Ну, а потом – началось...
В 1767 г. определенно что-то произошло. Достоверных данных нет до сегодняшнего дня, но долго, подозрительно долго ходили слухи, что во время поездки Екатерины в Москву там на нее было совершено покушение. Быть может, и правда. В характере Екатерины как раз было бы скрыть понадежнее все детали, подробности и обстоятельства. Умные правители так и поступают – чтобы меньше было болтовни. Глупые, наоборот, поднимают шум на всю прилегающую Вселенную. Вот, скажем, некий идеалист по фамилии Дамьен совершил покушение на жизнь Людовика XV – точнее, чуточку поцарапал его перочинным ножичком не в целях смертоубийства, а демонстрации ради. Чтобы таким образом, изволите ли видеть, сообщить его обожаемому величеству: страна на пороге пропасти, финансы в кризисе, министры дураки и короля обманывают...
Дамьена торжественно и принародно раздернули на куски четверкой лошадей посреди Гревской площади – а попутно самым подробным образом рассказали стране о нем, его мотивах и его показаниях на следствии. Страна на пороге пропасти, финансы в кризисе, министры дураки и короля обманывают – лишний раз прозвучало на всю Францию...
В том же шестьдесят седьмом году капитан кавалергардского полка Панов и еще несколько гвардейских офицеров начали вести меж собой крайне крамольные разговоры: мол, великому князю Павлу Петровичу исполнилось тринадцать лет, по законам Российской империи он вошел в совершеннолетие... а потому не положить ли конец «бабьему царству»? Самым решительным образом, как уже не раз поступала гвардия?
Всех их быстрехонько сослали кого в Сибирь, кого на Камчатку – тогдашний край света, далее которого никакой Макар со своими телятами уже не доберется.
1769 г. Восемнадцатилетний офицер из нарвского гарнизона Опочинин, поддержанный корнетом Батюшковым, начал всем рассказывать, что он – сын Елизаветы и «англицкого короля» (с которым Елизавета в жизни не виделась). А потому Екатерину следует заарестовать и посадить в крепость, Орловых перебить без жалости, всех пятерых, чтобы не маячили и не воображали из себя – а на трон возвести Павла Петровича. Впрочем, Опочинин тут же мечтательно уточнял, что здоровье у великого князя слабое, того и гляди, помрет скоро, и тогда уж императором будет он сам.
Поначалу его слушали, не выдавая, но потом Опочинин нарвался на батальонного лекаря Лебедева, который, как истинный интеллигент, тут же сообщил куда следует. Обоих офицеров моментально арестовали. На допросах они валили вину друг на друга – Опочинин клялся, что это Батюшков его уверил в «царском» происхождении, Батюшков отпирался, и оба утверждали, будто «все спьяну», прекрасно зная, что на Руси именно этот аргумент сплошь и рядом служит смягчающим обстоятельством.
То ли и судьи так же думали, то ли постарался настоящий отец Опочинина (не англицкий король, а русский генерал-майор), но юные обормоты отделались, по меркам того столетия, довольно легко: смертную казнь Екатерина заменила Батюшкову пятилетней каторгой, а Опочинину – и вовсе ссылкой в Иртышский гарнизон.
Лично меня такой мягкий приговор крайне удивляет. Потому что в протоколах допросов попадаются такие показания, которые непременно должны были заставить Екатерину насторожиться. Опочинин: «Настоящая государыня не императрица, а управительница». Батюшков: «Вот-де, когда цесаревич вырастет, то, верно, спросит, куда батюшку-то его девали, и так-де Бог Орловым за это заплатит...»
Опасные были словеса... Но – обошлось.
В 1772 г., накануне восемнадцатилетия Павла в гвардии вновь начались совершенно предосудительные разговоры. Солдат Исаков рассказал солдату Жихареву, что Гришка Орлов хочет извести наследника Павла Петровича и сам сесть на царство. Жихарев побежал с этакой новостью к солдату Карпову, тот – к капралу Оловенникову. Оловенников пересказал все подпоручику Селехову, но, в отличие от предыдущих, не просто разнес сплетню, а еще и предложил немедленно составить план действий, как возвести на трон Павла, пока Гришка его не погубил.
