Наталия Гончарова. Михаил Ларионов - Илья Михайлович Зданевич

Судьба русского искусства странна, как и судьба самой России.

Замедленная в развитии, вследствие нашествий кочевников, великая северная страна, тем не менее, уже в XII веке начинает создавать свой стиль под влиянием Византийских и грузино-армянских образцов.

Монгольское иго открыло пути различным восточным течениям, смешавшимся с прежними. Из этих то элементов и выросло русское национальное искусство. Возникает расцвет городов, города становятся центрами обмена художественными вкусами, распространяя их на внегородское население. Конец XIV века, время жизни Андрея Рублева – время возмужания русского искусства.

Мы не будем говорить о дальнейшем ходе его развития. Нам лишь нужно упомянуть, что на рубеже XVII и XVIII веков в России произошла реформа Петра I, имевшая пагубные последствия для этого искусства (и не для всей ли России вообще), настолько пагубные, что их почти вовсе не удалось преодолеть за все последующее время и, неизвестно, когда удастся уничтожить окончательно.

Правда в XVII веке русское искусство вошло в полосу усложненности, западное влияние возрастало, но единство России в области духовной жизни было прежним, города играли ту же роль, мастерство утеряно не было, и, несмотря на попытки последних лет связать до-петровскую Россию с после-петровской и уверить, что в искусстве городов произошла лишь эволюция, а не коренная реформа, пропасть, лежащая между XVII и XVIII веками, никогда не заполнится.

Последствие реформы Петра Первого заключалось в том, что Россия раскололась на двое – на город и деревню.

Города, правильнее служилый и состоятельный класс их, – зажили новыми интересами, занесенными из Европы, а деревня, несмотря на все, осталась верной самой себе, идеям и вкусам допетровского национального искусства, а если что и воспринимала извне, то совершенно перерабатывала и приобщала к своему стилю. Таким образом возникло двое искусств: одно городское, официально поддерживаемое, основой которого были иноземные влияния и которое, благодаря эластичности русского гения, получило большое распространение, другое народное, городу и не нужное и не известное, которое, будучи предоставленным самому себе и вытесняемым искусством городским, тем не менее не захирело и продолжало давать прекрасные плоды.

Выше-сказанное позволит нам определить истинный характер русского городского искусства двух последних веков и то, почему иноземное влияние, сыграло положительную роль для поэзии, достигшей в середине XIX столетия своего апогея в лице поэта Тютчева, но не дало ничего живописи, ибо за все это время, строго говоря, не было, кроме Александра Иванова, ни одного живописца, стоящего упоминания.

Ведь одновременно в Европе поэзия достигла большой высоты – и во Франции и в Англии и в Германии, тогда как живопись редко подымалась над посредственностью. Выло у кого учиться русским горожанам – они давали многое, не было – они почти ничего не давали. Этим самым мы вовсе не хотим сказать, что русский мастер неспособен к самостоятельному творчеству, но такое положение было вполне естественным для людей, оторванных от родной почвы и отягощенных наносными элементами. Однако, в прошлом веке, городское искусство пыталось не раз начать возврат, т. е. хотело приобщиться к деревне и почерпнуть у нее сил. Но предварительно заметим, что русская деревня значительно культурней русского города. Правда, город средоточие внешней цивилизации и умственных сил страны, но если говорить о культуре, как самобытном духовном богатстве, ее больше в деревне и доказательство этого в том, что деревенское искусство стояло выше городского и стоит вот уже два века. Отсюда ясно, чем должны были кончатся эти попытки. Они заранее обрекались на неудачу, ибо деревенское искусство основано на традиции и мастерстве, а у городских художников не было ни мастерства, ни художественной культуры, да этим и не откуда было взяться.

Такой попыткой, например, было во второй половине прошлого века т. и. передвижничество, начавшееся с реакции против академизма, но кончившее потерей даже тех крох, которыми обладала Академия. Идеологом этого направления был В. Стасов, который восторгался всяким народным произведением, ценил всякую мелочь, вышедшую из рук кустаря до возведения в перл создания и одновременно поощрял передвижничество, не замечая, какая пропасть между тем и другим. Однако, время от времени возобновляющиеся попытки в конце концов должны были привести к известным результатам. Особенно быстро дело двинулось вперед за вторую половину XIX столетия (не без помощи вышеназванного передвижничества). Главную роль, громадную и положительную, в этом росте культуры городов, столь оказавшемся благотворным для чистого искусства и его расцвета, сыграли те умственные течения России 60 и 70 годов, которые именно яро отрицали всякое самодовлеющее искусство и прославляли утилитаризм. Постепенно создавалась обстановка, которая могла позволить русским мастерам, преодолеть двухвековую косность, начать возвеличивать родную живопись. Нужны были еще некоторые побудители, чтобы разбить последние стены.

Этими побудителями явились французские живописцы конца века. Влияние их было велико и пошло по двум направлениям. С одной стороны, разбудив силы русского художника, – оно дало ему недостающие знания и позволило понять великие достоинства произведений народных и до-петровской эпохи, сделав, тем самым, возможным возврат к национальному мастерству, а с другой стороны французы позволили русскому горожанину, поднявшись в своем уровне, перенести их принципы на русскую почву и придав им своеобразную окраску, их разрабатывать и двинуть вперед, создавая школу знания.

Первыми воплотителями этих возможностей явились Наталия Гончарова и Михаил Ларионов, о которых мы и будем говорить. Их искусства, по основам различные соприкасаются многими сторонами и как бы взаимно дополняются. С другой стороны, они заслуживают величайшего внимания, как яркие и первые выразители того художественного течения, которому, повидимому, суждено совершить переворот в судьбах русской живописи.

II

Говоря правду, мы затрудняемся писать биографию Гончаровой. Ее искусство необычайно богато, а внешняя жизнь бедна, так бедна, что мало какие факты можно назвать кроме рождения и выставок. Однако пришлось бы олень много и долго писать и говорить, чтобы обрисовать эту женщину. Нужно было говорить о русской культуре вообще, о свойстве русской души, о духе Москвы и русской деревни и многое иное. И не потому что Гончарова результат известных влияний, так сказать их сумма, – нет, она внесла множество своего, она из тех, которые более создают историческую обстановку чем создаются ею, но она же явление глубоко русское и неразрывно связанное с русской культурой, один из лучших представителей русского гения, такого сложного, и для полного понимания ее нужно знать условия, в которых она действует.

Мы от этого вынуждены отказаться, ибо наша задача очень скромна. К