Сказки немецких писателей - Новалис

с моими грехами я не хотел. Скрывшись в глуши, я хотел вымолить у неба прощение и только тогда приблизиться к людям, когда я все свои прегрешения, единственное, что я помнил ясно из своего прошлого, смою горючими слезами раскаяния.

Целый год я жил так в той пещере, где вы меня видели. Страстные молитвы исторгались часто из моей измученной души, иногда я даже думал, что выдержал испытание и добился милости божьей; но это был лишь сладостный обман редких мгновений, который быстро рассеивался.

И когда снова осень раскинула свои красочные цепи по горам и долинам, из леса зазвучали хорошо знакомые звуки, проникая в мое одиночество, им отзывались темные струны моего сердца; в глубине души я всё ещё боялся перезвона колоколов дальнего собора, когда в ясные воскресные утра они добирались до меня через горы, пытаясь найти во мне старое ласковое царство божье моего детства, которого больше не было.

Смотрите, в груди у человека царит чудесное и темное царство мыслей, там блистают хрусталь и рубин, окаменевшие цветы глубин одаряют странными и любопытными взглядами, звучат колдовские звуки, и ты не знаешь, откуда они приходят и куда уходят, красота земной жизни мерцает перед твоими чувствами, невидимые источники печальным журчаньем манят вдаль, и всё это тянет тебя вниз, вниз!

— Бедный Раймунд! — воскликнул рыцарь, который давно с глубоким волнением рассматривал чужеземца, погруженного в свой мечтательный рассказ.

— Ради бога, кто вы, откуда вы знаете мое имя? — воскликнул чужеземец и вскочил как громом пораженный.

— Боже мой, — ответил рыцарь, заключая дрожащего незнакомца с нежной любовью в свои объятия, — неужели ты нас совсем не узнаешь? Я твой старый товарищ по оружию, твой Убальдо, а это твоя Берта, которую ты тайно любил, которой ты после того прощального вечера в твоем замке помог сесть на коня. Конечно, время и многострадальная жизнь стерли с наших лиц свежие юные краски, и я узнал тебя только сейчас, когда ты начал свой рассказ. Я никогда не был в той местности, которую ты описываешь, и никогда не боролся с тобой на скале. Я сразу уехал в Палестину и воевал там многие годы, а после моего возвращения прекрасная Берта стала моей женой. Берта тоже не видела тебя после того прощального бала, и всё, что ты рассказал, только твои фантазии. Злое колдовство, пробуждаясь каждой осенью и вновь исчезая, мой бедный Раймунд, держит тебя в плену лживых выдумок долгие годы. Ты прожил месяцы, как дни. Никто не знал, когда я вернулся из земли обетованной, куда ты уехал, и мы думали, что мы тебя давно утратили.

Убальдо от радости не заметил, что его друг с каждым его словом всё сильнее дрожал. Пустыми, широко распахнутыми глазами смотрел он попеременно на обоих и узнал наконец друга юности и возлюбленную своей юности, на давно отцветшее, трогательное лицо которой огонь камина отбрасывал дрожащие отблески.

— Потеряно, всё потеряно! — воскликнул он, потрясенный, вырвался из объятий Убальдо и выбежал из замка.

«Да, всё потеряно, и моя любовь, и вся моя жизнь — только обман!» — говорил он сам себе всё время и бежал до тех пор, пока все огни в замке Убальдо исчезли за его спиной. Невольно он направился к своему собственному замку и оказался около него в час восхода солнца.

Это снова было светлое осеннее утро, как тогда, когда он много лет назад оставил замок, и воспоминания о том времени, и страдания о потерянном охватили его душу. Высокие липы на каменистом дворе замка всё так же шелестели, но и двор и весь замок лежали в полном запустении, и ветер врывался в разбитые окна.

Он вошел в сад. В нем всё было разрушено, только отдельные поздние цветы поблескивали в засохшей траве. На высоком стебле сидела птица и пела колдовскую песню, наполнявшую сердце бесконечной тоской. Это были те же звуки, что он слышал вчера мимолетно во время своего рассказа в замке Убальдо. Со страхом узнал он теперь и прекрасную золотисто-желтую птицу из зачарованного леса. Высоко в сводчатом окне замка слушал песню и смотрел в сад рыцарь, неподвижный, бледный, окровавленный. Это был Убальдо.

В ужасе отпрянул Раймунд от страшной картины. Вокруг светилось ясное утро. Вдруг внизу на стройном коне промчалась прекрасная волшебница, смеясь, в пышном блеске юной красоты. Серебряные паутинки летели за ней вслед, от драгоценной астры на её лбу падали длинные золотисто-зеленые лучи на луга.

Как безумный бросился Раймунд из сада за милым видением.

Странные песни птицы манили его за собой. Постепенно, чем дальше он шел, тем больше звучали в этой песне старые валторны, которые его когда-то околдовали.

Звучало всё это снова, — и, погруженный в свои безумные видения, ушел бедный Раймунд за песней в лес, и больше его никто и никогда не видел.

Кому доведется побывать в Швабии, пусть непременно заглянет в Шварцвальд, — но не ради леса, хотя такого несметного числа рослых, могучих елей в других местах, верно, и не сыщешь, а ради тамошних жителей, которые удивительно не похожи на всех прочих людей в округе. Они выше обычного роста, широки в плечах и обладают недюжинной силой, как будто живительный аромат, по утрам источаемый елями, с юных лет наделил их более свободным дыханием, более зорким взглядом и более твердым, хотя и суровым, духом, нежели обитателей речных долин и равнины. Не только ростом и сложением, но также обычаями своими и одеждой отличаются они от тех, кто живет за пределами этого горного края. Особенно нарядны жители баденского Шварцвальда: мужчины носят окладистую бороду, как она дана им природой, а их черные куртки, широченные сборчатые шаровары, красные чулки и островерхие шляпы с большими плоскими полями придают им вид слегка причудливый, зато внушительный и достойный. В тех местах большинство людей занимается стекольным промыслом, делают они также часы, которые расходятся по всему свету.

В другой части Шварцвальда живут люди того же племени, однако иное занятие