Сказки немецких писателей - Новалис

Сумерки застали меня в лесу. Небо изменилось, потемнело, под горами бушевала буря. «Мы не увидимся больше, если он не умрет!» — повторял я непрерывно и мчался, как будто меня гнали привидения.

Иногда мне казалось, что где-то в стороне я слышу в лесу стук копыт, но я боялся встречи с людьми и бежал от этих звуков, как только они начинали приближаться ко мне. Замок моей возлюбленной я видел вдали, когда всходил на вершины; снова пели валторны, как вчера вечером, в окнах сияли свечи, как мягкий лунный свет, и освещали таинственно ближние деревья и цветы, в то время как всё вокруг было отдано во власть буре и тьме.

Почти не владея собой, стал я взбираться на высокую скалу, рядом с которой мчался ревущий горный поток. Наверху я увидел темную фигуру человека, сидевшего на камне так тихо и неподвижно, как будто бы он сам был из камня. Разорванные тучи мчались по небу. Кроваво-красный месяц прорвался на мгновение в облаках — и я узнал моего друга, жениха моей возлюбленной.

Он вскочил, как только увидел меня, так быстро и резко, что я ужаснулся, а он схватился за меч. В бешенстве напал я на него и обхватил обеими руками. Мы боролись с ним до тех пор, пока я наконец не сбросил его со скалы в пропасть. Сразу воцарилась тишина, только сильнее шумел поток; казалось, вся моя прежняя жизнь погребена в этих крутящихся волнах и всё, что было, навсегда исчезло. Я поспешил прочь от этого ужасного места. Мне послышался как будто громкий отвратительный хохот с верхушки дерева и показалось, что я в смятении вновь вижу ту птицу, за которой я гонялся по лесу. Испуганный, загнанный и почти безумный, бросился я через чащу и стены сада к замку барышни. Изо всех сил дергал я засовы на закрытых воротах. «Открывай! — кричал я вне себя. — Открывай! Я убил моего закадычного друга! Ты теперь моя на земле и в аду!»

И тут открылись ворота, и барышня, прекраснее, чем когда-либо, упала с пламенными поцелуями в мои объятия, на мою истерзанную грудь. Я не буду говорить о великолепии покоев в замке, аромате чужеземных цветов и деревьев, среди которых пели прекраснейшие женщины, о волнах света и музыки, о бурном, невыразимом наслаждении, которое я испытывал в объятиях барышни.

Незнакомец внезапно вскочил. За окнами замка послышалось странное пение. Только отдельные строфы звучали как пропетые человеческим голосом, потом снова как бы звучали высокие звуки кларнета, который иногда ветер доносит с дальних гор, заставляя замирать сердце и быстро исчезая. «Успокойтесь, — сказал рыцарь, — мы к этому давно привыкли. Это колдовство, видимо, живет в ближних лесах, и осенью часто мы слышим эти звуки по ночам. Они исчезают так же быстро, как появляются, и мы из-за них не тревожимся». Однако в душе рыцаря поднималось непонятное волнение, с которым он тщетно пытался справиться. Звуки умолкли. Чужеземец сидел с отсутствующим видом, погруженный в глубокое раздумье. После долгого молчания он заговорил снова, но не так спокойно, как раньше:

— Я заметил, что барышня иногда бывала охвачена какой-то невольной тоской среди всего великолепия, особенно когда она смотрела из окон, как осень уходила со всех лугов и из лесов. Но после крепкого и здорового ночного сна её чудесное лицо, сад и все вокруг дышали утренней свежестью и новорожденной прелестью.

Только однажды, когда мы вместе стояли у окна, она была тише и печальнее, чем обычно. В саду зимняя буря играла с падающими листьями. Я видел, что она тайком вздрагивала, рассматривая побелевшие окрестности. Все её женщины нас покинули, песни валторн доносились сегодня издалека, а потом смолкли. Глаза моей возлюбленной утратили весь свой блеск и казались потухшими. За горы садилось солнце, освещая сад и долины неярким сиянием. Барышня обвила меня обеими руками и запела странную песню, которую я ни разу не слышал, а она наполнила весь дом бесконечно томительными аккордами. Я слушал в восхищении. Угасала заря, звуки уносили меня куда-то вдаль; против воли глаза мои закрылись, и я задремал.

Когда я проснулся, была уже ночь. Ярко светила луна. Моя возлюбленная спала рядом со мной на шелковом ложе. Удивленно я рассматривал её; моя возлюбленная была мертвенно-бледна, спутанные волосы в беспорядке окутывали её лицо и грудь. Всё вокруг лежало и стояло на тех же местах, что я видел, засыпая; мне показалось, что это было давным-давно. Я подошел к открытому окну. В саду всё изменилось.

Странно раскачивались деревья. У стены замка стояли неизвестные мужчины, которые, что-то бормоча и обсуждая, всё время одинаково наклонялись и двигались друг к другу, как будто плели какую-то пряжу. Я ничего не мог понять, но слышал, что они часто называли мое имя. Я повернулся к моей возлюбленной, её как раз ярко освещала луна. Мне показалось, что я вижу каменное изваяние, прекрасное, но холодное и неподвижное. На замершей её груди сверкали бриллианты, как глаза василиска, рот странно кривился.

Ужас, которого я никогда в жизни не испытывал, охватил меня. Я всё бросил и помчался через пустые залы, всё великолепие которых исчезло. Я вышел из дворца и невдалеке увидел тех неизвестных мужчин, которые вдруг прекратили свое занятие и стояли как вкопанные. В стороне у горы около одинокого пруда девушки в белоснежных одеждах пели чудесные песни и расстилали странную пряжу, чтобы отбелить её в лунных лучах. Это пение и эти девушки только усилили мой ужас, и я бросился прочь через садовые стены. По небу мчались тучи, деревья шумели мне вслед, а я бежал не переводя дыхания.

Постепенно ночь становилась теплее и тише; в кустах запели соловьи. Далеко внизу, у подножья гор, я услышал голоса, и давние забытые воспоминания как в полусне вернулись в мое выжженное сердце, и передо мной над горами занималась чудесная утренняя заря. «Что же это? Где я? — воскликнул я изумленно, не понимая, что со мной случилось. — Осень и зима прошли, на земле снова весна. Боже мой, где же я так долго был?»

Наконец я достиг вершины последней горы. Всходило яркое солнце. Радостная дрожь прокатилась по земле; реки и замки сверкали, люди спокойно и весело занимались своими обычными делами, как когда-то; бесчиссленные жаворонки звенели высоко в небе. Я упал на колени и горько оплакивал мою потерянную жизнь.

Я не понял тогда и не понимаю ещё и теперь, как всё это получилось, но вернуться в веселый и невинный мир