— Все замрите! — воскликнул фотограф. — Мистер Смит, мне нужно, чтобы вы зафиксировали позу, когда вобьете костыль.
Смит ударил молотком и замер.
— И… Замечательно! — закричал фотограф.
Но удар Смита оказался неточным, и Уилл заметил, что он лишь загнул верхушку костыля, а не вбил его.
— Вы слишком долго сидели за столом, Смит, — рассмеялся Ван Хорн.
— Давайте я все исправлю, — сказал ассистент, пытаясь вытащить костыль руками.
Подошедший Ван Хорн сделал это в один момент. Он взял молоток из рук Смита и резким ударом распрямил бесценный костыль, положив его на рельс.
— Окажите честь, Ван Хорн, — добродушно сказал Смит. — Никто не вложил столько сил в строительство этой дороги, как вы.
— Может, это и так, — сказал он, обводя глазами толпу, пока его взгляд не остановился на Уилле. — Но это дорога для нового поколения, которое будет ездить по ней, когда нас с вами уже не будет в этом мире. Мальчик, хочешь попробовать?
Уилл почувствовал, как все взоры обратились на него.
— Иди, иди, не бойся, — услышал он шепот отца и почувствовал его руку на своей спине. — У тебя получится.
— Да, сэр! — сказал Уилл.
Он был так взволнован, что его голос прозвучал гораздо громче, чем он предполагал. На ватных ногах он вышел вперед и взял серебряный молоток, протянутый ему Ван Хорном.
— Одну руку держи ближе к верхушке, — сказал ему железнодорожный магнат. — Держи крепко. Теперь подними на уровень плеч и не спускай с костыля взгляд.
Уилл увидел бриллианты, которыми была усыпана одна сторона, и шепотом прочел слово, образованное ими: «Крэйгеллах».
— Так я хочу назвать эту местность, — сказал Ван Хорн. — А теперь ударь по нему.
Уилл напряг мышцы и нанес удар. Он даже не успел понять, удалось ли ему забить костыль, пока не услышал восторженный гвалт толпы.
— Молодец, парень! — вскричал Ван Хорн. — Последний костыль!
— Ты закончил железную дорогу, Уилл, — сказал отец, похлопав его по спине.
— Да здравствует Тихоокеанская дорога! — крикнул Дональд Смит.
Локомотив компании, стоявший на рельсах, издал свист. Мужчины достали свои пистолеты и начали стрелять в воздух. Эхо раскатами прокатилось между покрытыми снегом склонами гор, подобно взрыву гигантской хлопушки.
Когда выстрелы стихли, Уилл уловил едва слышный рокот. Он с тревогой взглянул на отца. Джеймс Эверетт, приложив руку ко лбу, посмотрел на вершину горы. Уилл увидел, как от ровной, идеально белой массы снега медленно отделился кусок с неровными краями, который начал соскальзывать вниз. Вокруг него поднялось белое облако, напомнившее гребень волны, который постепенно увеличивался в своем движении вниз.
— Лавина! — вскричал Джеймс Эверетт, показывая туда, откуда неслось снежное облако.
Началось светопреставление. Люди старались укрыться, глядя на снежную массу и силясь представить, куда она может обрушиться. Кто-то кричал: «Только не сюда!», «Лезь на дерево!» или «Прижмись к скале!» Визерс схватил свой фотоаппарат и треногу и поспешил за официальными лицами в сторону паровоза.
— Поехали! Дайте задний ход! — кричал Ван Хорн. — Люди, прячьтесь под навесы!
— Сюда! — на бегу воскликнул отец Уилла.
Уилл знал, что навесы должны защищать железную дорогу от снега, пока состав едет в гору, но выдержат ли они натиск лавины? Шум, подобный раскатам грома, нарастал. Мальчик побежал за отцом, споткнулся и упал ничком. Все из-за этих проклятых шнурков! Он попытался встать, но носок одного из ботинок оказался зажатым под рельсовой прокладкой. Боль как огнем обожгла лодыжку.
— Папа! — позвал он.
— Ты сломал ногу? — обернулся отец.
— Кажется, нет, но она зажата. — Уилл постарался высвободить ее, но каждое движение только усиливало боль.
Земля начала дрожать.
— Черт с ним, с этим ботинком! Развяжи шнурок и вытащи ногу!
Уилл видел, что отец посмотрел на снег, потом на ботинок и быстро развязал шнурок.
