Анатолий Куликов
ТЯЖЁЛЫЕ ЗВЁЗДЫ
Я родился 4 сентября 1946 года. Для кого-то это просто некое число в календаре, имеющее значение разве что для меня самого и моих близких. Но для людей того времени и факт моего появления на свет, и дата, и счастливое лицо моей матери имели особый смысл: это отец вернулся с войны!..
Когда много лет спустя, отчасти в шутку, а отчасти всерьез, я возьмусь за эскиз нашего фамильного герба, который мог бы отразить историю и дух моей большой семьи, первым я нарисую силуэт вздыбленной лошади. Это символ наших крестьянских корней. Символ энергии, которой всегда хватало и на тягловую, изо всех сил работу, и на тягу к свободе, и на движение вперед — постоянное, ровное, сильное. Очертания крепости подчеркивают не только прочность нашего дома, но и потребность всегда в него возвращаться — хоть с победами, хоть с бедой.
Стоило прожить жизнь, чтобы понять, как созидательна детская память. Тот дом, с которым связаны мои первые впечатления: саманный дом с мазаными, из той же глины, полами — казался мне большим и высоким. Но ровно шесть шагов в длину и шесть в ширину было в нем, когда закончилась моя юность.
Конечно, создавался этот герб не из тщеславия. Я далек от желания романтизировать или героизировать историю своего рода или приписывать ему несуществующие титулы и регалии. Знание своих корней всегда идет на пользу человеку. Понимаешь, что в череде сменяющих друг друга поколений тебе самому отведена лишь мимолетная роль.
Вот уже полтора века мы — ставропольские крестьяне. Можно уверенно говорить о том, что мои предки появились в этих местах после 1861 года, когда было отменено крепостное право, а тысячи крестьян Полтавской, Черниговской и Воронежской губерний после обретения свободы были расселены на пустующих степных землях южной России. Расселены так, чтобы в соответствии с реформой императора Александра Второго обжить тылы Кавказской линии.
Сама Кавказская линия, состоявшая из казачьих станиц и армейских гарнизонов, была достаточно укреплена и играла важную роль в противостоянии с горцами. Раскинувшиеся позади нее на сотни верст обширные степи — степи калмыков и ногайцев — мало кому могли показаться дружелюбными. Исторические хроники тех лет упоминают набеги степняков, кражу скота, моровые поветрия и скудость прилегавшей к озеру Маныч земли, где стойбища кочевников соседствовали с крестьянскими селами, а урожайный год почти всегда чередовался с голодным.
Село Митрофановское, откуда были родом мои отец и мать, по описанию инспектора народных училищ А. Твалчрелидзе (в книге «Ставропольская губерния») в конце XIX века насчитывало около 3000 жителей, 287 лошадей, 2875 голов крупного рогатого скота, 15 ветряных мельниц, 2 овчиннодельных завода, маслобойню, церковь в честь святого Митрофана и одного волостного фельдшера. Отсутствие каких-либо учебных заведений в селе автор объяснял бедностью и «индифферентным отношением» местных жителей к просвещению.
Мое пристальное внимание к истории этого села объясняется желанием определить место и время действия некоторых персонажей моей книги. К тому же, пока добросовестное исследование упомянутого мной Твалчрелидзе года четыре тому назад ни попало в мои руки, я мог только предполагать, где находятся истоки нашего рода. Понятно, что об Украине вспоминали в песнях и поговорках. Оттуда наш язык — причудливая смесь русского и украинского. Оттуда украинские фамилии моих предков. Из уст в уста передавались рассказы о зловещем «панстве» — о том, как грудным молоком крепостных крестьянок помещики выкармливали борзых щенят на своих псарнях.
Здесь, на Ставрополье, эти рассказы превращались в предания, а переселенцы сами становились хозяевами, учились ценить самостоятельный и свободный труд.
Но странное чувство забытого родства я ощутил однажды, оказавшись во время военных учений в Черниговской области. На топографической карте, разложенной на штабном столе, я увидел вдруг знакомые мне названия — Митрофановское, Воздвиженское, Вознесеновское. Будто двойники нынешних ставропольских сел, располагались эти черниговские села также неподалеку друг от друга и служили мне напоминанием: где-то здесь, совсем неподалеку, чуть больше века тому назад запрягли лошадей в телеги и начали путь на Северный Кавказ родоначальники моей фамилии.
Все мужчины в нашей семье, помимо крестьянских забот, знали и солдатский труд. Мой дед по отцу, Павел Андреевич Куликов, участвовал в русско-японской войне и умер от ран в пятигорском госпитале в 1915 году. Мой дедушка по матери, Гаврила Никитич Супрунов, служил в старой русской армии, в лейб-гвардии Семеновском полку. Был военным музыкантом: играл на кларнете.
Когда его еще только провожали на службу, в соседском дворе только-только училась ходить маленькая девочка. Все шутили: «Гаврила, гляди — твоя будущая жена… Подрастет, пока ты будешь служить в армии». Через 16 лет, когда он вернулся из Санкт-Петербурга, за изгородью шла по двору красивая молодая девушка. «Кто такая?», — спросил он удивленно. «Так это же Секлета, — засмеялись все вокруг, — твоя невеста! Ты что, забыл?..»
На самом деле вышло так, что они поженились. Эта Секлета и стала моей бабушкой. О ней мало кто помнит. Пожила она, к сожалению, недолго, но успела родить трех детей: Дмитрия, Марию — мою маму, и Георгия. Этот Георгий, которого все звали Егором, тоже получился отменным музыкантом. На пару со своим отцом, моим дедом, они играли: один на кларнете, другой на баяне — на всех деревенских праздниках. Солдатская судьба Егора Гавриловича сложилась трагически. 23 июня 1941 года у него родилась дочь Вера, моя двоюродная сестра. Он только и успел взглянуть на нее, а уже на следующий день отправился воевать. Был пехотинцем. Мой отец рассказывал, что в 1942 году случайно встретил Егора на марше, но в 1943 году он пропал без вести. Как раз в тот период, когда на Кавказе шли тяжелые бои под Туапсе.
Мой отец, Сергей Павлович Куликов, всю Великую Отечественную войну прошел рядовым солдатом. Служил водителем автотягача на одной из батарей 47-й истребительно-противотанковой артиллерийской бригады. На самом переднем крае. Был дважды ранен в бою. Начал войну в 1941 году, а закончил в 1945 году, в Берлине.
* * *
Отцовская судьба — это судьба сильного, терпеливого и доброго человека.
Оставшись без отца десятилетним мальчиком (Павел Андреевич Куликов умер в Пятигорском госпитале военных инвалидов в 1915 году), он с детства был вынужден зарабатывать на жизнь собственными руками. Довольно рано — девятнадцати лет — женился на моей маме. В конце двадцатых или начале тридцатых годов окончил водительские курсы в станице Григорополисской и подался в Калмыкию, в батраки. Уже была семья: один за другим родились четверо сыновей — Тимофей, Федор, Мефодий, Василий. Мефодий умер еще в детстве, но тем не менее это была большая семья, которую нужно было кормить и одевать.
