И наконец, при сравнении российской промышленности с французской оказалось, что Россия Францию безусловно превосходит по количеству крупных фабрик и заводов. Во Франции «крупными» считались те производства, где трудилось 100–200 человек. 300–400 рабочих – это уже исключение из правил. Меж тем в России, по свидетельству совершившего долгое путешествие немца Германа, фабрики с сотней-другой работников – мелкие. На страницах книги Германа мелькают совсем другие цифры: семьсот рабочих, девятьсот, тысяча, полторы и даже две...
Ну, а что касается квалифицированных кадров – то Россия и здесь безусловно первенствовала. Существует анекдотическая по сути, но точно документированная история – обширная переписка из французских архивов, касавшаяся судьбы юной особы пятнадцати лет. Эта девчушка оказалась единственной, кто умел обращаться с какой-то сложной по тем временам машиной – и французские чиновники собираются послать ее в провинцию заведовать целой фабрикой. Беда в том, что «директриса» возмутительно молода... Переписка длилась долго, в нее вовлекли даже министра финансов. Чем дело кончилось, мне, к сожалению, неизвестно...
Что касается торговли внутренней, то Екатерина самым решительным образом отменила прежнюю систему «монополий», о которой я уже не раз упоминал: когда группа тогдашних «олигархов», пользуясь связями при дворе, получала исключительное право на ту или иную деятельность в конкретном районе. До Екатерины подобная монополия существовала на торговлю с Китаем. При Екатерине в Китай мог отправляться без всяких разрешений любой купец – были бы товары и желание.
В общем, за время царствования Екатерины общий товарооборот внешней торговли России увеличился в пять раз. А внутри страны к концу столетия появилось 25 ярмарок «всероссийского» масштаба.
Нельзя не упомянуть и о созданном Екатериной Вольном Экономическом Обществе – своеобразном научно-исследовательском институте торговли времени, занимавшемся торговлей, промышленностью, сельским хозяйством. Просуществовало оно до 1917 г. – а значит, толк от него, безусловно, был.
Отдельный разговор – об «ассигнациях», то есть бумажных деньгах. Именно Екатерина их ввела в России – причем ее финансисты ухитрялись вести дела так, что в России не было и следа кризисных явлений вроде инфляции или бездумного «шлепанья» необеспеченных бумажек (каковых хватало в западных странах).
А теперь перейдем от скучных материй к самым натуральным авантюрам...
Монету испокон веков подделывали по всему свету – и, как только появились бумажные деньги, умельцы моментально смекнули, что и эта овчинка стоит выделки...
В общем, уже через три года после введения в оборот ассигнаций появились фальшивки. Поначалу это были кустарные упражнения – бралась государственная двадцатипятирублевая ассигнация, и слово «двадцать пять» не без изящества переделывалось на «семьдесят пять». Благо тогдашние деньги не имели ни водяных знаков, ни рисунков – прямоугольный листок бумаги с коротким текстом...
Когда прохвостов довольно быстро изловили, выяснилось, что они успели «испакостить своим манером» всего-навсего девяносто ассигнаций. Ну, разумеется, драли кнутом и загнали на каторгу.
Однако всего через год образовывалась гораздо более серьезная шайка, намеривавшаяся уже не возиться с государственными ассигнациями, а печатать свои, насквозь поддельные. Шайка эта с полным на то правом может именоваться международной...
Но начнем по порядку. Жили-поживали в России два брата – отставной капитан Сергей Пушкин и коллежский советник Михаил Пушкин (дальние родственники великого поэта, увы, увы, в семье не без урода...). Именно к ним пришел приехавший в Россию ловить удачу французскоподанный Луи Бротарь и без особых церемоний поинтересовался: ребята, разбогатеть хотите?
Ребята хотели, и еще как. Тогда француз предложил насквозь уголовный, но крайне привлекательный план: изготовить «ассигнационные штемпели» (т. е. клише) и напечатать за границей ни много ни мало 300 000 рублей. Потом украдкой ввезти их в Россию – а дальнейшее уж дело техники.
