Да вы шутите! За
пятьдесят фунтов я бы, может, еще и согласился отвернуться на минутку, пока вы попытаетесь пробраться в задний ряд. За места в первых рядах кое-кто заплатил по сотне. Нет, ну надо же –
фунт! Это просто оскорбительно. Вон отсюда, пока я еще добрый.
Если бы охранник принял взятку, Бобу и Джоан пришлось бы возвращаться домой пешком – денег на автобус у них бы уже не осталось. При мысли об этом Бобу стало стыдно.
– Нехорошо грубить старшим, молодой человек, – вмешалась Джоан. – Лучше скажите мне, что тут делают все эти люди, если никто больше не может попасть внутрь?
– Это свидетели, – ответил охранник и отвернулся, чтобы преградить дорогу кому-то еще.
Джоан потянула Боба за рукав и прошептала:
– Наверняка эти ученые тоже здесь… ну, эти, из газеты… те, которые собирались его защищать…
Боб развернул страницу, вырванную из газеты.
– Тут не сказано, как их зовут, – нахмурился он.
– Все равно попробуем их разыскать! – сказала Джоан с надеждой.
Люди в коридоре громко пререкались и потрясали газетами, чертежами и даже пластиковыми моделями черепов и костей.
Потом дверь открылась, и пристав выкрикнул:
– Господни Кельвин Трюм! Для дачи показаний приглашается господин Кельвин Трюм!
Один из свидетелей встал и прошел в зал.
– Наверно, суд начался, – заметил Боб.
Они с Джоан незаметно подсели к одной из самых шумных компаний и стали слушать, о чем идет спор.
– …а вокруг – сплошные крысы! Тысячи крыс!
– …разносчики чумы…
– …ассистентка клянется, что слышала сама, как он говорит «спасибо!» Ну так и что, спрашивается…
Боб и Джоан переглянулись.
– …рефлекторная вокализация…
– …изучение голосового тракта попугаев…
– …необъяснимое пристрастие к карандашам…
Боб крепко стиснул руку жены.
– …разумеется, исход предрешен. Его усыпят в любом случае…
– «Бич правды»…
– …насколько я слышал, он спит, свернувшись крохотным…
Боб не выдержал и вскочил на ноги. Джоан тоже встала, и вдвоем они принялись мерить шагами коридор.
Дверь снова открылась. Пристав выглянул и крикнул:
– Господин Гордон Харкнесс! Для дачи свидетельских показаний приглашается господин Гордон Харкнесс!
Никто не откликнулся.
– Господин Гордон Харкнесс, прошу вас!
И тут Боба осенило. Он предупреждающе сжал руку Джоан и прокричал:
– Ох, простите! Не сразу вас услышал! Это я! Я – Гордон Харкнесс!
– Что ты творишь? – прошипела Джоан.
– Надо как-то попасть внутрь! – шепнул он в ответ. – Другого способа нет!
– Пройдите сюда, пожалуйста, – пригласил его пристав.
Боб потянул жену за руку. Джоан замерла на месте: она испугалась, что сейчас его арестуют за ложные показания – и тогда будет совсем беда. Но Боб держался так уверенно и бесстрашно!
– Это моя жена, госпожа Харкнесс, – сообщил он приставу. – Она тоже свидетельница. Дать показания без нее я не смогу. Так что она тоже должна пойти со мной.
– Ее нет в списке, – возразил пристав.
– Это потому, что ее не было дома, когда приходили составлять список. Она гостила у племянницы. Но теперь вернулась, и ей тоже есть что сказать.
– Вон оно что! Ну ладно, пусть идет с вами. Хотя толку-то…
И пристав распахнул перед ними дверь в зал суда.
Пока Боб и Джоан шагали по проходу к свидетельской трибуне, по переполненному залу катился ропот удивления. Джоан нервно огляделась вокруг и увидела судью в парике и красной мантии, ряды судейских – тоже в париках и мантиях, только черных, и, как ей показалось, несколько сотен зрителей, теснившихся на скамьях и толпившихся в задней части зала. Чтобы не затрястись от ужаса, Джоан начала считать. Она сосчитала сидящих и умножила на сто, потом сосчитала стоящих и умножила на пятьдесят, а потом сложила и узнала, на сколько разбогател сегодня судебный пристав.
Как только Боб и Джоан поднялись на трибуну, один из судейских встал, сжимая в кулаках отвороты мантии, и вопросил:
– Вы – мистер Гордон Харкнесс, лектор по сравнительной анатомии?
– Нет, – сказал Боб. – Я – Боб Джонс, сапожник. А это – моя жена Джоан, она прачка.
– Тогда что вы тут делаете?
– Мне пришлось назваться чужим именем, – продолжал Боб, – потому что иначе нас не впускали. У нас есть важные сведения об этом так называемом Чудовище, и вы должны нас выслушать.
Толпа загудела от волнения и любопытства. Судейские стали передавать друг другу какие-то записки, репортеры торопливо строчили в блокнотах, а зрители заговорили все разом, тыча пальцами в Боба и Джоан, вскакивая с мест и вытягивая шеи, чтобы лучше видеть.
– Тишина в зале! – гаркнул судья. – Соблюдайте порядок, иначе я распоряжусь очистить помещение.
Все мгновенно умолкли.
– А теперь, мистер Джонс, – продолжал судья, – если это и есть ваше настоящее имя, будьте так добры объясниться. Это дело нешуточное.
– Понимаю, ваша честь, – кивнул Боб. – Видите ли, мы считаем, что это Чудовище – на самом деле никакое не чудовище. Это просто маленький мальчик. Его зовут Роджер. Все, что вам нужно, – это просто привести его сюда, и пускай все на него посмотрят. И если окажется, что это и вправду он, мы заберем его домой, и делу конец.
– Этот Роджер – ваш родственник? – спросил судья. – Сын, внук?
– Ну… нет.
– Тогда какое вы к нему имеете отношение?
– Просто он постучался к нам в дверь однажды вечером, и мы его впустили, – объяснил Боб.
– Вы не пытались выяснить, откуда он пришел?
– Пытались.
– И что он вам сказал?
– Он сказал, что раньше был крысой, – вздохнул Боб.
Судья прожег его свирепым взглядом, но Джоан поспешно подтвердила:
– Так все и было, ваша честь.
Не менее свирепый взгляд достался и ей, а в зале послышался шепотки. Кто-то засмеялся. Судья ударил молотком, требуя тишины.
– Ну и как вы поступили дальше с этим ребенком? – спросил он.
– Мы водили его в полицию, в больницу, в Городской Совет. Но от него везде отказались. Тогда мы отправили его в школу, но там его просто-напросто избили. А потом нас посетил один джентльмен, представившийся королевским философом, и забрал Роджера для каких-то, как он выразился, испытаний. Видимо, он напугал мальчика, потому что тот от него сбежал. С тех пор мы все время его искали и несколько раз даже чуть не нашли. Но всякий раз что-то случалось, и он убегал снова. Он хороший, добрый парнишка, только очень доверчивый. И когда мы услышали весь этот вздор насчет Чудовища, мы подумали, что надо прийти и все рассказать, чтобы его не истребили по ошибке.
– Понятно, – сказал судья. – А королевский философ у нас должен давать показания?
