами «настолько сильными и далекоидущими», что это «вызывает вопрос, что может делать государство, если оно вообще может что-либо делать». Нозик приходит к выводу, что «оправданно только минимальное государство, функции которого ограничены обеспечением соблюдения контрактов и защитой людей от насилия, краж и мошенничества. Всякое государство, выполняющее более широкие функции, нарушает права личности не подвергаться принуждению и вынуждает совершать определенные деяния, не имеет оправданий» [84].
Оказание помощи другим людям — одно из главных деяний, к которому никого нельзя принуждать. Налогообложение богатых для помощи бедным — насилие по отношению к богатым, которое нарушает их право делать с принадлежащими им вещами то, что они хотят.
По Нозику, в экономическом неравенстве нет ничего неправильного. Одно лишь знание того, что люди из списка Forbes 400 имеют миллиарды долларов, тогда как у многих денег нет, не позволяет сделать вывод, что такое положение дел имеет какое-либо отношение к справедливости или несправедливости. Нозик отвергает мысль о том, что справедливое распределение заключается в некой точной модели, предполагающей, например, равенство доходов или равную пользу или равное удовлетворение основных потребностей. Важно то, как происходит распределение.
Нозик отвергает предусматривающие перераспределение теории справедливости, отдавая предпочтение теориям, которые уважают выбор, сделанный людьми в условиях свободы рынков. Он утверждает, что дистрибутивная справедливость зависит от двух обязательных условий — «справедливости собственности», которой изначально владели люди, и «справедливости передачи собственности» [85].
Соблюдение первого условия равносильно вопросу, законно ли принадлежали вам ресурсы, которые вы использовали для заработка? (Если вы сколотили состояние, продавая краденое, вы не имеете права на доходы от использования этого состояния.) Соблюдение второго условия предполагает вопрос, заработали ли вы деньги путем свободного обмена на рынке или получили их благодаря дарам, предоставленным вам другими людьми. (Бизнес в стиле «крестного отца», делавшего другим людям предложения, от которых «невозможно отказаться», в расчет не принимается.) Если ответ на оба вопроса положительный, вы имеете право на то, чем обладаете, и государство не может отбирать у вас собственность без вашего согласия. При условии, что никто не начал с неправедно полученного, любое распределение, происходящее в результате функционирования свободного рынка, справедливо, независимо от того, равное это распределение или неравное.
Нозик признаёт, что определить, было ли изначальное распределение собственности, на основе которого сложились нынешние экономические позиции, само по себе справедливым или несправедливым, нелегко. Как же узнать, в какой мере нынешнее распределение доходов и богатств отражает незаконные захваты земли или других активов, совершённые с помощью силы, воровства или мошенничества много поколений назад? Если можно продемонстрировать, что люди, занимающие место на вершине, являются бенефициарами несправедливостей, совершённых в прошлом (скажем, порабощения афроамериканцев или экспроприации земель, на которых жили американские индейцы), тогда, согласно Нозику, можно требовать исправления таких несправедливостей с помощью налогообложения, репараций и других методов. Но важно отметить, что эти меры следует осуществлять для исправления былых несправедливостей, а не ради достижения большего равенства самого по себе.