Братья без колебаний согласились. К ним примкнул еще и вице-президент Мануфактур-коллегии с символической фамилией Сукин. Вы будете смеяться, но планы у этой троицы уже тогда мало чем отличались от мечтаний нынешних нуворишей: переехать в Швейцарию, купить там особнячки и зажить панами...
Бротарь, не мешкая, отправился в голландский город Амстердам, быстренько нашел резчика-гравера, обещавшего сделать клише, а также мастера, согласившегося сделать копии привезенных из России ассигнаций – как образец для штемпеля. Правда, мастер этот оказался прохвостом, ни в чем не уступавшим честной компании: моментально смекнул, что заказ не имеет никакого отношения к изящным искусствам и потребовал взять его в долю – иначе пойдет в полицию и всех заложит.
Что тут поделаешь? Пришлось взять. Воспрянувший мастер выполнил работу в сжатые сроки, клише получилось – загляденье! Приехавший в Голландию Сергей Пушкин работу тоже одобрил, забрал штемпеля и поехал в Россию...
Он и представления не имел, что на границе его уже ждали, и ориентировку, говоря современным языком, на него дал сам генерал-губернатор пограничных губерний Браун...
Никто из подельников не подозревал, что чиновника Сукина давным-давно уже мучили жуткие страхи. И разбогатеть на халяву хотелось, и страшно боялся тех кар, которые их всех ожидали в случае провала. Сукин долго терзался, терзался... а потом отправился куда следует и с честными глазами заявил, что желает исполнить свой гражданский долг: ему, мол, совершенно случайным образом стало известно, что брательники Пушкины, негодяи этакие, намереваются конкурировать с государственным банком в выпуске денег, для чего предприняли то-то и то-то, отправились туда-то... О своей роли в этом предприятии Сукин скромненько умолчал.
Поскольку ничего подобного в России прежде не случалось, о новой уголовной напасти моментально донесли императрице, и та взялась лично руководить операцией.
Сергея Пушкина аккуратненько тормознули на границе и, уверяя, будто лично против него ничего не имеют, а выполняют указание начальства о поголовном обыске приезжающих в целях борьбы с контрабандой, разобрали его экипаж на мелкие винтики – что один человек сделал, другой всегда разломать сможет... Быстренько нашли тайник, а в тайнике – клише и типографский шрифт. Пушкин наверняка кричал, что знать ничего не знает, что бричку в таком виде и купил – но его, не вступая в дискуссии, отвезли в Петропавловскую крепость, а чуть позже присовокупили к нему и Михаила.
На первых же допросах брательники, узнав, по чьей милости оказались на нарах, заложили и вице-президента Мануфактур-коллегии. Повязали и Сукина...
Всех троих приговорили к смертной казни – но, учитывая указы Елизаветы и Екатерины об отмене таковой, жизнь фальшивомонетчикам сохранили. Сергея Пушкина, самого деятельного члена «международного преступного сообщества», лишили всех чинов и дворянства, влепили на лоб клеймо «В» («вор») и отправили на вечное заключение в Пустозерский острог Астраханской губернии. Михаила лишили чинов и дворянства, но, учитывая его второстепенную роль во всем этом деле, отправили всего лишь в ссылку, в Енисейск. Все их имения передали ближайшим законным наследникам, а братьев было велено впредь именовать исключительно «бывшими Пушкиными». Господина Сукина дворянства не лишили ввиду отсутствия такового – но все чины с него сняли и законопатили на вечное поселение в Оренбургскую губернию. И напоследок взялись за последнего оставшегося на свободе члена шайки – прыткого француза Бротаря. Вычислив его в Голландии, русские разведчики-дипломаты его прямо там же повязали и доставили в Россию. Отодрали на совесть кнутом, вырезали ноздри, заклеймили и сослали в вечную работу на Нерчинские заводы. Вообще-то это было явное нарушение международного права – Бротарь был иностранным подданным – но французы никаких протестов не вносили. У них и самих таких штукарей хватало по всем тюрьмам, и поднимать шум из-за явного уголовника показалось неуместным... Вот так бесславно закончилась первая попытка подделывать в России бумажные деньги – как легко догадаться, зная человеческую природу и историю предмета, оказавшаяся лишь первой ласточкой...