— Уже рядом… Высвобождай ногу! — Подавив стон, Уилл вытащил ногу из ботинка, и отец помог ему подняться. — Обопрись на меня.
Невдалеке Уилл заметил мужчину, склонившегося над рельсами и пытавшегося вытащить костыль при помощи лома. В следующее мгновение Уилл взглянул вверх и понял, что они опоздали. Его глаза встретились с глазами отца.
— Прости меня, — только и успел выдохнуть он, перед тем как их накрыл ледяной ветер.
— Старайся держаться наверху! — Отец пытался перекричать шум ветра. — Плыви!
Отец исчез в метели, и Уилл продолжил бежать вслепую, позабыв о боли в ноге. Земля казалась ему белым ковром, который уходил у него из-под ног. Его шатало, но он понимал, что, упав, обречет себя на верную гибель. Он бросался всем телом вперед, пытаясь пробиться сквозь бушующее море снега. Снежные волны толкали и били его с невероятной силой. Ему было не до страха, нужно было лишь карабкаться по-звериному, стараясь оказаться наверху. Он опускался вниз, продирался сквозь снежную толщу опять наверх, чтобы глотнуть воздуха, а затем лавина вновь уносила его.
Что-то длинное и тонкое пролетело над ним, едва не сорвав ему голову, и он догадался, что это был перекрученный кусок стального рельса. Справа от себя он на мгновение увидел размытый образ отца, проплывший рядом, прежде чем исчезнуть вновь. Уилл попытался ухватиться за ветви дерева, засыпанного снегом, но его утащило дальше. Он понял, что его несет к редкому лесу на краю обрыва. Вдруг прямо перед ним опять замелькали ветки, и на сей раз он сумел ухватиться. Сила снежного потока продолжала нести его тело, но он вцепился в дерево, хотя снег покрывал его с головой и забивался в ноздри. Он почти задохнулся.
И вдруг все стихло. Уилл продолжал одной рукой держаться за ветку, а свободной пытался очистить лицо. Снег за воротом рубашки начал таять, сползая по спине и груди. Он поднял руку как можно выше, чтобы высвободиться, и увидел над собой кусочек неба, радостно вдохнув. Уилл медленно очистился от снега и устроился в ветках дерева. Не переставая дрожать от пережитого, он с удивлением рассматривал изменения, произошедшие в пейзаже. Некоторые деревья были вырваны с корнем, а толщина снега достигала двадцати футов. Все было вверх дном: повсюду торчали ветки, стальные рельсы и деревянные крепления — но снова светило солнце, а птицы уже возобновили свой щебет. Не было видно ни путей, ни навесов, защищавших их от снега. Уилл вспомнил о лежавшем в кармане облепленной снегом куртки альбоме. Наверное, карандашные линии уже расплылись на мокрой бумаге.
С деревьев доносился звук, которого Уилл никогда раньше не слышал: будто стук звериных копыт сливался в своеобразный траурный вздох.
— Уилл, ты в порядке? — На расстоянии двадцати ярдов [3] от него, тоже ухватившись за дерево, держался его отец.
— Я в порядке.
— Я сейчас дойду до тебя.
И тут оба они заметили золотой костыль, торчавший из сугроба чуть выше них по склону. Обернувшись на скрип веток, Уилл увидел занесенного снегом человека, державшегося за стоявшее рядом дерево. Из-за повязанного вокруг его лица шарфа видны были только его глаза.
— Порядок? — спросил его отец.
Человек не ответил и только поднял руку. Уилл увидел, что глаза его прикованы к золотому костылю.
— Помогите, — раздался приглушенный крик.
Он доносился снизу, где не более чем в сорока футах от дерева, на котором устроился Уилл, начинался обрыв, на дне которого по камням бурлила горная река. Скосив глаза, Уилл увидел, что на самом краю, ухватившись за тонкую длинную ветку сосны, лежал Корнелиус Ван Хорн. Его ноги свисали над обрывом.
— Держитесь крепче, сэр! — крикнул отец. — Я иду. Он обратился к мужчине в шарфе:
— Помоги!
Однако тот не ответил и не сдвинулся с места. С деревьев опять раздались странные звуки.
— Что это? — спросил Уилл, но инстинктивно уже догадался.
— Ветка долго не выдержит! — крикнул Ван Хорн с удивительным спокойствием.
