«Огромное большинство людей, сражающихся за Америку в Ираке, составляют выходцы из бедных кварталов наших больших городов и из сельской глубинки, где бонусы за вступление в вооруженные силы, достигающие 40 тыс. долл., и тысячи долларов, которые дадут на обучение после службы, очень привлекательны. Для людей, имеющих возможность поступить в колледж, все эти материальные стимулы, за которые надо рисковать жизнью, вообще ничего не значат» [110].
Итак, первое возражение против рыночных доводов в пользу добровольческой армии касается несправедливости и принуждения — несправедливости классовой дискриминации и принуждения, которое может возникнуть в том случае, если экономическое неблагополучие заставляет молодых людей рисковать жизнью в обмен на обучение в колледже и другие блага.
Заметьте: возражение, касающееся принуждения, — это не возражение против добровольческой армии как таковой. Это возражение применимо только в такой добровольческой армии, которую можно создать в обществе, характеризующемся существенным и разнообразным неравенством. Смягчите это неравенство — и вы устраните это возражение. Вообразите, например, общество абсолютного равенства, общество, в котором каждый имеет доступ к одинаковым возможностям получить образование. В таком обществе никто не сможет жаловаться на то, что добровольный уход в армию не так уж и свободен, поскольку вызван экономической необходимостью.
Разумеется, ни в одном обществе нет абсолютного равенства. Так что над решениями, которые принимают люди на рынке труда, всегда витает риск принуждения. Сколько равенства надо для того, чтобы гарантировать не вынужденность, а свободу решений, которые люди принимают на рынке труда? В какой точке неравенство в основных, исходных условиях общества подрывает справедливость общественных институтов (таких, как добровольческая армия), основанных на личном выборе? При каких условиях свободный рынок действительно свободен? Чтобы ответить на эти вопросы, нам надо рассмотреть моральные и политические философские учения, которые считают сущностью справедливости не пользу, а свободу. Отложим ответы на эти вопросы до обращения к трудам Иммануила Канта и Джона Роулза в последующих главах.
Второе возражение: гражданская добродетель и общее благо
А пока рассмотрим второе возражение против использования рынка как механизма, обеспечивающего пополнение вооруженных сил; возражение, основанное на идеях гражданской добродетели и общего блага.
Это возражение основывается на том, что военная служба не похожа ни на одну другую работу. Военная служба — это гражданская обязанность. Согласно этому доводу, все граждане обязаны служить своей стране. Некоторые сторонники данного мнения считают, что эту обязанность можно исполнить только через военную службу, тогда как другие говорят, что эту обязанность можно исполнить и другими формами национальной службы, скажем, работой в Корпусе мира, Американском корпусе или в организации «Учеба для Америки». Но если воинская служба (или национальная служба) — это гражданский долг и обязанность, то выносить ее на продажу на рынок неправильно.
Возьмем другую гражданскую обязанность — обязанность служить в суде присяжным. От выполнения этой обязанности никто не умирает, однако предложение стать присяжным заседателем может быть обременительным, особенно если выполнение обязанностей присяжных вступает в конфликт с работой человека или его другими безотлагательными и важными обязательствами. Но все же мы не разрешаем людям нанимать заместителей, которые заняли бы их места в коллегии присяжных, и не используем рынок труда для создания оплачиваемой, профессиональной, всецело «добровольческой» системы присяжных заседателей. Почему мы не делаем это?
С позиций рыночного мышления можно выдвинуть доводы в пользу создания такой системы. Те же утилитаристские доводы, которые выдвигают против комплектования армии призывниками, можно выдвинуть и против формирования корпуса присяжных заседателей по призыву: надо разрешить занятым людям избавляться от обязанности служить присяжными и нанимать заместителей, что будет лучшим решением для обеих сторон. Избавление от обязанности быть присяжным будет и того лучше. Разрешение набирать необходимое число квалифицированных присяжных заседателей с помощью рыночного механизма позволит людям, желающим получить работу, получить ее, а тем, кому работа не нравится, избежать ее.
Так почему же мы отказываемся от увеличения общественной пользы с помощью рынка присяжных? Возможно, мы отказываемся от этого варианта, опасаясь, что среди оплачиваемых присяжных заседателей будет непропорционально много выходцев из бедных слоев общества, и качество правосудия от этого пострадает. Но нет никаких причин полагать, будто из состоятельных людей присяжные получаются лучше, чем из людей скромного происхождения. В любом случае, оплату и льготы всегда можно отрегулировать таким образом, чтобы привлекать к этой работе людей, имеющих надлежащее образование и необходимые навыки (то есть сделать то, что делают в армии).
Причина, по которой мы призываем присяжных, а не нанимаем их, состоит в том, что мы считаем деятельность по осуществлению правосудия в судах ответственностью, разделять которую должны все граждане. Присяжные заседатели не просто голосуют; они совместно рассуждают о доказательствах и праве. И эти рассуждения зависят от разнообразия жизненного опыта, которое приносят с собой присяжные, вышедшие из самых разных слоев общества и разных профессиональных групп. Обязанность служить присяжным заседателем — это не только способ решения вынесенных на рассмотрение суда вопросов. Это еще и форма гражданского образования, выражение гражданства в демократии. Хотя исполнение роли присяжного не всегда поучительно, мысль о том, что все граждане обязаны исполнять эту обязанность, сохраняет связь судов с народом.
Нечто подобное можно сказать и о воинской повинности. Гражданственный довод в пользу призыва утверждает, что военная служба, как и исполнение обязанностей присяжного в суде, — гражданская обязанность, которая выражает и углубляет демократическое гражданство. С этой точки зрения, превращение воинской службы в товар, в задачу, для выполнения которой мы нанимаем других людей, разлагает гражданские идеалы, которые должны управлять воинской повинностью. Согласно этому возражению, нанимать солдат для ведения наших войн — неправильно, и не потому, что это несправедливо по отношению к бедным, а потому, что позволяет нам отрекаться от своих гражданских обязанностей, от своего гражданского долга.
Любопытный вариант этого довода предлагает историк Дэвид Кеннеди. Он утверждает, что «вооруженные силы США сегодня обладают многими характеристиками наемнической армии». Под наемнической армией Кеннеди разумеет оплачиваемую, профессиональную армию, в значительной мере отделенную от общества, в интересах и от имени которого она сражается [111]. Кеннеди не говорит ничего уничижительного о мотивах людей, добровольно идущих в армию. Его беспокоит, что наем относительно небольшого числа членов американского общества избавляет остальных членов общества от неприятностей и забот, разрывает связь между большинством граждан демократического общества и солдатами, воюющими от имени этого общества.
Кеннеди замечает, что «если говорить о пропорциональном отношении вооруженных сил к общей численности населения, то численность современных вооруженных сил, ведущих боевые действия или готовых к их ведению, составляет примерно 4 % от численности вооруженных сил, одержавших победу во Второй мировой войне». Это позволяет политикам сравнительно легко вступать в войны, не получив на это широкого и глубокого согласия общества в целом. «Самые мощные в истории вооруженные силы теперь можно посылать в битву от имени общества, которое едва в состоянии смахнуть со своего лица пот, если вспотеет» [112]. Добровольческая армия избавляет большинство американцев от обязанности сражаться и умирать за свою страну. Хотя некоторые считают это преимуществом, такое избавление от участия в жертвах дается ценой размывания политической ответственности, уверяет Кеннеди:
