Нейшлот был довольно слабым укреплением, а его гарнизон – немногочисленным. Но все равно, как ни старались шведы, Нейшлота они не взяли и убрались восвояси после первого же штурма. С Фридрихсгамом обстояло еще позорнее: только-только король отправил в крепость парламентеров, требуя сдаться, появились со стороны суши русские подкрепления. Шведы с королем во главе, пихаясь локтями, кинулись на свои галеры и, загребая так, что весла трещали, уплыли несолоно хлебавши.
На море шведов в основном били – дважды в 1789 г., в мае 1790-го (когда они, имея тройное превосходство в силах, напали на стоявшую в Ревеле эскадру Чичагова, но потеряли в бою несколько кораблей и убрались в море). Под Выборгом чуть позже тот же Чичагов заблокировал шведский флот (где на одном из кораблей находился сам Густав). Шведы вырвались с превеликим трудом, но пять тысяч моряков попали в русский плен, и немало кораблей было уничтожено. Между прочим, на стороне шведов преспокойнейшим образом воевал английский адмирал Смит, особо не маскируясь (при том, что меж Россией и Англией не было войны).
Исторической справедливости ради стоит упомянуть, что и русский флот в ходе этой войны потерпел однажды крупное поражение – на Роченсальском рейде, где 55 русских кораблей (треть принимавшей участие в сражении эскадры) была потоплена или захвачена. Авторы одного из капитальных трудов по военной истории объясняют это «глупостью и бездарностью» командовавшего русской эскадрой германского принца Карла Нассау-Зигена, которого отчего-то именуют «международным авантюристом на русской службе». Истине это, надобно знать, не соответствует. Принц был никаким не авантюристом, а приличным человеком, опытным офицером (участвовавшим не только в европейских войнах, но и в научной французской кругосветной экспедиции капитана Бугенвиля). Сама Екатерина виновным принца вовсе не считала, прекрасно зная, что он потерпел поражение главным образом из-за сильного шторма. Дело в том, что почти все русские корабли были гребными – и, когда погода испортилась, парусный шведский флот получил несомненное преимущество над галерами. Когда принц подал прошение о лишении его ввиду поражения должности, всех русских чинов, званий и орденов (странноватый поступок для «международного авантюриста», не правда ли?), Екатерина отправила вице-адмиралу недвусмысленное письмо: «Я не забыла, что вы семь раз были победителем на юге и на севере. Сей же раз была буря, которая противоборствовала вашему предприятию и которая обычна человеку, находящемуся на морской службе. Вы мне служили, еще служите и впредь будете служить, дабы урон сей наградить».
Ну, а потом Густав III, совершенно забыв о своем дурацком ультиматуме и планах касаемо Медного всадника, смиренно запросил у России мира: его казна опустела, подданные негодовали, а пообещавшая союз Англия благоразумно воздержалась от посылки своей эскадры на помощь шведам. Мирный договор был заключен, оставив границы обоих государств неизменными.
В 1787 г. Турция опять-таки предъявила России ультиматум – вернуть ей Крым, отказаться от мирного соглашения по итогам прошлой войны, отказаться от покровительства Грузии. И, не ожидая даже ответа, объявила войну.
И снова получила по сусалам – еще качественнее, чем в прошлый раз. В сражении при Кинбурне Суворов отразил попытку турок вторгнуться в Крым. Румянцев взял города Хотин и Яссы и двинулся к Черному морю. Князь Григорий Потемкин штурмом взял Очаков. Турок колошматили под Фокшанами, у Рымника, взяли крепости Аккерман и Бендеры – а несколько позже Суворов взял и считавшийся неприступным Измаил. Английское правительство, к слову, несколько раз направляло в Петербург своих представителей, которые буквально руки выкручивали русским министрам, неприкрытым шантажом и угрозами заставляя заключить мир с Турцией на невыгодных для России условиях. Однако Екатерина держалась твердо и писала своим иностранным корреспондентам, что «не потерпит, чтобы ей предписывали законы, и что, наконец, она бы давно заключила мир, если бы смутники (т. е. англичане – À. Á.) сидели смирно и не мешали туркам мириться, а на это дело они тратят попусту огромные суммы. Русские так и останутся русскими».
В результате турки не только признали присоединение к России Крыма, но и передали России территории меж Бугом и Днепром, в том числе Очаков и местечко Гаджибей, на месте которого чуть позже появилась Одесса. Можно было бы добиться и больших уступок – но помешали польские события. Там вспыхнул очередной мятеж панов шляхтичей. На сей раз дошло до того, что незадачливого короля Станислава вытащили из кареты и вдумчиво отхлестали по физиономии. Все-таки бездарный был человечишка, совершенно никчемный – я что-то не помню в Европе другого монарха, которому взбунтовавшиеся поданные самым вульгарным образом били бы морду. Дальше и ехать некуда...
Подробно описывать польские дела нет нужды – достаточно констатировать тот факт, что Польша превратилась в совершенно неуправляемое и нежизнеспособное государство. Россия, Пруссия и Австрия ее без особых церемоний взяли да и поделили меж собой – причем России достались не польские земли, а территории, населенные украинцами и белорусами, которые сама Польша в свое время приобрела захватом...
В качестве положительных деяний Екатерины безусловно следует назвать решительную и окончательную ликвидацию Запорожской Сечи.
С легкой – и бесспорно талантливой – руки Николая Васильевича Гоголя у нас как-то привыкли считать эту разросшуюся до невероятных пределов разбойничью шайку этакими светлыми рыцарями, борцами за веру православную. Увы, мало-мальски детальное исследование камня на камне не оставляет от этой версии. Запорожцы были именно примитивной бандой, озабоченной лишь грабежом любых соседей, до которых могли дотянуться.
Что касаемо православной веры – в Запорожской Сечи и в самом деле находилось некоторое количество священников. Однако «кошевые», запорожские атаманы, категорически отказывались, как везде полагалось, подчинять этих священников и патриарху всея Руси, и даже митрополиту Киевскому, заявляя, что они сами-де и есть «церковное руководство» в Запорожье. Подобное, мягко говоря, несколько противоречит церковным установлениям...
Кстати, запорожцы с превеликим удовольствие совершали набеги на православную Молдавию, где с одинаковым усердием грабили как турецкие деревни, так и своих единоверцев – и несколько раз пытались захватить Молдавию в собственность (очень уж богатый был край), но зловредные турки воспрепятствовали (подозреваю, при поддержке самих молдаван, которые вряд ли приходили в восторг оттого, что их жгут и грабят не турецкие янычары, а вполне православные «лыцари»...)
Как на деле проходила «борьба с басурманами», прекрасным образом показывает история набега на Крым запорожского атамана на Сирко в 1675 г. Как следует там побуйствовав и пограбив, запорожцы вернулись в свои степи, уводя с собой несколько тысяч пленников, схвачены без различия вероисповедания. Остановившись лагерем, начали их сортировать. Христиан оказалось семь тысяч. Тогда атаман Сирков вопросил: кто из вас, православные, хочет идти с нами, а кто вернуться в Крым?
Так вот, три тысячи из семи – русские, православные – пожелали как раз вернуться в Крым! Мотивируя это тем, что им с татарами живется не так уж плохо, особого утеснения православной вере не наблюдается, у каждого есть свое хозяйство, которое жаль бросать.
Что-то не вполне похоже на классическую картину угнетенных славян, стенающих под жестоким басурманским игом?
Так вот, Сирко эти три тысячи отпустил назад в Крым – и тут же послал за ними вслед казачий отряд с приказом вырубить всех до единого. Казаки этот приказ скрупулезно исполнили.
Исторический факт.
Да, для ясности: если кому-то доведется перечитывать «Тараса Бульбу», непременно учтите: те города, которые казаки осаждают, штурмуют и разоряют дотла, никоим образом не «польские». Это города с русским населением, разве что исповедующим не православие, а католицизм. Красавица «панночка» из повести Гоголя – никакая ни полячка, а русская девушка. Именно так и обстояло...