Все вышеперечисленные, не теряя времени даром, тут же стали планировать переворот. В этой непринужденности не было ничего от клиники или тупоумия: в конце-то концов, в Российской империи примерно такая же горстка гвардейцев свергала и Бирона, и Анну Леопольдовну...
Екатерину решено было бестрепетно прикончить – а если Павел Петрович проявит чистоплюйство и не захочет занимать добытый подобным образом трон, то и его зарезать к чертовой матери, а в государи выбрать, «кого солдаты захотят». Впрочем, разошедшийся капрал Оловенников предложил в развитие идеи не связываться с волеизъявлением масс (что они понимают в высокой политике?), а назначить самодержцем всероссийским его самого. За поддержку он обещал сообщнику, солдату Подгорцеву, чин фельдцехмейстера, то есть командующего всей российской артиллерией, его брату – пост генерал-прокурора, а солдату Карпову – звание генерал-адъютанта. Однако Подгорнев с таким раскладом не согласился и выдвинул уже свою кандидатуру в императоры, вполне логично заявив капралу: «Если тебе можно, отчего мне нельзя?» Какое-то время шумно препирались, кому же все-таки быть царем, но к согласию так и не пришли. Чтобы не погрязнуть в бесконечных спорах, решили выбрать в цари того самого князя Щербатова, как человека честного, умного и доброго (князь от такой чести, надо полагать, с инфарктом бы свалился).
Заговор ширился, на полном серьезе стали разрабатывать план похищения наследника. Как обычно случается, когда вовлекают много народу, нашлись доносчики...
Всех замешанных выдрали кнутом и сослали в Сибирь.
А по необъятным просторам Российской империи к тому времени уже шастали многочисленные «чудесно спасшиеся Петры Федоровичи»! В немалых количествах.
Дело в том, что в смерть Петра упорно не верили. За свое короткое полугодовое царствование он успел сделать много толкового и доброго – и возбудил еще больше надежд. Не только среди простонародья, но и в кругах столичных дворян ходили слухи, что Петр все же жив, что похоронили неизвестно чье тело, совершенно постороннее, а настоящий император то ли сумел бежать за границу, то ил содержится в Шлиссельбургской крепости, то ли сидит в уединенном каземате в Риге.
И появились самозванцы, самые разные типажи. Некий пропившийся капитан Оренбургского гарнизона начал было признаваться окружающим: «Хочу сказаться государем Петром Федоровичем, может, какой дурак и поверит», – но, поразмыслив, от столь опасной затеи все же отказался.
Зато гораздо больше решительности проявил беглый солдат Гаврила Кремнев. Сначала он, выдавая себя за капитана, ездил с двумя сообщниками по Воронежской губернии и мутил народ, утверждая, будто прислан огласить указы об отмене подушных податей и набора в солдаты. Потом решил не мелочиться и провозгласил себя Петром. Одного своего «оруженосца» произвел в «генералы Румянцевы», другого – в «генералы Пушкины», собрал небольшую ватагу, но был изловлен. Естественно, драли кнутом, клеймили, загнали в вечную каторгу. Так же поступили с объявившем себя Петром армянином Асланбековым, беглыми солдатами Евдокимовым и Чернышовым, казаком Каменьщиковым, дерзнувшими тоже утверждать, будто они – Петры.
Таких «императоров» набралось десятка два. А то и гораздо больше. Время от времени объявлялись Иоанны Антоновичи, а однажды мелькнул даже... Алексей Петрович, да не один, а в компании с Петром II. Право слово, эпидемия какая-то...
Самое интересное, что и за границей объявились «Петры Федоровичи», целых три. Двое из них промелькнули по страницам истории бледными тенями, не оставив ни малейшего следа, а вот третий, некто Степан Малый, оказался гораздо активнее: его даже выбрали правителем Черногории. История известная и откровенно сюрреалистическая: какое-то время русские представители в Черногории не делали ни малейших попыток самозванца изобличить – поскольку на русский трон он не претендовал, а России важно было утвердить свое влияние на Балканах, потеснив турок. «Петру Федоровичу» даже вручили в подарок от императрицы русский военный мундир. Потом, правда, арестовали – что интересно, при полном нейтралитете черногорских «поданных». Под арестом Степан и умер – а чуть позже появился уже его двойник-самозванец...
