взбивала копытом солому и фыркала. «Наверно, это напоминает ей о Клипербуше», — подумала Эмма и поскорее спрятала сумку.
Она принялась расчёсывать Мисси гриву. Обычно кобыле это очень нравилось, но на этот раз она лишь беспокойно переступала с ноги на ногу и успокоилась, только когда Эмма вывела её к Альдо на выпас.
Тщательно обнюхав банты пасущейся рядом Миссисипи, мерин стал терпеливо вытягивать их зубами из её гривы.
Эмма и Долли наблюдали за этим, прислонившись к ограде выгона.
— Тебе не кажется, что без бантов она нравится Альдо намного больше? — заметила Эмма.
— Похоже на то, — с улыбкой ответила Долли.
Эмма умиротворённо вздохнула. Прищурившись, она смотрела на вечернее солнце, низко висевшее над деревьями.
— Теперь её точно никто у меня больше не отнимет, — пробормотала она.
— Нет, никто. — Долли сняла с забора улитку и посадила её в траву. — Хотя у меня тут до вчерашнего дня ещё были кой-какие сомнения.
— Это ещё почему? — Эмма испуганно поглядела на бабушку.
Долли потеребила мочку уха.
— Видишь ли, если быть точной, то Гансман был наследником Клипербуша только до тех пор, пока не продал нам Мисси. Если можно верить словам фрау Штрицель, то, продав нам кобылу, Гансман вдруг сразу перестал быть наследником. В таком случае был ли наш договор вообще действителен? Или Миссисипи на тот момент уже давным-давно принадлежала Обществу защиты животных?
— Ой, мамочки! — охнула Эмма.
— Не волнуйся! — улыбнулась Долли. — Я не хотела тебя напрасно беспокоить и попросила Кнапса, чтобы он справился за нас у адвоката. И адвокат сказал, что Мисси в любом случае принадлежит тебе. Теперь полегчало?
— Ещё как! — вздохнула Эмма.
И тут же её сердце снова забилось спокойнее.
— Ты знаешь, — сказала она, — когда я заплетала Мисси в гриву ленты, она совершенно разнервничалась. Может быть, ей не нравится, когда её так расфуфыривают?
— Это возможно. — Долли смотрела на пастбище, где Миссисипи с наслаждением каталась в траве. — Но она могла разволноваться ещё и по другой причине. Ведь чаще всего Клипербуш наряжал её как раз перед верховыми прогулками. Кто знает, а вдруг она не прочь снова проскакать по деревне.
— Ты так думаешь? — Эмма посмотрела на Миссисипи и Альдо. Они стояли бок о бок и тёрлись шеями.
Долли пожала плечами.
— А почему бы и нет? Вот уляжется вся эта суматоха вокруг завещания, и тебе стоило бы разочек попробовать. В верховой езде ведь самое главное, чтобы лошадь любила своего наездника. А каждый, кто хоть чуточку смыслит в животных, видит, что Мисси просто без ума от тебя. Стоит только посмотреть, с какой нежностью она всегда пожёвывает твои пуловеры.
Эмма рассмеялась.
— Верно. Но я поеду на Мисси, только если ей это тоже доставит удовольствие. Когда, ты говорила, будет оглашение завещания?
— Послезавтра, — ответила Долли. — И должна тебе сказать, что буду рада-радёшенька, когда вся эта нервотрёпка закончится.
— Я тоже, — тихо сказала Эмма.
— Зайдёшь со мной в дом? — спросила Долли. — Уже становится прохладно. Да и стемнеет, наверное, скоро. Можно разогреть остатки чудесного супа, который ты вчера сварила.
Эмма кивнула.
— Я только отведу лошадей в конюшню и сразу приду.
В конюшне всё ещё было тепло от вечернего солнца. Эмма завела Альдо и Мисси в их стойла, подсыпала в ясли немного овса и выудила из ведра Мисси барахтающегося в воде жука. Потом она открыла ящик с верховым снаряжением и тщательно начистила седло и упряжь.
Седло она повесила на дверь третьего стойла, теперь уже пустого. Здесь ей послышалось еле слышное мяуканье. В самом дальнем углу на соломе лежала белая кошечка. А рядом с нею — четверо крошечных котят, жадно сосавших её молоко.
Эмма осторожно подкралась поближе.
— Привет, Белянка, — прошептала она, опускаясь рядом с ними на колени. — Какие симпатичные детишки. И все так похожи на тебя.
Белянка посмотрела на неё и зевнула.
— Всё-таки ты выбрала не самый удачный день, — сказала Эмма. — За всей этой суматохой мы про тебя совершенно забыли. Но знаешь что? Я принесу тебе чего-нибудь пожевать и попить. Скоро вернусь.
С быстротой молнии она помчалась к дому. Небо уже начало темнеть, поднялся сильный ветер, и листья большого грецкого ореха шелестели так, словно над головой Эммы пролетала огромная стая птиц.
Долли стояла на кухне, одной рукой прижимая к уху телефонную трубку. В другой руке у неё была деревянная ложка, которой она помешивала сваренный Эммой суп.
— Альма, — как раз говорила она, — нам пора заканчивать, иначе у меня пригорит суп. Завтра дорасскажу.
— Долли! — Эмма перевела дыхание. — У Белянки котята родились.
— Ах ты, батюшки! — Долли сняла кастрюлю с плиты. — Ещё и это. Сколько же их?
— Четверо. — Эмма улыбнулась. — Вот хочу отнести ей чего-нибудь попить и поесть.
— Давай, отнеси, — сказала Долли. — Но поторопись, а то суп остынет. Боже мой, ну и денёк!
* * *
После того как они наконец сели вместе за стол, телефон звонил четыре раза. Но Долли не снимала трубку.
— Это не прекращается с тех пор, как я вошла в дом, — вздохнула она. — Лео и Макс рассказали дома о своих подвигах. Тут же позвонила их мать и просто повисла на телефоне, одолевая меня вопросами о том, рехнулись её отпрыски или в этой истории всё же есть хоть крупица правды. Не сомневаюсь, что после нашего разговора она сразу оповестила всех своих соседей. Так что слухи об операции «Аллигатор» разнесутся теперь по всему селу. А к завтрашнему утру в курсе событий будут и соседние деревни. Похищения, вымогательство — да в наших краях подобных приключений по меньшей мере лет тридцать не случалось. — Она засмеялась. — Чертовски любопытно, во что эта история превратится к завтрашнему дню. Скорее всего, окажется, что мы имели дело с целой бандой. Ну и без стрельбы, конечно, тоже не обошлось. А всё же знаешь, какая от этого практическая польза?
Эмма отрицательно покачала головой.
— Каждого, кто позвонит, я смогу заодно спросить, не нужен ли ему миленький котёночек для ловли мышей. Так от всех этих пересудов будет хоть что-то полезное. — Долли потянулась. — Ты сегодня ночью снова собираешься спать в конюшне?
— Конечно. Там уютно. И потом, вдруг Аллигатору придёт в голову ещё какая-нибудь подлость. Кто его знает.
В следующий раз Эмма встретила Аллигатора уже в городе, на оглашении завещания в окружном суде. Он сидел с поджатыми губами через три стула от неё, перед письменным столом чиновника судебной канцелярии, занимающегося исполнением завещания.
Пришла и госпожа
